Она рассказала мне сказку о прекрасном принце, о добрых феях и злых волшебниках и я чувствовал, как через ее руку, в меня вливалась какая-то сила, и не заметил, как заснул.

Она стала мне как родная, приносила подарки, и как-то раз, даже взяла к себе домой. Для меня это было как открытие Нового Света, я увидел другой мир, скрытый от детдомовских ребят, эти толпы куда-то спешащих людей, машины, и главное нет забора отгораживающего меня ото всех.

Я впервые понял, что существует другой мир. В этом мире у каждого есть свой дом, у каждого есть свои родители, которые могут приласкать в тяжелую минуту, пожалеть.

Я с изумлением познавал этот мир, понимая, что с этого момента для меня закончилась та, прошлая жизнь, где все было так понятно. Я понял, что теперь буду мечтать только о нем, что мне не поверят ребята, с которыми я живу, когда буду рассказывать об этом рае.

Я несколько дней после этого ходил как потерянный, не зная как сказать бабушке о своей мечте. Как-то вечером она принесла мне кулек конфет и книжку «Принц Алекс».

— Когда научишься читать, то книжка тебе очень пригодится, — сказала она.

Я взял книгу и сидя у нее на коленях, робко приступил к разговору о том, чтобы она взяла меня к себе домой.

— Я бы с удовольствием забрала тебя, — сказала она с грустью, — я уже думала об этом, но я уже старая и по закону мне тебя не отдадут.

— Но ведь кто-то должен ухаживать за тобой, когда ты не сможешь ходить? — я пытался вложить в слова всю свою душу, понимая, что может быть от этого зависит моя будущая жизнь, — а я бы помогал тебе, кормил бы с ложечки…

— Ласковый мой! — она погладила меня по голове, — да если бы мне и разрешили взять тебя, у меня и сейчас бы не хватило средств, чтобы одеть, обуть и прокормить, зарплата у меня маленькая, что даже и самой не хватает, а здесь тебя кормят, одевают…

Лучше бы я не знал, что есть на свете жизнь лучше детдома, может быть я, как и другие, не знавшие родительской ласки, был бы по своему счастлив.

Я не смирился с мыслью о потерянном рае, как-то раз, уже в другом детском доме, когда меня сильно избили, я перелез через забор и, вспоминая заветную дорогу, стал искать пятиэтажку, в котором жила моя бабушка.

Я помнил, как мы шли мимо огромного памятника, мимо больших деревьев в парке, потом переходили дорогу и, пройдя двор, входили во вторую пятиэтажку.

Плохо было то, что дошкольный детский дом находился на другом конце города. Я помнил, как мы ехали на автобусе, с двумя пересадками. Номера автобусов я не знал, только помнил направление.

Я долго бродил по городу, меняя автобусы, меня выгоняли кондуктора, и тогда я шел, интуитивно находя правильную дорогу и, в конце концов, очутился у знакомой двери, на косяке которой была приклеена белая бумажка с печатью. Я еще плохо умел читать и поэтому смог разобрать только два слова — «ЖЭК и звонить родственникам» Кнопка звонка была так высоко, что я не мог до нее дотянуться. Я робко постучался, понимая, что этот стук вряд ли кто-нибудь услышит. Подождав несколько минут, я занес руку для следующего удара, но так и не решился постучать, понимая, какие проблемы я принесу с собой.

«Но я буду ухаживать за ней» — уговаривал я себя, но тут же находил противоположный довод, — «у нее мало денег, и она не сможет тебя прокормить» — но тот, другой, настаивал на своем, — «я сам буду работать, и прокормлю ее, и себя».

Я долго просидел на лестнице, борясь с самим с собой, так и не решившись громко постучать в заветную дверь пока меня не выгнали на улицу.

Глава IV

Капитан, капитан улыбнитесь!

Крысы. Новый друг — Сережка, привидение из прошлого. Подземелье. Гости. «Темная» для Чики. Я не буду его бить.

Шорох в углу заставил меня насторожиться, я не сразу сообразил, что это происходит наяву. Я вспомнил жуткие рассказы о подвале, о том, что здесь бродят привидения некогда пропавших ребят, что под старинным домом есть целый лабиринт подвальных помещений, которые в войну использовались как бомбоубежище.

