Теперь противники летели прямо в солнце. Жёлтый пожар заливал обзор. Медовые блики топили зрение. Матадор зажмурился.

— Залупа! Говнеро! Глистоед! Шноговняк! — орал на всю кабину раскрасневшийся генерал Анисимов. Руки его уверенно сжимали штурвал. Противник уже почти царапал брюхом землю.

Солнце било в глаза. Медовые блики топили зрение. Из марева вдруг выскочил, как чёртик из табакерки, ястреб с широко расправленными крылами.

Ястреб с кривым клювом вонзился в стекло. По стеклу пополз пернатый винегрет. Генерал Анисимов сбросил скорость. Сзади скулил в луже мочи юный пилот. Гаев целовал вытащенный из зарослей чёрных волос на груди массивный золотой крест.

Самолёт с волчонком сбросил скорость. Матадор резко дёрнул на себя ручку управления, и красный самолётик ушёл в небо по высокой дуге.

Мёртвый ястреб застилал полгоризонта. Проклятый враг уже выходил из мёртвой петли и пристраивался в хвост самолёту с волчонком.. Матадор хладнокровно откинул фонарь, выбросил вперёд руку с коротким «Узи».

По обшивке самолёта с волчонком застучал крупный град. Генерал Анисимов счёл за благо плюхнуть машину в тихое озерцо.

— …сенсационное сообщение. По-прежнему чрезвычайно богат внутренний мир русского человека. Эта запись сделана в рентгеновском кабинете. Посмотрите, что обнаружено внутри этого господина…

Арина сделала паузу. Сейчас гаевский редактор поймёт, что происходит что-то не то, и вырубит её из эфира…

— В желудочной полости — небольшая ёмкость, что-то вроде пластикового пакета. В ней — загадочная жидкость красного цвета…

Арина напряжённо смотрела на монитор. Всё в порядке. В аппаратной воображают, что речь идёт о каком-то казусе под рубрикой «Всякая всячина». Ещё три фразы. Их надо выпалить автоматом.

— Разгадка оказалась неожиданной. Эта жидкость — концентрат легендарного наркотика Акварель. Он обнаружен в желудке господина Козлова, личного секретаря Самсона Гаева, президента нашего телеканала. Кассета…

Редактор в ужасе закрыл Арину первой попавшейся заставкой. Как на заказ, это оказалась антинаркотическая реклама. Могильные крестики, выложенные из шприцов и иголок.

…Перед глазами кресты и крути… Напряжение последних дней… Какие-то люди вбегают в студию… Мобильный телефон надрывается…

Арина нажала кнопку приёма. Арина выставила телефонную трубку навстречу разъярённым секьюрити.

— Стоять, падлы, — раздался из чёрной мембраны хриплый и твёрдый голос. — Меня зовут Матадор. Кто тронет девчонку, будет иметь дело со мной.

С утра Мэр вписывал Президента ехать молиться куда-то в Сокольники. В честь двухсотлетия Пушкина там забабахали церкву из хрусталя.

Президент обещал поехать в Сокольники, но передумал. Сказал, что уже дважды на этой неделе молился. Президент решил ещё раз обдумать историю с наркотиками и новыми Указами.

Президент уже больше часа листал докладные и закладные записки. Президент медлил с окончательным решением.

Может, всё-таки вызвать Барышева? Отложить встречу с Анисимовым? Отставить пока Указ? Президент сомневался. Неужели Барышев вынашивал планы наркотического бизнеса?

Сам Президент, что называется, никогда не брал в рот. Как-то это гаденько, подленько — колоть или курить наркотик… Есть в этом что-то увёртливое, пакостливое. Если ты мужик — так наверни стакан без закуси, и вся недолга.

Президент подошёл к огромной карте России, которую подарили ему уральские камнерезы. Родонитовая Сибирь, малахитовый Урал, агатовый Восток, бирюзовая Волга, яшмовая Москва… И этот щенок хочет ввергнуть великую страну в наркотический угар? Не выйдет!

Пальцем в микроб сотру… Но откуда у парня такой кураж?

Или прав Анисимов, когда говорит, что молодёжь окончательно распоясалась? Что Президента вообще не держат за человека и в разговорах между собой называют Крокодилом?

