— Нет, — ответил Рауль. — Здесь нет ничего подобного. Считайте это художественным вымыслом.
— Станный вымысел, — с некоторой обидой даже произнес Дик. — Если уж художник ставил целью стилизовать портрет под старину, тогда ему следовало «переодеть» господина Гриза в соответствующий эпохе костюм.
— А вы приглядитесь повнимательнее, — любезно предложил Рауль.
Дик пригляделся и был вынужден признать, что костюм Дориана Гриза — обычный костюм Блонди на первый взгляд, — не дисгармонирует с общим интерьером и вообще разительно напоминает «соответствующий эпохе» наряд…
— Одни сплошные загадки… — обескураженно произнес Дик.
— Желаете еще одну? — Второй Консул определенно забавлялся. — Обратите внимание на зеркало, к которому стоит спиной Дориан Гриз. В нем отражается не только он.
— А кто?… — Дик жадно уставился на картину.
— Видимо, тот, кто стоит с ним лицом к лицу, — ответил Рауль. — Увы, в зеркале можно различить только силуэт.
— Действительно… — сказал Дик, вглядываясь в картину. — Но рисовал ее настоящий мастер!
— Великий мастер, — поправил Рауль строго, и Дику показалось, будто в этой простой фразе скрыт какой-то двойной смысл.
— Какая таинственная вещь… — вздохнул он.
— И тайны сплошь неприятные, — усмехнулся Рауль и, словно решив, что и так сказал слишком много, добавил: — Ну что, господин Валенса, вы в полной мере насладились этим произведением искусства?
— Да, благодарю вас… — вздохнул Дик, понимая, что его вежливо, но непреклонно выставляют за дверь. — Это было так любезно с вашей стороны…
— В таком случае, всего доброго.
Рядом с Диком мгновенно вырос слуга, коий и препроводил его к выходу.
Рауль остался стоять напротив портрета. «Нам легко судить вас, господин Гриз, — произнес он мысленно. — Но что бы любой из нас сделал на вашем месте, хотелось бы мне знать? Как бы япоступил?…»
— Любуешься? — Голос за спиной заставил Рауля вздрогнуть.
— Можно и так сказать, — ответил он. — Я тебе зачем-то нужен?
— Это подождет, — отмахнулся Себастьян, подходя к Раулю вплотную и тоже глядя на портрет. — Рауль, а ты бы хотел попозировать для такого портрета?
— Не шути так, — предостерег Рауль. — Ты же знаешь…
— А я не шучу. — Выглядел Себастьян и в самом деле совершенно серьезно.
— Не знаю… — произнес Рауль почему-то шепотом.
«Слава Юпитер, никому из нас не приходилось стоять перед таким выбором. Поэтому я не знаю, что бы я предпочел… Хотя… кажется, это и так ясно: когда на карте стоит судьба Амои, разве можно сделать иной выбор, чем сделал Дориан Гриз? Он расплатился за это сполна, и расплатился страшно, но Амои он спас. Стоила ли его жизнь этого? Наверно, он считал, что стоила, раз согласился…»
Рауль своими глазами видел результаты экспертизы, проведенной над останками Дориана Гриза. Впрочем, там не так много осталось, но то, что осталось, повергло экспертов, мягко говоря в недоумение…
Дориан Гриз продержался у власти почти тридцать лет. Без малого тридцать лет фактически круглосуточной адской работы… а плюс к тому неизбежные гулянки с нужными людьми, всевозможные излишества, от которых так сложно отказаться, когда тебе позволено все… Но разве можно было сказать это по его внешнему виду? Нет, он почти не изменился за эти годы. Но даже возможности организма Блонди не безграничны. Эксперты утверждали, что, судя по всему, Дориану Гризу полагалось умереть задолго до этой нелепой трагической случайности, до такой степени был изношен его организм. Кто-то восхищался: он долго держался на одной силе воли, но кое-кто призадумался, провел реконструкцию… и предпочел уничтожить результаты исследований. Потому что то, что получилось в результате реконструкции, Дориана Гриза, каким его запомнили, напоминало мало.
Еще одна тайна Эоса. Рауль прежде тоже скептически усмехался, услышав об этой загадке. Впрочем, за свою жизнь он успел навидаться столько необъяснимых с позиций логики и здравого смысла вещей, что усмехаться перестал. И, пожалуй, поверил в старинную легенду…
— Знаешь, — сказал Себастьян. — И я знаю. И ты, и я поступили бы точно так же. Скажешь, я неправ?