Я вслушивался, боясь пошевелиться. Шорох повторился, теперь он был ближе. Я сел, пытаясь рассмотреть это «что-то» в темноте.

Постепенно я стал видеть, как будто, раньше был слепой, и зрение постепенно возвращалось ко мне, только это был какой-то нереальный, бледно-зеленый свет.

Большая крыса, волоча длинный, голый хвост, принюхиваясь, сидела по середине подвала, поджав переднюю лапку.

Она настороженно глядела в противоположный от меня угол. Я перевел туда взгляд и похолодел от ужаса, — на куче тряпья лежал худенький, изможденный паренек, он не шевелился, глаза его были закрыты. Мое сердце захолонуло и куда-то провалилось. Боже…, неужели это я сам лежу, мертвый в этом жутком подвале, а душа моя смотрит на меня со стороны.

Крыса, подбежав к ноге лежащего, обнюхала пальцы и тихо пропищала, в ту же секунду я вдруг услышал шуршание множества лапок, и из дыр в стене стали выбегать полчища крыс, направляясь туда же.

Я сначала застыл от ужаса, пытаясь съежиться, стать незаметнее но, увидев, как крысы накрыли паренька живым, шевелящимся «одеялом», дико закричал, вскочил и бросился на помощь.

Я давил крыс своими ботинками, скользя в пищащей массе, расшвыривая их в разные стороны.

Те сначала испугались и бросились в рассыпную, но более смелые остановились невдалеке.

От моего крика лежащий шевельнулся и повернулся лицом. Это было исхудалое лицо незнакомого мальчика. Словно очнувшись, он невнятно пропел несколько слов, про отважного капитана из фильма и снова затих.

— К-как ты здесь очутился? Ты кто? — затормошил я его. Тот приоткрыл глаза.

— Что? — спросил он еле слышно.

— Тебя тоже посадили в подвал?

— Да, но меня, наверное, забыли, я стучался, стучался… — он снова впал в забытье. Я бросился к двери и забарабанил кулаком по холодному железу.

— Откройте! — закричал я, — здесь человеку плохо.

— Бесполезно… — паренек вдруг очнулся и сел, прислонившись к стенке, — всех эвакуировали, — сказал он еле слышно.

Я стал бить дверь ногами, но никто не бежал на помощь, наверху было тихо.

— Здесь, говорят, есть ход? — я перестал колотить в дверь и присел рядом.

— Есть…, но я не могу один открыть дверь, — сказал он безнадежно, — у тебя есть что-нибудь покушать?..

Я лихорадочно пошарил в карманах, вспоминая, что на завтраке прихватил горбушку хлеба. Я часто так делал, — иногда чувство голода было таким ужасным, что не было сил дотерпеть до обеда. А после одного случая, когда я чуть не свалился в голодный обморок, решил всегда делать запас. Тогда, на лестнице, по дороге в столовую, — я сел на ступеньки и не мог сдвинуться с места от боли в животе. Желудок скрутило голодными спазмами, и не было сил подняться, дойти до столовой. А когда, переждав приступ, я с трудом дотащился в столовую, там уже никого не было, на столах было пусто. И вот сейчас запас пригодился. Я достал хлеб и протянул парнишке. Тот схватил кусок и стал лихорадочно есть.

— Тебя как зовут?

— Серый, — сказал он, жуя, — Серега — поправился он, — попить нет?

— Нет.

— Жалко, пить хочется, — он снова прислонился к стене, отдыхая, — а тебя как зовут? Я тебя что-то не помню. Ты новенький?

— Нет…, я из третьей группы.

Мальчишка удивленно и недоверчиво посмотрел на меня, — и я из третьей, странно, — он помолчал немного, — наверное, я здесь долго пробыл, — добавил он. Я огляделся, что-то таинственное, жуткое и непонятное было во всем этом.

— Тут, в бомбоубежище есть бак с водой, — вдруг вспомнил Сергей, — ты поможешь мне открыть дверь в подземелье?

— Здесь есть подземелье?!

— Да, — паренек медленно встал, видимо силы постепенно возвращались к нему, — пойдем, поможешь открыть, там дверь очень тяжелая.

Он прошел в дальний угол, откинув старые стулья кучей валявшиеся у стены.

— Тяни, — сказал Сергей, берясь за ручку двери, которую раньше я не видел. Он схватился за нее, и под нашими общими усилиями дверь постепенно стала открываться.