— Сущая мелочь, — проговорил Уимзи, разворачивая сверток и извлекая на свет левый ботинок генерала Фентимана, — даже стыдно к вам по такому пустяку обращаться. Но мне крайне хотелось бы знать, что это такое, а поскольку дело это строго конфиденциальное, я позволил себе заявиться к вам с дружеским визитом. Вот здесь, с внутренней стороны подошвы — у самого краешка.

— Кровь? — предположил химик с усмешкой.

— Вынужден вас разочаровать. Мне сдается, что скорее краска.

Сэр Джеймс внимательно рассмотрел образчик с помощью сильной лупы.

— Да, что-то вроде коричневого лака. Возможно, с пола или с мебели. Вам провести экспертизу?

— Если вас не затруднит.

— Ничуть. Пожалуй, поручим-ка мы это дело Сондерсу; такие опыты по его части. Сондерс, будьте так добры, осторожно соскребите пятнышко и посмотрите, что это. Обеспечьте мне препаратные стекла, а остаток используйте для анализа, если удастся. Как срочно вам нужны результаты?

— Знаете, хотелось бы как можно скорее. Ну, не в ближайшие пять минут, конечно.

— Тогда останьтесь и выпейте с нами чаю; а к тому времени, смею надеяться, у нас будет чем вас порадовать. Непохоже, что образчик — нечто из ряда вон выходящее. Зная ваши вкусы, не перестаю удивляться, что это не кровь. А кровушки, часом, не предвидится?

— Насколько мне известно, нет. Охотно останусь к чаю, если еще не совсем вам надоел.

— Никоим образом! Притом, раз уж вы здесь, может, расскажете, что вы думаете по поводу этих моих старинных трудов по медицине? Не верю, что они представляют большую ценность, однако — затейливые вещицы! Пойдемте.

Уимзи провел пару чрезвычайно приятных часов в обществе леди Лаббок, сдобных кексов и дюжины древних трактатов по анатомии. Вскоре появился и Сондерс с результатами. Образчик оказался самой что ни на есть заурядной смесью коричневой краски и лака, не больше и не меньше: такая разновидность хорошо известна столярам и мастерам-краснодеревщикам. Это современное, ничем не примечательное средство использовалось повсеместно. Не паркетный лак, нет; таким составом скорее покрывают двери, перегородки и тому подобное. Химическая формула прилагалась.

— Боюсь, не слишком-то мы вам помогли, — заметил сэр Джеймс.

— Никогда не знаешь, где найдешь и где потеряешь, — откликнулся Уимзи. — Вы не будете так добры снабдить предметные стекла этикеткой, заверить их, вместе с результатами анализов, своей подписью, и сохранить их у себя в качестве справочного материала, на случай, если вдруг понадобятся?

— Разумеется. А как их пометить?

— Ну… напишите «Лак с левого ботинка генерала Фентимана» и «Результаты анализов лака с левого ботинка генерала Фентимана»; поставьте дату, я поставлю свою подпись, потом распишетесь вы с Сондерсом, и тогда, полагаю, все будет в полном порядке.

— Фентиман? Тот самый старый бедолага, что скоропостижно скончался на днях?

— Он самый. Но незачем смотреть на меня этаким взглядом смышленого дитяти; нет у меня в запасе никакой кровавой байки, так и знайте! Вопрос лишь в том, где старик провел ночь, если угодно!

— Все страньше и страньше! Да не волнуйтесь вы, меня это вообще не касается. Надеюсь, когда все закончится, вы мне расскажете всю подноготную. А пока займемся этикетками. Вы, я так понимаю, готовы засвидетельствовать подлинность ботинка, а я могу засвидетельствовать, что видел лак на ботинке, а Сондерс засвидетельствует, что соскреб лак с ботинка и подверг его анализу, и что образчик содержит этот самый лак. Все точно, как у Кокера [9]. Ну вот, готово. Подпишитесь здесь и здесь; с вас восемь шиллингов и шесть пенсов.

— Восемь шиллингов и шесть пенсов — уж больно дешево выходит! проговорил Уимзи. — Восемьсот шестьдесят фунтов — и то много не показалось бы — или даже восемь тысяч шестьдесят, если уж на то пошло.

В лице сэра Джеймса Лаббока отразилось подобающее случаю благоговение.

