Исторический суд над герцогом Денверским открылся, как только Парламент вновь собрался после рождественских каникул. На первых страницах газеты опубликовали статью «Суд пэров» какой-то дамы-адвоката и эссе «Привилегия пэров: не пора ли ее отменить?» студента исторического факультета. «Вечернее знамя» навлекло на себя неприятности презрительной заметкой, озаглавленной «Шелковый шнур», которая была сочтена оскорбительной, а «Дейли трампет» — орган лейбористской партии — саркастически осведомлялась, почему, когда обвинение выдвигалось пэру, удовольствие от зрелища могли получать лишь несколько влиятельных особ, имевших доступ на Королевскую галерею?

Мистер Мерблес и полицейский инспектор Паркер носились с озабоченными лицами, а сэр Импи Биггз в окружении королевских советников, мистера Глиббери и мистера Браунриг-Фортескью, и еще группы более мелких сателлитов на три дня удалился в полное затворничество. Стратегические планы защиты воистину пребывали во тьме — тем более что накануне сражения она лишилась своего главного свидетеля и пребывала в полном неведении, представит он свои показания или нет.

Лорд Питер вернулся из Парижа через четыре дня и влетел как циклон на улицу Ормонд.

— Я нашел, — провозгласил он, — но дело рискованное. Слушайте!

Около часа Паркер молча слушал его, лихорадочно делая записи по ходу рассказа.

— На этом можно основываться, — заметил Уимзи. — Передайте Мерблесу. А я исчезаю.

Его следующий визит был нанесен в американское посольство. Посла, впрочем, не было на месте, так как он получил приглашение к королевскому обеду. Уимзи проклял обед и, покинув вежливых секретарей в очках в роговых оправах, вскочил в такси, распорядившись, чтобы его везли в Букингемский дворец. Здесь его упорная настойчивость по отношению к шокированным служащим сначала повлекла за собой появление распорядителя, потом еще более высокого должностного лица и наконец самого американского посланника в сопровождении королевской особы, еще не дожевавших свой обед.

— О да, — ответил посланник, — конечно, это возможно…

— Конечно-конечно, это нужно сделать без всякого промедления, — великодушно подтвердила особа. — Может вызвать непонимание международной общественности. Как неприятно, что придется откладывать судебное заседание — такое хлопотное дело, не правда ли? Наши секретари безостановочно приносят на подпись бумаги — о привлечении дополнительных полицейских, об организации сидячих мест. Удачи вам, Уимзи! Пойдемте, что-нибудь перекусите, пока вам готовят документы. Когда отправляется ваш пароход?

— Завтра утром, сэр. Я хочу успеть на ливерпульский поезд, который отходит через час, если мне удастся.

— Конечно, удастся, — с симпатией заметил посланник, подписывая дипломатическую ноту. — А еще говорят, что англичане не умеют торопиться.

Таким образом, на следующее утро его светлость отбыл из Ливерпуля со всеми необходимыми документами, оставив официальных представителей для выработки альтернативных моделей защиты.

— Затем пэры, по двое, по порядку, начиная с младшего барона.

Разгоряченный и изможденный герольдмейстер с орденом Подвязки безуспешно суетился вокруг трех сотен британских пэров, которые покорно облачались в свои мантии, в то время как герольды делали все возможное, чтобы выстроить их по порядку и не дать им разбрестись.

— Что за фарс! — раздраженно проворчал лорд Аттенбери. Он был низеньким полным джентльменом холерического вида и испытывал страшное негодование от того, что должен был стоять рядом с высоким и худым графом Стратгилланом, который был известен как сторонник сухого закона и усыновления внебрачных детей.

— Послушайте, Аттенбери, — обратился к нему добродушный рыжеволосый пэр с пятью рядами горностаевого меха на плече, — а правда, что Уимзи еще не вернулся? Моя дочь слышала, что он поехал за уликами в Штаты. Почему в Штаты?