В груди стало нарастать знакомое раздражение: поймать, разорвать, растоптать…

Яшмовая Москва… Позолоченный Кремль… Так, ровно пятнадцать-нуль-нуль.

На пороге кабинета появился секретарь Сергей Сергеевич. Выглядел он несколько смущённо.

— Шта? — нахмурился Президент.

— Господин Президент… Генерала Анисимова нет.

— Как нет? — нахмурился Президент. — Ещё вчера был, я с ним разговаривал. Что же он, звездой накрылся?

Секретарь откашлялся.

— Он летел на спортивном самолёте из Выборга. Вместе с Самсоном Гаевым, вы знаете, этот жирный телевизионщик..

— Ну?

— Не справились с управлением, упали в озеро… — Сергей Сергеевич сделал скорбное лицо. — Всё обошлось, но они сейчас там, в Тверской области…

Президент вдруг захохотал. Затряслись на окнах занавески, ярче стал блеск уральских камней на карте. Секретарь вжался в стеночку. Все знали этот смех Президента.

Величественный, выходящий будто из самих глубин матушки-природы, глубокий, здоровый смех. Министры от этого смеха прятались по чуланам. Депутаты теряли неприкосновенность. Банкиры заползали в свои кошельки.

Это был смех человека, внутреннему взору которого стало ясно всё. Неожиданно, вдруг — он прозревал все следствия и причины и начинал видеть во все стороны света.

— Так, — сказал, наконец, Президент. — А в предбаннике, наверное, торчит Барышев? Просит приёма?

Сергей Сергеевич только развёл руками.

Эпилог

Шлейфман с Рундуковым откупорили бутылку «Гжелки» и дёрнули по рюмке, чокнувшись со свинцовым черепом. Коноплянников забивал на диване косяк. В честь победы генерал Барановский разрешил коллективу как следует оттопыриться. Уже помянули Славу Караулова, и Серёжа Сафин пустил Арине на грудь горячую башкирскую слезу, которая скатилась под блузку и приятно обожгла сосок.

— Президент подписал Указ о реорганизации силового блока правительства: Силовое Министерство поглощается Лубянкой. Анисимов оказывается замом Барышева. Генеральный прокурор направил в Выборгскую избирательную комиссию бумагу о вычёркивании Гаева из кандидитов в депутаты. На него заведено Дело о производстве и распространении Акварели. Мы победили, ребята. Ура! — Барановский поднял бокал с морковным соком.

— Ура! — понеслось из разных углов кабинета.

— Слушай, Малыш, — приставал к Малышу Витька Коноплянников, — а катализатор, который придумал твой Игорь, он может ускорять только героин? А кислоту ускорять он не может? Жалко, если такое замечательное открытие никак нельзя по-человечески использовать…

Жора Зайцев, скушав таблетки-сюрприз, угодил в военный госпиталь. В ту самую палату, где уже лежал Володя Потапов. Их ежедневно навещала Галя Мухина, приносила горячие обеды. Лейтенанту Лейкину было приказано охранять Зайцева и, когда он очухается, доставить под конвоем в Москву. У входа в палату дежурило двое солдат — на тот случай, если Гаев с Анисимовым захотят мстить.

— И вот я, значит, делаю рядом с их рубцом свой рубец, подкладываю тампон, другой, а кровь сочится, и запах вдруг странный, — рассказывал Шлейфман об операции над Козловым.

Пакет с Акварелью лопнул в брюшной полости Козлова. Акварель поразила мозг, секретарь впал в глубокую кому. Скорее всего, он не сможет выступить на суде свидетелем гаевских махинаций и никогда уже не сможет выступить ни на каком суде. Но Шлейфман уверял, что теперь Козлов — перспективный научный объект.

Пусю и Ёжикова определили в санаторий при администрации Президента, где в щадящем режиме лечили от опийной зависимости детей высокопоставленных чиновников.

— Наши герои, — Барановский обернулся к Матадору, Арине и Малышу, — исчезают из Москвы на пару месяцев, пока всё не уляжется… Загорают, кушают мороженое, ходят за ягодами…

— Господин генерал, — хором приготовились возражать Малыш с Матадором, но Арина почувствовала, что возражают они скорее из ритуальных соображений. Приказы здесь не обсуждаются. Да Матадор с Малышом и сами, конечно, не прочь поваляться на пляже.