— И по тем, государь, воровским ево письмам и по ведомостям из Черкаского от Василья Фролова с товарыщи, уведав я, что оный вор хочет из Черкаского с единомышленники своими бежать вскоре на Кубань, посылал я, раб твой, к Черкаскому для отгону воровских его конских табунов, чтоб оному вору бежать было не на чем.

Еще в конце мая к Толстому «прибежали» из Черкасска три казака. Губернатор принял их сам:

— С чем приехали, казаки? От кого?

— Приехали мы, господин губернатор, от донских старшин и казаков, которые с вором Булавиным не в соединении. А привезли к тебе просительные письма.

— О чем просите?

— Чтоб прислать к Черкаскому государевых ратных людей конных добрых.

— Сколько и для чего?

— Тысячи дне иди три. Когда те ратные люди присланы будут, тогда не токмо мы, но и те, которые с вором Булавиным в соединении, убоясь приходу государевых людей, ево, вора Булавина, выдадут.

— Где сейчас тот вор? Сколько с ним силы?

— Булавин ныне в Черкаском. А при нем единомышленников ево, воров, человек с 500 или немногим больше. Только многие от него бегут врознь по донским городкам в свои жилища, потому что, будучи при нем, чрез многое время испроелись.

— Корм им Булавин дает?

— Про то мы ни от кого не слыхали.

Трое беглецов-изменников довольно верно обрисовали положение в Черкасске, хотя, конечно, сгустили краски. Сообщили о бегстве от Булавина казаков из-за голода, но умолчали о тех новых людях, что приходили к нему в войско. Кроме того, войсковой атаман принимал меры для снабжения повстанцев хлебом из других донских городков. Но, во всяком случае, часть, и довольно значительная, черкасских жителей была недовольна, и их представители, из старшины и старожилых казаков, перебегали в Азов, просили помощи против Булавина. Один из них, «казак из старшины; а как зовут, — запамятовал», рассказывал в начале июня в московском Посольском приказе толмач Кузьма Оттоганов, только что приехавший из Азова, «объявил губернатору, что он от вора Булавина был держан за кораулом и скован и приговорен к смерти за то, что он был с войсковым атаманом Лукьяном Максимовым согласен. И для того он ис Черкаского ушел в Троецкой. И губернатор, взяв того казака к себе, распрашивал о донских ведомостях и о воре Булавине особо. А что тот казак в роспросе сказал, того он не ведает».

В разговоре же с толмачом тот казак подробно рассказал ему о майских событиях в Черкасске, нам уже известных.

В начале июня бегство казаков из Черкасска продолжается, в чем нельзя не видеть, среди прочего, и результаты работы старшин-изменников. Капитан Иван Семенов, присланный губернатором Толстым, докладывал Долгорукому:

— Ис Черкаского казаки от вора Булавина из-за караулу бегут и приходят в Азов на день человека по два и по три и больши.

— Для чево бегут? Из каких черкаских станиц? 

— Говорят, что быть с ним, вором, многие не хотят. Бегут из всех почти станиц. Только с ево сторону держатца Рыковские обе станицы. А паче же оттого бегут: опасаютца они в Черкаском твоего, князя Долгорукова, приходу.

— А Булавин?

— И сам Булавин о том твоем приходе имеет опасение. И чтоб ему, Булавину, о том приходу безвесну не быть, приказано от него, чтоб по всем дорогам и сакмам [30], жилыми и стенными местами, перестерегать твои, князя Долгорукова, письма. И буде хто с теми письмами переймет и к нему приведет, и он тем дает жалованье.

— Что мыслят казаки в Черкаском о Булавине? О том что слышал?

— Говорят те беглые казаки: хотя б один полк государевых ратных людей пришел к Азову, то, конечно, они, казаки, ево, Булавина, руками выдадут.

Острогожский посадский человек Федот Осьминин в конце июня рассказал на допросе полковнику Тевяшову:

— Был я по реке Дону до городка Тернового и слышал по городкам, что идет войско судами из Черкаского к Паншину городку.