— Не знаю, — откликнулся Аттенбери, — но Уимзи чертовски умный парень. Знаете, когда он нашел мои изумруды, я сказал…

— Ваша светлость, ваша светлость! — откуда-то вынырнув, отчаянно воскликнул герольд. — Ваша светлость опять вышли из строя.

— В чем дело? — покраснел рыжеволосый пэр. — Ах ты, черт! Надо подчиняться распоряжениям, а? — И он тут же был изъят из среды графов и перемещен на место по соседству с глухим герцогом Вилтширским, который был дальним родственником Денвера по женской линии.

Галерея была битком набита. На свободных местах под барьером, отделявшим судей, вызывающе расположилась шикарно одетая вдовствующая герцогиня Денверская. Более всего она страдала от присутствия своей невестки, которая имела обыкновение в тяжелые минуты становиться хмурой и неприветливой — возможно, сказывалось тяжелейшее проклятье, которое только может быть наложено на человека, рожденного в юдоли печалей.

За впечатляющим рядом присяжных в париках располагались места для свидетелей, куда был проведен и мистер Бантер — на случай, если защита сочтет необходимым подтверждение алиби, — большинство же свидетелей было собрано в королевской гардеробной, где они от нечего делать рассматривали друг друга. С обеих сторон, чуть выше присяжных, были размещены скамьи для пэров, каждый из которых обладал фактическим и юридическим правом судить, и, наконец, на возвышении стояло кресло председателя суда пэров.

Репортеры уже начали ерзать за своими столиками, то и дело поглядывая на часы. Биг-Бен неторопливо издал одиннадцать ударов, звук которых был приглушен стенами и гулом голосов. Дверь распахнулась. Репортеры вскочили на ноги, поднялись присяжные, все встали. Не сдержавшись, вдовствующая герцогиня прошептала своей соседке, что ей это напоминает Голос, витавший в Эдеме. Освещаемая лучами зимнего солнца, падавшими из узких окон, в зал начала медленно втекать процессия.

Слушания начались с того, что парламентский пристав призвал к тишине, после чего лорд-канцлер, опустившись на колени у подножия трона, передал полномочия распоряжаться большой государственной печатью председателю суда [39], который, не видя в том необходимости, возвратил их обратно. Лорд-канцлер в соответствии с процедурой приступил к длинному и утомительному зачитыванию списка полномочий, предоставляя возможность собравшимся судить о качестве акустики помещения. Парламентский пристав с нажимом произнес: «Да спасет Господь Короля», после чего герольдмейстер ордена Подвязки и церемониймейстер с черным жезлом, снова опустившись на колени, вручили председателю суда список его членов. («Как живописно, не правда ли? — заметила вдовствующая герцогиня. — Прямо как в католической церкви».)

Затем были зачитаны апелляция и ответ на нее, после чего последовала бесконечная монотонная тягомотина, которая, начавшись с Георга V милостью Божьей, перешла к перечислению всех судей Центрального уголовного суда, всех лордов-мэров города Лондона, рикордеров и еще ряда членов городского управления, затем снова перескочила к Королю, опять вернулась к Лондону, переползла на лондонские графства, потом в Миддлсекс, Эссекс, Кент и Суррей, упомянула покойного короля Вильгельма IV, отвлеклась на правительственный акт от 1888 года, совершенно запуталась в перечне предательств, убийств и уголовных преступлений, подлежащих судебному наказанию, кем бы и как бы они ни были совершены, вне зависимости от того, когда, как и каким образом, а также при каких обстоятельствах, наконец победоносно огласила поименный список присяжных и с внезапной жестокой лаконичностью перешла к предъявлению обвинения.

— Королевские присяжные клятвенно заявляют, что благородный и влиятельный герцог Джералд Кристиан Уимзи, виконт Святого Георга, принц Денверский, пэр Объединенного Королевства Великобритании и Ирландии октября тринадцатого дня года тысяча девятьсот двадцатого от Рождества Христова в Ридлсдейлском приходе графства Йоркшир совершил насилие и убийство Дениса Каткарта.