Изменить стиль страницы

Россия допустила разгромить в 1866 году Австрию, а в 1870—1871 годах — Францию. Создалось в соседстве с Россией могущественное государство, сильное культурой, патриотизмом своего народа и своей отличной военной системой. Многое в Германии заслуживает глубокого уважения и подражания, но нельзя отвергать, что такое чрезмерное возвышение Германии совершилось не к выгоде России. Сводя относительно мелкие счеты с Австрией и Францией по эпохе 1853—1856 годов, мы способствовали, к невыгоде для России, возвышению Германии.

Возможность быстрого сосредоточения и вторжения в пределы России огромной немецкой армии, уже доказанная Германией в 1870 году, заставила русское правительство признать полную недостаточность мер, принятых до 1870 года, для обороны наших западных границ. Пришлось быстро усиливать нашу армию, возводить крепости и строить железные дороги, чтобы не остаться беззащитными в случае, если бы Германия объявила России войну.

В 1872 году была сделана попытка возродить союз России, Германии и Австрии на почве совместного действия против «международного союза рабочих», но выгод России это соглашение не принесло. Оно облегчило только переселение немцев в пределы России и устройство немецких поселений в пунктах западной границы, важных в военном отношении.

Тем не менее, когда в 1875 году на Балканском полуострове началось восстание славянских народностей и снова представилась вероятность вооруженного вмешательства России в дела Турции, германское правительство с императором Вильгельмом и Бисмарком во главе отнеслось вполне доброжелательно к планам России по отношению к Турции и не препятствовало даже особому соглашению России с Австрией в Рейхштадте. Казалось, обстановка снова начинала складываться благоприятно для России, чтобы поставить определенно цели, преследуемые Россией в делах Ближнего Востока, и добиться совместного с Австрией действия против Турции.

Первоначально, в 1876 году, предполагалось, что одновременно с русскими войсками будут двинуты в пределы Турции и австрийские войска. К сожалению, как изложено в XXVII главе, неопределенность целей, которые ставились Россией, и взаимное недоверие между Россией и Австрией относительно этих целей повели к тому, что Австрия отказалась от совместных действий с Россией, выговорив себе, в случае победы России над Турцией, право занятия Боснии и Герцеговины и обязательство со стороны России, при заключении мирного договора с Турцией не создавать обширного славянского государства на Балканском полуострове. Россия также обязалась не действовать своими войсками на сербской территории.

Несмотря на доброжелательный нейтралитет Германии и соглашение с Австрией, императору Александру II, для успокоения встревоженной Англии, пришлось дать неисполнимое обещание — не переходить Балканы и не занимать Константинополя. Одновременно Англии дано уверение, что со стороны России не имеется никаких планов движения к Индии.

При такой политической подготовке император Александр II, долго противившийся войне, но увлеченный движением, созданным славянофилами, после непринятия Турцией предложений России, объявил в 1877 году войну Турции. Результаты этой войны еще свежи в памяти русского народа. Геройскими усилиями русских войск на европейском и азиатском театрах войны турецкая армия была разбита и почти рассеяна, путь к столице — Константинополю — и Босфору открыт; но все эти победы завершились постановкой нашей армии в такое положение, что ей могла предстоять борьба с коалицией из Англии, Австрии, Румынии и Турции. Причины такого, по-видимому, непонятного явления изложены выше. Повторим только, что главная опасность нам угрожала со стороны Австрии, причем мы сами поставили ее в число своих врагов несоблюдением условий заключенного с ней соглашения.

Сан-Стефанский договор игнорировал соглашение в Рейхштадте. На Балканском полуострове создавалось, противно рейхштадтскому соглашению, обширное болгарское государство, захватывавшее и часть земель с сербским населением, закрывавшее в будущем выход Австрии к Салоникам. Босния и Герцеговина, которые по соглашению в Рейхштадте должна была занять Австрия, оставлялись под властью Турции с проведением в них реформ. Представляется возможным предположить, что, если бы условия Сан-Стефанского договора были выработаны по соглашению с Австрией, с соблюдением условий предварительного с ней соглашения, то Россия избежала бы Берлинского конгресса и, что еще важнее, могла бы игнорировать угрозы Англии и прочно занять в 1878 году Босфор.