— Прав, — усмехнулся Рауль.
— А что, неплохо бы звучало: «Портрет господина Крея в интерьере кисти неизвестного художника», — произнес Себастьян, и Рауль опять не понял, шутит он или говорит серьезно. — Хотя вообще-то я предпочитаю рассчитывать только на свои силы.
— Я, признаться, тоже, — отозвался Рауль. — Идем отсюда. У тебя же было какое-то дело ко мне?
— Да, идем, — согласился Себастьян. — Возле этого портрета мне как-то не по себе, даром, что я не верю во всякую чертовщину. Ну, почти не верю…
«Не нам вас судить, господин Гриз. Вы поступили так, как сочли должным, и нам остается только поблагодарить вас за это…»
Дориан Гриз смотрел им вслед с картины всепонимающе и иронично…
…По пути домой Дик Валенса пытался систематизировать все сегодняшние впечатления. Если отбросить в сторону эмоции, а именно то, что он был на седьмом небе от счастья, получалось, что узнал он не так уж много. Но и того, что он смог выяснить, было, в общем-то достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Дик был человеком достаточно эрудированным, хотя нигде никогда толком не учился, и знания получал совершенно бессистемно. Где-то на краю сознания шебуршилось интересное воспоминание, то ли о чем-то читанном, то ли слышанном… Об одной древней легенде, связанной опять-таки с портретом…
Дик не сомневался, что близок от разгадки, еще минута, и он бы ухватил непослушную мысль за хвост, но тут его автомобил подрезал какой-то лихач на мотоцикле, и Дик, едва избежав столкновения с огромным грузовиком, чуть не вылетел на тротуар.
— Чтоб тебе пусто было!.. — рявнкнул он вслед мотоциклисту и, кипя от злости, направился к дому. Так и не найденная разгадка совершенно вылетела у него из головы…
Лица и маски
Утро выдалось тихим и серым. Настолько тихим и серым, что никому из обитателей Эоса, за исключением вовсе уж отъявленных и неисправимых трудоголиков, не удавалось настроиться на рабочий лад. Кто-то, отчаянно зевая, пытался заниматься делами, кто-то, махнув рукой, сдался и тихо кемарил за терминалом, просыпаясь, только заслышав шаги начальства. В большинстве подразделений сотрудники таскались, как сонные мухи, и, казалось, весь день пройдет точно так же, тихо и незаметно, лениво и сонно…
Так казалось ровно до той поры, пока один из ярусов Эоса не огласили совершенно душераздирающие звуки, от которых даже у самых сонных сотрудников всю дремоту как рукой сняло, а кое-кто особенно нервный даже подскочил на месте. Вообще-то, по части душераздирающих звуков Эос был довольно-таки неспокойным местечком, в том смысле, что подобные звуки раздавались здесь намного чаще, чем их хотелось бы слышать. Но такого… такого, пожалуй, еще никто ни разу не слышал. Ясно было одно — такие звуки могло издавать только живое существо, но вот какое именно, кто-либо затруднялся сказать. Душераздрающий вой оглашал то один ярус Эоса, то другой, то затихал, то становился сильнее… По зданию поползли слухи, что из лабораторий Рауля Ама снова сбежало нечто. Что именно — никто и представить не мог, но, предположительно, это нечтобыло большим и свирепым. Менее пессимистично настроенные личности уверяли, что никакого ЧП не случилось, и из лабораторий никто не убегал, просто господин Эмиль Кан решил завести нового певчего пета. Присутствующие соглашались, что вокальные данные и экспрессия у этого экземпляра действительно на высоте, но тем не менее по-прежнему опасались выходить из помещений. Разыскать вышеозначенных господ, чтобы ненавязчиво попросить у них разъяснений, возможным не представлялось. То есть Рауль Ам, конечно же, находился на рабочем месте, но к телефону не подходил, будучи по горло занят, а его помощники отправляли жаждущих объяснений по весьма определенному адресу, неизменно прибавляя при этом, что таковы инструкции самого господина Ама. Эмиль же Кан, по причине отсутствия в настоящий момент каких бы то ни было чрезвычаных ситуаций, на рабочем месте отсутствовал, а сумевших дозвониться ему на мобильный посылал все тем же маршрутом, выказывая в этом редкую солидарность и единомыслие с Раулем Амом.