Следующие три недели пронеслись невероятно быстро. Думаю, что даже ствол пушки не поржавел, несмотря на сырость и на то, что после прощания со штабс-капитаном я его больше не смазывал и не чистил. Очень хотелось верить, что спецточка сразу после моего отбытия придет в упадок и прекратит свое существование в различных приказах, отчетах о военных действиях и других бумагах, по которым сюда отпускаются снаряды и прочее.

Так вот, в канун наступления четвертой надели, глубокой ночью меня разбудил свист, доносившийся снаружи. Кто-то спокойно насвистывал мелодию «Тореадора». Несколько озадаченный и напуганный, я выглянул из своего обиталища.

— Может, это новый сержант?! — промелькнула самая неприятная мысль.

— Стой! Кто идет! — крикнул я.

— А! Вот ты где! — голос показался знакомым. — А я думал, что ты сбежал куда-нибудь.

— Кто там? — я попытался увидеть сквозь темноту лицо ночного гостя.

— Меня за тобой капитан прислал. Приказал забрать тебя на заставу. На днях сюда прибудет другая смена.

Я вышел из своего убежища и приблизился к солдату. Да, это был один из пограничников, тот, что подарил мне шахматы.

Я спешно собрался, покидал свой немногочисленный багаж в вещмешок пограничника и направился следом за ним. Хотелось оглянуться на прощанье, посмотреть на ствол, торчащий из ямы, на разметочные валуны. Но что-то сдержало меня.

Вот если бы доказать себе, что никакой спецточки не было, что я никого не убивал и никуда не стрелял. Легкое ли дело?! Других убедить это не так сложно, а вот себя…

— Что там на заставе?! — желая отвлечься от малоприятных размышлений, спросил я.

— Все по-старому, — ответил солдат. — Там для тебя у капитана какие-то новости, но какие — не знаю.

Возвращались мы на заставу той же дорогой, ориентируясь по фосфорическим меткам на валунах, но, на удивление, вся дорога заняла у нас не три дня, а чуть более суток.

С наступлением утра идти стало намного легче, только от воздуха, пропитанного сыростью, першило в горле.

На заставу мы прибыли около полуночи. Свет в окнах не горел. Мы тихо вошли и сбросили с себя грязные, пропитанные влагой х/б.

Утро наступило рано. Я проснулся от шума, с которым поднимались другие солдаты.

В комнату-казарму вошел капитан, проводя ладонью по только что выбритым щекам.

— Отлично, ты уже здесь! — он радостно улыбнулся. — Вставай, приводи себя в порядок и давай ко мне!

Для того, чтобы привести себя в порядок понадобилось бы по моим подсчетам четыре краткосрочных отпуска по десять суток каждый.

Быстро одевшись и умывшись, я зашел к капитану.

— Ну как? — он пристально посмотрел на меня уже без улыбки. Настрелялся?

— Так точно, — кивнул я с грустью. — Настрелялся.

— Я все прекрасно понимаю, но не мог же я послать туда своих родных солдат, с которыми уже давно… впрочем, чего это я оправдываюсь?! Слушай! Есть для тебя новое задание. Легкое и, можно сказать, даже приятное. Ведь скоро праздники…

Я вдруг понял, что за время пребывания на спецточке полностью оторвался от гражданского календаря.

— Какие праздники? — спросил я.

Капитан не ответил.

Он поправил прядь волос, сползшую на висок, прокашлялся и продолжил:

— Праздники, как ты понимаешь, надо чтить и отмечать. Короче говоря, пойдешь за наградами для нашего личного состава, кстати и для себя тоже.

Я расслабился. Такая цель командировки меня вполне устраивала.

— Награды подберешь под свой вкус. Можешь взять и впрок. На месте сориентируешься! Вот тебе гарантийное письмо, предписание и компас.

— А компас зачем?

— В этот раз пойдешь без провожатого. У нас здесь стало неспокойно. Я тебе карту дам, сам выйдешь. Если попросят там помочь в чем-нибудь — не отказывайся! Понятно?

— Так точно.

— Вот карта, — седой капитан протянул мне раскрытый планшет, — тут все указано. Разберешься. Даю тебе четыре дня. Вопросы есть?

