Окончательный ответ = им ничего не будет.
Окончательный ответ = всем по большому счету наплевать.
Сегодня — среда. Последний день года. На улице уже темнеет, хотя еше только обеденное время. Магнус бесцельно бродил по безжалостно ярко освещенному торговому комплексу. Теперь он зашел в кинозал, свет уже погасили, анонсы прошли, и уже идет фильм. На экране актер, притворяющийся премьер-министром, притворяется, что влюбился в актрису, которая притворяется официанткой. Сеанс как раз начинался, так что Магнус быстро купил билет. Действие происходит на Рождество. На экране — сплошь расфуфыренные люди и дома, словно фильм — не что иное, как непомерно длинная социальная реклама, а может, какого — то продукта, только Майкл не уверен, какого именно. Смотреть такое кино — это все равно что ужасно хотеть есть, а иметь, вот досада! — лишь выбор между жрачкой, что продают в кинотеатрах. В зале нестерпимо пахнет хот-догами и поп-корном. Естественно. Каждый, у кого есть хоть капля мозгов, знает — они специально закачивают этот запах в зал, чтобы зрители перед сеансом покупали жрачку. Многие люди вокруг Майкла отправляют в рот еду из пакетов, не отрывая глаз от экрана.
Эскалаторы будут все так же ходить по своим колеям, снова и снова. Магнус как-то заметил этот круговорот и никак не мог отделаться от этого образа. Он остановился и стал наблюдать за людьми, которые спускались на эскалаторе вниз, как каждая ступенька столь точным движением уходила в прорезь под пол, словно в жадной глотке, а люди сходили с нее и шли дальше, вперед, в неизвестное будущее, и та же судьба ждала новые и новые ступеньки. На одной из них была какая-то наклейка или обрывок обертки, застрявший в ребристой поверхности, что делало ее заметной. Магнус несколько раз проследил ее путь вниз и обратно на самый верх и снова в небытие. Потом стал подниматься на эскалаторе, наблюдая, как верхние ступеньки одна за одной исчезают в узкой пасти механизма, как то же самое вот-вот произойдет и с его ступенькой. Он так увлекся, что эскалатор просто выбросил его вперед, он споткнулся, и люди, стоявшие позади, налетели на него.
— Простите, я не хотел, — сказал Магнус.
Это правда. Он не хотел.
Он встал у начала эскалатора, ведущего вниз, пока снова не показалась ступенька с наклейкой. Это оказалась этикетка от бутылки воды, сильно затертая от многократной прокрутки и ног десятков людей. Но ему пришлось ждать еще полный круг, потому что в тот раз на нее встал какой-то старик. Когда ступенька вернулась, он шагнул на нее и совершил путь до самого низа. Потом поднялся на другом эскалаторе на самый верх, чтобы повторить свой маневр. Но наверху ему пришло в голову, что он ведет себя не вполне нормально, и когда он оглянулся и понял, что как раз приехал на этаж с кинозалом и фильм уже начинается, то быстро купил билет.
Может быть, это в самом деле неплохой фильм, и только он, Безмозглый Эсклаторщик, не в состоянии внятно решить, так это или не так.
Окончательный ответ = он должен испытывать облегчение. Майкл помахал у него перед носом письмом из школы и сказал, все хорошо, все закончилось. Просто как дважды два. Я позвоню маме, расскажу про хэппи-энд.
Эскалаторы все движутся и движутся по своим неизменным траекториям, послушно выполняя круговые движения, перевозя людей вверх и вниз с утра до вечера, до самого закрытия торгового комплекса, когда их отключают на ночь, а утром снова включают, и все начинается сначала. Пока комплекс не работает, кинозал темен и пуст, все места в нем пусты, и здесь темно как в пещере, как внутри камня, или луны, темно, как внутри человеческого мозга под черепной коробкой.
— Теперь можно об этом забыть, — сказал Майкл, держа письмо в руке. — Постарайся забыть.
Просто, как дважды два. Можно об этом забыть, потому что старый год на излете и начинается новый, это останется в прошлом году, а в новом будут происходить уже новые события. Надо «отпустить» от себя неприятности, словно шарик, наполненный гелием, который он все это время держал за ниточку с упорством, характерным для маленьких детей, и вот теперь он может разжать кулачок — и шарик полетит резко вверх, в небо, а он будет смотреть, как тот делается все меньше и меньше, уносясь все дальше и дальше, до тех пор пока уже не сможет различить его в вышине. Можно забыть.Простое действие вычитания. Он минус это.Хорошо бы очистить память особым лазерным устройством, как в «Людях в черном». [62]Магнусу нравятся «Люди в черном». Ему, как правило, нравятся фильмы в любом жанре. А может, нравились — в то время, когда он знал, кто он такой и какие у него предпочтения. В школе он участвовал в дискуссиях об искусстве, о том, что кино — кардинально недопонятый вид искусства, что «Гражданин Кейн», пожалуй, — самый великий фильм всех времен, так как совершенно гениально снят с разных ракурсов и все такое (впрочем, лично его «самый — самый» фильм — «Резня» [63]). Этот же фильм имеет явное отношение к британскому кинопроизводству. Вот какой-то актер изображает, что влюбился в актрису, изображающую его уборщицу-португалку, потому что увидел, как она раздевается перед тем, как нырнуть в озеро, а потом как она вышла с взъерошенными мокрыми волосами, став гораздо красивее, чем в момент их первой встречи. Магнус косится на край экрана, на линию, где встречаются свет и тьма. Интересно, думает он, почему это полотно в кинотеатрах называют экраном. От чего он, собственно, защищает?
Конкретно этот — от простой кирпичной стены.
Он размышляет о том, что человеческий глаз воспринимает окружающий мир как бы вверх ногами и передает его, словно перевернутую картинку, вглубь, на «экранчик» за глазным яблоком, а затем мозг мгновенно переворачивает картинку с головы на ноги.
Через несколько сидений на его ряду сидят две девушки, явно захваченные фильмом и жадно следящие за сюжетом. Ну правильно, в сущности, это сопливый фильм, так что Майкл напрасно ждет от него великих открытий или хотя бы капли оригинальности. Он принадлежит к разряду фильмов, на которые водят девушек.
Он представляет, что в зале рядом с ним сидит Астрид. Уж она бы не стала молчать и маяться. Она бы вслух заявила, что это отстой. Она бы сказала это громко и с раздражением, и люди в зале обернулись бы и зашикали на нее. Она еще слишком маленькая, чтобы уметь притворяться в таких случаях. Он улыбнулся в темноте. Вот недавно, накануне Рождества, она подожгла кучу листьев прямо у сарая, и, конечно, вспыхнуло все строение. Майкл не растерялся, он кинулся со всех ног к сараю, прихватив огнетушитель. А потом стоял вместе с ними в саду и смеялся, глядя на обгоревший сарай. Он вообще ничего, Майкл. Потом они все вместе пили кофе на кухне, за круглым столом — случай небывалый, по крайне мере, за этимстолом такого не бывало. Новый стол — не такой, как прежний: не квадратный, а круглый. В тот вечер именно этот факт — что стол круглый — сыграл важную роль. Интересно, маме понравится новый стол, когда она вернется домой? Астрид до сих пор не желает говорить с ней по телефону. Она не стала говорить с мамой даже на Рождество. Однако Магнус не раз заставал ее на кухне, когда она украдкой перебирала пачку открыток от мамы — уже весьма солидную.
— Я думал, ты из принципа не хочешь их читать, — заметил Магнус.
— А я и не читаю, — сказала Астрид. — Просто сняла их с холодильника, чтобы открыть дверь и достать молоко, и, поскольку они были у меня в руке, я случайно них взглянула, только и всего. Это совершенно разные вещи.
Письма с сообщением «окончательного ответа» пришли вчера утром. А днем Астрид сидела и смотрела документальный фильм «Шершни-убийцы из преисподней». Магнус сел рядом на диван, и она рассказала ему, что эти шершни-убийцы, в десять раз длиннее пчел, живут где-то в Южной Америке и посылают своих разведчиков на поиск пчелиных ульев. Те прилетают с донесением, и тогда шершни нападают на улей, убивают пчел и пожирают мед. Но пчелы тоже не дураки, они каким-то образом выяснили, что эти шершни умирают при температуре 116 градусов. [64]Но пчелы тоже умирают при определенной температуре — 118 градусов. И вот в следующий раз, когда рядом с ними появился вражеский разведчик, все пчелы как по команде окружили его и стали вибрировать, словно единый пчелиный организм, пока температура в центре не достигла — только представь — ровно 117 градусов. Охренеть, — заключила Астрид.