— Вы меня нарочно поддразниваете; знаете ведь, до чего любопытно делается! Ну что ж, хотите изображать из себя ходячего сфинкса — ваше право. Обещаю, что сберегу для вас эти сокровища в целости и сохранности. Ботинок вернуть?

— Не думаю, что душеприказчик поднимет скандал. А с ботинком под мышкой выглядишь полным идиотом! Уберите его вместе со всем остальным, до тех пор, пока не понадобится; вот спасибо!

Так что ботинок перекочевал в стенной шкаф, а лорд Питер, освободившись от обременительной ноши, продолжил полуденную программу.

Первой его мыслью было дойти до Финсбери-Парк и заглянуть к мистеру и миссис Джордж Фентиман. Однако Уимзи вовремя вспомнил, что Шейла еще не вернулась с работы, — она подыскала себе место кассирши в модном кафе, — и тут же подумал (с деликатностью, столь редкой в среде людей состоятельных), что, если придет рано, его непременно пригласят к ужину, а стол у них и без того скудный, так что Шейла непременно расстроится, а Джордж подосадует. Поэтому его светлость зашел в один из своих многочисленных клубов и подкрепился превосходно приготовленным морским языком а ля Кольбер, заказав впридачу бутылочку «Липфраумилх», яблочную шарлотку и закуску, умеренно сдобренную пряностями; а в довершение — черный кофе и редкий сорт хорошо выдержанного бренди. Этот простой и сытный ужин привел его в превосходнейшее состояние духа.

Супруги Фентиман занимали две комнаты первого этажа с общей кухней и ванной в одном из двух смежных особняков, с сине-желтым веерообразным оконцем над дверью и полосатыми муслиновыми занавесками на окнах. По сути дела, то были типичные меблирашки, но домовладелица неизменно именовала их квартирой, поскольку сие означало, что жильцы сами себя обслуживают и сами благоустраиваются. Переступив порог, лорд Питер едва не задохнулся: совсем рядом жарили рыбу на подсолнечном масле. Кроме того, в самом начале вышла небольшая неприятность: его светлость позвонил только один раз, вызвав тем самым обитателя цокольного этажа, в то время как более осведомленный визитер нажал бы на звонок дважды, давая понять, что этаж требуется первый.

Заслышав, как в прихожей бурно выясняют отношения, Джордж выглянул из-за двери гостиной и воскликнул:

— О! Привет!

— Привет, — поздоровался Уимзи, тщетно пытаясь найти место для своих вещей на перегруженной вешалке и в конце концов пристраивая пальто и цилиндр на ручке детской коляски. — Вот подумал, не заглянуть ли в гости. Надеюсь, я не помешал.

— Конечно, нет. Очень великодушно было с вашей стороны просочиться в эту мерзкую дыру. Входите. У нас тут страшный кавардак, как обычно, но уж ежели ты беден, так волей-неволей живешь в свинарнике. Шейла, это лорд Питер Уимзи: вы ведь знакомы, не правда ли?

— Конечно. Как мило, что вы к нам выбрались! Вы уже ужинали?

— Да, благодарю вас.

— Может быть, кофе?

— Нет, право же, не нужно, спасибо — я только что из-за стола.

— Ну что ж, — вступил Джордж, — тогда могу предложить только виски.

— Спасибо, старина, не сейчас; может быть, попозже. Я уже выпил бренди. Стоит ли мешать виноград с зерном?

— Да вы мудрец! — откликнулся Джордж. Чело его прояснилось: собственно говоря, ближайшим источником виски служила пивная, а согласие означало бы по меньшей мере шесть шиллингов и шесть пенсов, не говоря уже о затрате сил на доставку.

Миссис Джордж Фентиман выдвинула для гостя кресло, а сама присела на низкий пуф. Ей исполнилось около тридцати пяти; и в лице ее еще сохранились следы былой красоты, хотя болезнь и заботы состарили Шейлу до срока.

— Не огонь, а одно название! — угрюмо заметил Джордж. — Что, угля больше нет?

— Мне очень жаль, — отозвалась Шейла. — Нынче поденщица ведра толком и не наполнила.

— Так почему ты не проследишь, чтобы наполняла? Это уже не в первый раз. Если в ведре для угля хоть что-то осталось, эта особа почему-то считает, что наполнять его незачем.

— Я схожу принесу.

— Нет, не трудись. Я сам. Но ты уж не забудь сказать поденщице.