— Я всё перерыл, но ничего не нашёл, — объявил Джон, спустя долгое время выходя на палубу. — Может, ты, Адель, посмотришь свежим глазом?
— А какая она? — спросила Адель.
— Не знаю, — ответил морж. — Никто из моих знакомых её не видел. Но, если нам её покажут, каждый из нас её узнает.
Адель вошла в каюту дона Педро с волнением, ясно сознавая всю ответственность. Если она не разыщет стрелку, то им так и не удастся сняться с якоря, пока туман не рассеется. А за это время их могут разыскать люди дона Педро и захватить люгер.
С первого взгляда было видно, что здесь производился обыск. Ящики выдвинуты, дверцы шкафов открыты, а вещи, в образцовом порядке лежавшие здесь при их владельце, были приведены в полнейший хаос. Адель добросовестно осмотрела все полки, уложив в них вещи поаккуратнее, пересмотрела содержимое ящиков и постаралась не оставить после себя сильный беспорядок. Как-будто бы больше нечего было осматривать. На столе были лишь карты и кое-какие непонятные навигационные приборы.
— Как успехи? — спросила Джон и по лицу девушки понял ответ. — Вот и у меня так же. На всякий случай я обыскал каюту сеньора Хосе и кают-компанию, но ничего не нашёл. Я на это и не надеялся, ведь ясно, что дон Педро никому не доверит такое сокровище, но зато совесть у меня теперь спокойна. Пойдём к нашему пациенту.
Адель боялась, что в тумане нечаянно наступит на моржа, поэтому двигалась мелкими осторожными шажками. Морж, как и прежде, лежал вдоль борта.
— Нашли? — спросил он.
— Наверное, дон Педро забрал её с собой, — предположил Джон. — Здесь её нет.
— Она здесь, — уверенно сказал морж.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Адель.
— Эта стрелка звонит, — объяснил морж. — Вы, люди, её не слышите, а мы, морские звери, улавливаем тихий нежный звон. По этому звуку мы и определяем, на каком судне она находится.
— Наверное, дон Педро её запрятал туда, где её никому и в голову не придёт искать. Может она быть поставлена вместо часовой стрелки? Да здесь и часов-то нет.
Адель осенило.
— Скорее всего она в компасе, — уверенно сказала она.
Джон разыскал все компасы и показал моржу, но тот лишь фыркал в ответ.
— Однажды я прочитала, что самое надёжное место для хранения какой-то вещи то, которое на виду. Все начинают шарить в тайниках, а того, что под самым носом не замечают.
— Пойдём, поищем ещё, — предложил Джон.
В каюте не было никаких мест, где мог лежать какой-то предмет и при этом не бросаться в глаза. Таких предметов и было-то совсем немного, потому что при качке их всё равно пришлось бы убрать.
— Да, в любой гостиной на суше полным-полно мелких и крупных предметов, среди которых могла бы затеряться стрелка, а здесь их не найдёшь, — сдалась Адель.
Моряк пристально разглядывал каюту и в задумчивости тёр жёсткую щетину на щеке.
— Не растёт у меня борода, — ни с того, ни с сего пожаловался он. — У других бороды — загляденье, а я хожу вроде морского ежа. Самому противно.
— Почему же ты не бреешься, Джон? — спросила Адель, садясь за стол и принимаясь рассеянно перебирать предметы в ящиках.
— Как же можно бриться в море? — удивился Джон. — Этак такое волнение поднимется, что и бывалому моряку станет тошно. Бритьё как раз ожесточает морские волны. И зубы чистить нельзя, иначе настроишь против себя Нептуна.
— Никогда не думала, что моряку надо так много знать. Наверное, мне никогда не привыкнуть к морской жизни. На суше таких примет нет.
— На суше есть приметы, о которых моряк может не думать, — засмеялся Джон.
Адель пожала плечами. Она не была суеверна и была убеждена, что только моряки способны выдумывать странные, противоречащие здравому смыслу приметы.
— Наши приметы подходят любому человеку, — сказала она, — будь то моряк или житель суши. У нас считается дурной приметой, если разобьется зеркало. Но и у вас есть зеркала. Многие не держат в доме треснувшей посуды.
Джон хитро прищурился.