— Для чего?

— Говорят: который есть государев хлебной запас в Паншине и на усть Хопра, и тот запас со всех городков казаки берут и готуют толчь [31]. А для чего тое толчь готуют, того я не слыхал.

— О Черкаском что говорят?

— Слушал, что из Черкаского ушло 10 человек казаков, в том числе бутто ушли дети атамана Лукьяна Максимова и иных стариков, которых показнили воры-булавинцы. И отогнали те утеклецы табун войсковой из-под Черкаского.

— Куда отогнали?

— Про то я не ведаю.

Те же вести сообщил Тевяшову строитель Донецкого монастыря Иона:

— Ведама тебе буди о всем, что ис Черкаского Фролов сын Василей пошел са многими козаками, с тумами [32], в Озов и угнал войсковой табун от Черкаского. 

Помимо Фролова, очень активную шпионскую работу вел Трофим Соколов, один из есаулов Булавина. Позднее Толстой специально просил царя наградить этого соглядатая и изменника:

— Всемилостивейший государь! Доношу Вашему величеству: донской казак Тимофей Соколов в бунт вора Булавина и ево единомышленников, будучи в Черкаском при оном воре Булавине есаулом, служил Вашему величеству радетельно и чинил в Азов ко мне всякие ведомости про их воровские злые замыслы.

Сложная обстановка в Черкасске, на Дону, предательская деятельность старшин-заговорщиков, колебания старожилого казачества, распыленность сил повстанцев, концентрация полков карателей диктуют Булавину меры и действия в зависимости от быстро меняющейся ситуации. То он шлет войска против карателей, для наступления в районе Изюмского и Харьковского полков, Тамбовско-Козловско-Воронежском крае, на Волге — в сторону Саратова и Астрахани. То уверяет царя и «полководцев» в верности, лояльности, рассылает грамоты своим атаманам, «чтоб отнюдь казаки и своевольцы на Русь под городы и на Волгу для разорения и на войска государевы войною не ходили», грозит ослушникам смертной казнью, присылает «розыщиков» для сыска их вины (нападения на государевы полки и города без его, Булавина, согласия). То направляет грамоты с воззваниями к голытьбе идти к нему для борьбы с царскими полками; к запорожцам и кубанцам — с призывами о помощи.

Помимо понятных тактических соображений — оттянуть время, удержать карателей от перехода в наступление, собрать дополнительные силы, заметно в действиях Булавина и другое — колебания в проведении своей линии, воздействие на него разнородных социальных сил, сословных групп и их интересов. Отсюда, при наличии явных успехов (создание большого повстанческого войска, взятие Черкасска, смена руководства Войска Донского, расширение восстания, победы над карателями), столь же заметны и явные, все нараставшие промахи: промедление с походом на Азов после захвата Черкасска, когда каратели не собрали еще достаточное количество полков; раздробление сил, рассылка из Черкасска наиболее способных и преданных атаманов; довольно терпимое отношение к старшине из «московской партии», вербующей все больше сторонников.

На одном из черкасских кругов, в конце мая или начале июня, против Булавина, снова говорившего «многие непристойные слова» (о борьбе с царскими войсками, походе на Москву), группа казаков верховых городков, несомненно, из числа «природных», старожилых, открыто угрожает ему:

— Ты много говоришь, а с повинной к великому государю не посылаешь.

— Посылал. И не раз, — ответил Булавин, — да без толку. Царевы воеводы наступают и нас бьют. И мы пойдем их бить и государевы городы разорять, бояр и прибыльщиков искоренять.

— У великого государя силы поболе твоей. А нас всех ты не перекуешь. Ныне нас в согласии много. Можем тебя и в кругу поимать.

«Природные», домовитые и их сторонники от тайных козней переходят к открытым угрозам. Булавин арестовал некоторых крикунов-изменников. Его личную охрану усилили — в караулах при нем стоит человек по 50 повстанцев. Более того — Булавин настоял на том, чтобы запретить вообще говорить о возможности повинной царю. Василий Фролов сообщил об этом в Азов: