* * *
* * *
Мы отрекаемся от идеологии либерализма, ибо она не способна наполнить нашу жизнь смыслом, указать нам путь к мирному сосуществованию индивида с себе подобными в обществе, заслуживающем называться человеческим.
Впрочем, она таких задач и не ставит - ее цели совсем иные.
Мы отрекаемся от идеологии либерализма во имя энциклики Льва XIII - той, где о социальной миссии Евангелия,- руководствуясь теми же мотивами, по которым библейские пророки проклинали Иерусалим и призывали погибель на его голову;
И пал Иерусалим, и, чтобы восстать из праха, ему потребовалось четыре тысячелетия.
Доказано и не подлежит сомнению: любое человеческое деяние все в большей и большей степени оценивается исходя из критериев чисто экономических, из показателей математических, которые можно представить в виде импульсов электрических.
Это неприемлемо для нас, и мы будем бороться за то, чтобы взять экономику под контроль и подчинить ее иным критериям, которые я не побоюсь назвать моральными.
Ибо, когда увольняют три тысячи человек и я слышу при этом болтовню о социальной цене реформ, меня охватывает бешеное желание задушить собственными руками пяток-другой аудиторов -
По мне, так это и будет настоящей реформой,
Практической мерой, согласной с натурой
И сходной с гигиенической процедурой.
«Доверяйте частной инициативе!» - талдычат они на каждом углу, словно заведенные, словно старинные механические будильники, однообразный лязг которых приводит нас в состояние бессонницы, изматывающей и повсеместной.
На это мне нечего им сказать, кроме того, что по своему опыту, удручающе часто повторяющемуся, мне известно:
Частное лицо (я имею в виду, разумеется, человеческого индивида) - это, как правило, животное, иногда жестокое, иногда жалкое, доверять инициативе которого можно лишь в том случае, если сдерживать и направлять ее жесткими и непререкаемыми моральными принципами, словно палкою. А как раз этого и не предусмотрено.
Идеологией либерализма, понятное дело.
* * *
* * *
Заметив, что заря обернулась своей противоположностью, Аннабель увидела, как тени ее юности колышут портьеры. Ей захотелось окончательно и навсегда распрощаться с любовью. К этому ее подталкивало буквально все: потока воспоминаний, сказала она себе, ей должно теперь быть достаточно. Ее ждала ночь и больные органы. Еще один опыт, еще одна жизнь: не такая приятная, как предыдущая, но зато и не такая долгая. Соседка завела себе пуделя: почему бы и ей не завести? Пудель не способен никого защитить от хулиганов, но он постоянно пребывает в детстве, и это радует глаз. Пудель тоже замечает, что портьеры колышутся, и тихо поскуливает, увидев солнце. Он признаёт свой поводок и ошейник. Как и человек, пудель может заболеть раком. Но он не боится смерти. Оглядевшись вокруг, пудель тявкает и кидается в водоворот.
* * *