— А вспомни священника и чёрного кота. Ни того, ни другого лучше не встречать на своём пути. А у нас в море их не встретишь.
— Зато у вас есть Летучий Голландец, — напомнила девушка.
Джон решил было доказать своей собеседнице, что у сухопутных крыс суеверий не меньше, чем у моряков, но переменил намерение на обратное.
— Да, у нас, моряков, очень много примет, — важно согласился он. — Вам, жителям суши, их все даже не запомнить. Нам нельзя переименовывать корабли, выходить в море в пятницу…
— У нас считается плохим знаком, если встретишь человека с пустым ведром, — попыталась Адель поддержать честь сухопутного человека.
— У нас тоже есть полные и пустые вёдра. А ещё у нас не приветствуются юбки. Они вызывают встречный ветер или штиль, а также приносят раздоры и убийства. А у вас женское общество очень даже приветствуется.
Адель не могла припомнить ничего, что не могло быть применено и на корабле, а Джон, как назло, продолжал:
— А знаешь ли ты, что если ветер встречный, то его нельзя "пришивать".
— Как это?
— А то, что даже парусный мастер в это время отдыхает, а к иголкам и ниткам никто и не прикоснётся. Кроме того, у нас считается большим грехом выбросить за борт кошку или собаку. Это привлекает несчастье. А вы преспокойно выгоняете животных из дома. А если бы ты знала, как мы можем вызвать ветер в штиль, то ты не стала бы даже упоминать про ваши жалкие приметы. Да, Адель, ты совершенно права: морское дело — одно из самых сложных на свете и не каждый в силах его освоить.
Он с такой потешной торжественностью произнёс последние слова, что девушка неудержимо рассмеялась.
— Осторожнее, Адель, лампу не урони, — предупредил Джон. — А лампа знатная, с какими-то красивыми висячими финтифлюшками…
Одна и та же мысль пришла к ним одновременно.
— Посмотрим… — забормотал моряк. — По виду ничто не напоминает стрелку, но… — Голос его стал похож на голос фокусника. — Но если повернуть этого дельфина другой стороной, то мы видим стрелку. Сейчас её вытащу. Вот она в своём собственном виде. Даже у нашего гостя можно не спрашивать, та ли это стрелка, но мы всё равно его спросим.
Морж подтвердил, что стрелка та самая, которую они ищут.
— Она звенит, — пояснил он.
Адель то держала стрелку возле уха, то прижимала к самому уху, но никакого звона не слышала. Слух Джона тоже оказался хуже, чем у морского зверя.
— И как же этой стрелкой пользоваться? — спросил моряк.
— Этого я не знаю, — ответил морж.
Джон принялся размышлять:
— Если это стрелка, то она должна показывать в нужную сторону, а мы — туда плыть. У меня в руке она не может повернуться туда, куда ей хочется, значит, ей требуется свобода. Выпусти её сейчас из рук — и она упадёт на палубу, как это в обычае у всех предметов, лишившихся опоры. Значит. Выход один. Какой?
Морж задремал под рассуждения моряка, а девушка, потерявшаяся в обилии доводов, не нашлась, что сказать.
— Мы должны привязать совсем тонкую бечёвку или толстую нить к стрелке, воспользовавшись вот этим отверстием. Ступай, матрос Иван, в каюту капитана и поищи там нить, да не посмей приложиться к бутылке.
И Джон пошёл выполнять свой приказ. Вернулся он, держа нитку за один конец, а на другом висела стрелка. Она не крутилась, как делала бы обыкновенная стрелка, а показывала строго в одну сторону.
— Вот и отлично! — радовался Джон. — По-моему, нам надо положиться на эту замечательную стрелку, поставить нижние паруса, чтобы не особенно спешить, и отправляться в путь, пока люди дона Педро не нащупали нас в тумане и не захватили судно. Матрос Иоганн, поставь паруса, а ты, матрос Жан, подними якорь. Матрос Иван, ступай к рулю.
Адель ничем не могла помочь, но она встала рядом с ним у руля, чтобы научиться править. Стрелку подвесили перед лицом рулевого, чтобы постоянно следить за курсом. Ветер был очень слабым, но Джон считал, что на самой малой скорости им будет легче обойти все подводные камни. Он терпеливо учил девушку управляться с рулём, чтобы в случае надобности они могли сменять друг друга.