Война 1877—1878 годов принесла христианским народам Балканского полуострова огромные блага: кровью русского народа Сербия и Румыния получили полную независимость, создалось болгарское государство. Силы Турции были надломлены. Освободительная миссия России на Балканском полуострове закончилась, но собственно Россия вышла из этой войны обессиленная огромными расходами, обессиленная потерей 260 тыс. человек убитыми, ранеными и больными, вышла без утверждения на Босфоре и, после одержанных побед, пережила унижения берлинского судилища. Представители России на этом судилище слабо и неумело защищали русские интересы. Не пролившие ни капли крови Австрия и Англия получили: одна—Боснию и Герцеговину, другая — Крит. Болгария была разделена на две части.

Относительно роли нашей дипломатии во время войны 1877—1878 годов С. Татищев 20 лет тому назад писал:

«Совершалось великое историческое таинство. В челе мужественного и самоотверженного войска, при единодушном ликовании народа, русский царь предпринял довершить святой освободительный подвиг, завещанный ему державными предками. Ценой неимоверных усилий, побеждая всевозможные препятствия, русская рать перешла через Дунай, перешагнула через Балканы и, одолев отчаянное сопротивление храбрых противников, водрузила победоносный стяг свой на берегах Мраморного моря, в виду Константинополя. Еще один шаг, и заветная цель была бы достигнута: Животворящий Крест снова воссиял бы над Святой Софией!

Прямая обязанность дипломатии — обратить на благо России беспримерное торжество русского оружия. Что же делала, как поступала она? Глубокая скорбь проникает в душу, сердце обливается кровью при одном воспоминании о том смятении, о той неурядице, что в эту знаменательную эпоху царила в наших дипломатических рядах. Сначала дипломаты всеми силами старались предотвратить борьбу, потом — елико возможно сузить ее поле, уменьшить наши боевые силы. Долго противились они приступлению к союзу с нами румын, сербов и греков, намечали предел нашему поступательному движению, принимали в этом смысле обязательства перед чужеземными дворами. Когда же в последний период похода решительные наши победы на обоих театрах войны далеко превзошли и опасения наших противников, и собственные наши надежды, дипломаты окончательно растерялись. Не было более единства в руководстве и направлении; каждый из местных представителей России в иностранных столицах действовал на свой страх и за свой голову, не только не ища согласовать своих поступков с действиями товарищей, но во всем переча один другому. Так, в Лондоне разделывалось то, что было улажено в Вене, Вена пререкалась с Берлином, переговоры в Сан-Стефано велись в полном разногласии с Петербургом. Венцом всего явился Берлинский конгресс, на котором уполномоченные наши отложили всякое попечение о нуждах и пользах России, чтобы отстоять независимость Румынии и Сербии, свободу и самостоятельность болгар. Этой цели они достигли, хотя и дорого заплатили за нее предоставлением всем прочим участницам конгресса разных преимуществ, от коих заранее отреклась Россия. Таков был, в общей сложности, результат, из-за которого отечество наше истощило свои производительные силы на многие годы и принесло в жертву жизнь сотен тысяч своих сынов.

Первый долг государства — промышлять о самом себе. Призвание наше освобождать наших восточных единоплеменников и единоверцев было бы просто бессмысленным, если бы не могло осуществиться иначе, как нам во вред. Но в том-то и дело, что от нас зависело предотвратить зло, заручившись надежными гарантиями. Мы этого не сделали тридцать лет назад и ныне несем за то суровую, но вполне заслуженную кару»[85].

вернуться

85

Татищев С. Дипломатические беседы о внешней политике России, с. 133—134.