— Никак нет! — по привычке гаркнул я, уже привыкнув оставлять все возникающие вопросы неразрешенными.

— Ну все, — по-отечески произнес он. — В путь, товарищ солдат!

Путь к отмеченному на карте месту оказался близким. На удивление легко было идти по компасу, сверяя направление по дрожащей стрелке. Все эти движения по азимутам, когда мне объясняли принципы ориентировки по компасу теоретически, казались мне дремучим лесом. На практике же все было намного проще.

Через день я вышел на окраину нужного мне населенного пункта под несколько странным названием Исильдорф-Поповка. Для села он был слишком маленьким, для хутора — чуть великоватым. Обойдя его за десять минут прогулочным шагом, я все-таки решил, что это село. Из шести одноэтажных зданий, составляющих весь этот Исильдорф, только два были жилые. Четыре других напоминали или склады, или мастерские. Побродив еще с полчаса, я постучался в один из жилых домов.

Дверь открыл рыжеволосый мужчина маленького роста. Усеянное веснушками лицо вежливо улыбнулось мне.

— Вот… — не зная с чего начать, я протянул рыжеволосому письмо и предписание.

— Та-а, — прочитав, сказал он, доброжелательно уставившись мне в глаза. — Давненько вы у нас не были. У вас что там, все тихо?!

— Да, все в порядке… — пожал плечами я. — Как будто тихо.

— Тихо… — мужчина почесал за ухом. — Латно, а вас претупреждали, что притется немного помочь?

— Предупреждали. Могу хоть сейчас…

— Сейчас не нато, чуть позже, — перебил рыжеволосый. — Прохотите!

Он посторонился и я прошел в дом.

— Направо, прошу направо, — рукой указывал хозяин.

Я очутился в просторной комнате. На одной из стен висел темный ковер, на котором стройными рядами располагались ордена и медали, а солнечные лучи, падавшие сквозь окно, заставляли их блестеть и пускать блики.

Почувствовав на плече руку хозяина, я обернулся.

— Нравится? — спросил он.

— Конечно. Вы, наверно, очень богаты!

Мужчина скромно пожал плечами. Рот его расплылся в довольной улыбке.

— Как вам сказать. Просто много клиентов. Вот, говорят, что от войны богатеют фабриканты оружия. Честно говоря, я против войны, я за мирное сосуществование всех армий. Хотя не скрою, во время войны мои тохоты увеличиваются, но и в так называемое мирное время я не стратаю.

Поток красноречия хозяина несколько смутил меня.

— А чем вы собственно занимаетесь?

— А вы за чем сюта пришли? — вопросом на вопрос ответил он.

— За наградами.

— Вот этим я и занимаюсь. Тут у меня центр метально-ортенской промышленности.

Честно говоря, эти шесть хибарок были похожи на все, что угодно, но только не на центр какой бы то ни было промышленности. Видно, я не смог убрать саркастическую улыбку, выскочившую на моем лице произвольно, как прыщ.

— Вы совершенно зря смеетесь! — обиженно сказал рыжеволосый. — Тля моей промышленности не нужны ни завоты, ни комплексы. У меня, та бутет вам известно, все заготовлено на лет тватцать вперет, таже новые образцы! Латно, говорите, что вам нато.

— Ну, медалей надо… — я запнулся, — военных…

— Выбирайте. Вот тратиционные: «За храбрость», «За мужество». Такие у меня тля всех армий есть. Вот тругой вариант: «За внутреннее мужество степени», «За показательное усердие», смотрите сами!

Я внимательно проинспектировал весь предоставленный выбор и остановился на трех медалях: «За любовь к командиру степени», «За потенциальную самоотверженность» и «За подавление личных чувств ради общего дела». Последнюю я выбрал для себя.

— Вот эти! — сказал я хозяину. — Первого и второго названия по четыре штуки и одну третьего.

— А что, убитых у вас нет?

— Почему вы спрашиваете?

— А почему вы ортенов не берете?

— А при чем тут ордена к убитым?! — я озадаченно глянул на рыжего.

— Как это, при чем?! Метали для раненых, ортена — тля убитых. Все толжно быть по справетливости.

Тут настал мой черед почесать за ухом.

— А если я сам ранил или убил — чем тогда меня награждать? — спросил я.