В.В. Жириновский поддержал эту акцию: мол, теперь работают не серпами и молотами. Словно речь идет об орудиях труда, а не о символах. Большинство богатеньких депутатов сделало вид, будто поверили этому. И за таких деятелей голосовало большинство нынешних россиян?!
Кощунственное отношение к символу Победы — знак большой беды для России. Он символизирует утрату не только исторической памяти и былого величия, но также чувства собственного достоинства у значительной части населения, у большинства правящего социального слоя. Или у нас уже окончательно сложилось общество без чести и совести?!
Нечто подобное произошло в СССР при ниспровержении культа Сталина. Говорили, будто речь идет о борьбе с культом личности. Но в действительности было не так все просто. Символическое имя «Сталин» и образ, связанный с ним, имели лишь косвенное отношение к личности Иосифа Джугашвили.
У Владимира Маяковского верно сказано: «Мы говорим — Ленин, подразумеваем — партия». Да, образ Ильича символизировал победу большевиков. В таком случае, когда говорим — Сталин, подразумеваем — Советский Союз. Было именно так. Культ Сталина во всем мире означал не преклонение перед некой личностью, а признание необычайных успехов Великой России. Образ Сталина был символом, олицетворением СССР. Так же как Сталинград символизировал победу нашей Родины над фашизмом.
Осквернение символов — преступное деяние. За него приходится расплачиваться не только отдельным личностям, но и народам. В Третьем рейхе арийской свастике — символу Солнца — придали извращенный смысл расизма, «богоизбранности» германцев. Чем это кончилось, общеизвестно…
Впрочем, пора вернуться к теме нашей книги. Победа большевиков в Гражданской войне — неопровержимый исторический факт. Они победили благодаря поддержке народа. Не всего, конечно, а значительной его части. Как бы мы ни относились к Ленину или Сталину, они были великими героическими личностями, вознесенными к вершине власти волной революционного подъема и остававшимися там по воле народа.
Сейчас о них распространяют грязные слухи, показывают их как заурядных обывателей и незаурядных злодеев. Им-то от этого ничего не сделается (разве что глумливо извлекут из мавзолея забальзамированное тело Ленина). Так совершают преступление против истории Отечества, против правды-истины.
Из мифологии, возникшей после Октябрьской революции, а затем и смерти В.И. Ленина, в СССР наиболее распространенным, укрепляемым средствами массовой пропаганды и агитации был миф о Сталине как наследнике и продолжателе его дела.
Осенью 1927 года в центральной партийной газете «Правда» массовым тиражом был опубликован текст речи Иосифа Виссарионовича. Там было, в частности, сказано: «Говорят, что… в
"Завещании" тов. Ленин предлагал съезду ввиду "грубости" Сталина обдумать вопрос о замене Сталина на посту Генерального секретаря другим товарищем. Это совершенно верно».
Здесь допущены некоторые неточности. Даже поставленное в кавычки определение письма Ленина как «Завещание» не отражает его сути. Кроме того, в тексте основного письма не сказано о «грубости» Сталина. Эта приписка появилась позже. Случайно или нет, не упомянуто другое, более важное замечание Ленина, написавшего, что он не уверен, сможет ли Сталин достаточно осторожно пользоваться имеющейся у него властью.
Что же писал в своем «Завещании» Владимир Ильич, обращаясь к делегатам XII съезда ВКП(б), на котором не мог присутствовать по причине своей тяжелой болезни?
В начале письма он определенно заявил: «Мне хочется поделиться с вами теми соображениями, которые я считаю наиболее важными». Высказав несколько организационных предложений, сделал вывод: «Устойчивость нашей партии благодаря такой мере выиграла бы в тысячу раз». Дальше — подпись и дата: 23. XII. 22 г. Вот и все.
Правда, на следующий день он продиктовал продолжение. Пояснил, что имел в виду устойчивость Центрального комитета партии, которому угрожает раскол.
Нет оснований считать письмо «Завещанием» Ленина в смысле назначения преемника и обсуждения соответствующих кандидатур. Он исходил из самых общих соображений по поводу опоры партии на два класса — рабочих и крестьян, при отсутствии соглашения между которыми неизбежно ее падение. О сути такой угрозы не сказано ни слова, так же как о способах добиться желанного соглашения.
Чтобы гарантировать руководство партии от раскола, он «намерен разобрать здесь ряд соображений чисто личного свойства». С этого, можно сказать, и начинается его «Завещание» (лишь по недоразумению так названное).
«Я думаю, — не писал, а диктовал он, — что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек».
Могло ли значительное увеличение членов ЦК предотвратить конфликты? Как бы не наоборот! Чем больше обсуждающих, тем сложней прийти к общему согласию. Или позиции лидеров будут подавлены мнением большинства? Но какая гарантия, что большинство не ошибается, как бывает нередко? Порой Ленин сам упорно отстаивал свое мнение даже в том случае, когда его поддерживало меньшинство. И разве не могут в многочисленном ЦК образоваться группировки непримиримых противников?
Следующий абзац: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела».
Странно выглядит уточнение: Троцкий — самый способный человек именно в настоящем ЦК, то есть при отсутствии там Ленина. Оговорка бессознательная, но существенная.
О какой необъятной власти Сталина идет речь? В Политбюро и ЦК решения принимались всегда коллегиально. Порой даже упорное желание Ленина навязать всем свое мнение, несмотря на его неоспоримый авторитет, не принималось большинством. А в 1922 году Сталин не имел, пожалуй, и десятой доли той власти, которой обладал — в период своей активной деятельности — Ленин.
Упреки в адрес Троцкого тоже не слишком убедительны. Если он обладает не только выдающимися способностями, то чем же еще? Выдающейся самоуверенностью? И чем плохо для руководителя увлечение административной стороной дела? На то он и административный работник. Или Ильич подразумевал что-то более конкретное? Но об этом — ни слова.
Чаще всего излишнее административное рвение — показатель властолюбия и самоуверенности. Но в том же смысле можно толковать и опасения по поводу Сталина. Выходит, оба лидера в этом компоненте схожи. Если Троцкий — хвастун, то этот порок с лихвой компенсируется тем, что он самый способный из всех руководителей, исключая Ленина.
Слабо обоснован предыдущими рассуждениями вывод: «Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести партию к расколу…» Какие два качества имеются в виду? О качествах Сталина остается только догадываться. У Троцкого их названо по меньшей мере три. Дальше Ильич упоминает Зиновьева, Каменева, Бухарина и Пятакова с оговоркой: «Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам». Краткие характеристики все-таки дает.
В его рассуждениях недостает логики. Он напоминает, что Зиновьев и Каменев своими самовольными действиями едва не сорвали Октябрьский переворот 1917 года, и тут же утверждает, будто это «также мало может быть ставимо ему в вину лично, как небольшевизм Троцкого». Тут, пожалуй, вместо «ему» следует понимать «им» (если только не снимается вина с кого-то из них, так и не названного). Непонятно, зачем было вспоминать давний случай, да еще и небольшевизм Троцкого в придачу.