Но, едва вскрыв конверт, сразу понял, что письмо вовсе не от нее. Текст был короткий, написанный менее изящным, более угловатым почерком. Анрику показалось, что это писал мужчина.
Господин Пужолс,
Посылаем вам новый членский билет ассоциации «Уолден». Пожалуйста, обратите внимание, что отныне вы состоите в другом отделении ассоциации.
С уважением.
К записке прилагалась карточка, похожая на ту, которую у него недавно так грубо отобрали. Только под заголовком «Уолден» значилось «центр № 8» и был указан другой адрес.
Анрик пребывал в таком смятении, что любой мелочи было достаточно, чтобы вселить в него надежду. Несмотря на то что все это выглядело довольно странно, он вполне утешился и уснул со счастливой улыбкой.
Глава 3
ПО МЕРЕ ПРИБЛИЖЕНИЯ К ГОРОДУ пейзаж самым удивительным образом изменился: еще нигде раньше — ни в засушливых районах, ни в лесных краях, где обитали разные племена, — Байкал с Фрезером не видели столько возделанных земель. Чем ближе становился город, тем более сельской выглядела местность. Вместо уже привычных песчаных равнин, лесов, зарослей кустарника путников окружали вспаханные и засеянные поля, на которых созревал тощий урожай.
При этом на окраинах города громоздилось невероятное множество руин, развалин, полуразрушенных бетонных или железных сооружений. Время пощадило эти постройки, но до неузнаваемости изменило их облик.
Поля здесь возделывали с помощью примитивного плуга. Люди и волы трудились бок о бок, по-братски делили все тяготы, вместе обливаясь потом и утопая в одной и той же грязи.
Что до техники, то все, что от нее осталось, застыло в вечной неподвижности. Посреди полей и вдоль дорог покоились обломки механического мира, который в былые времена отделял человека от остальных земных тварей. Чаще всего на глаза попадались ржавые кузова, нигде до этого не встречавшиеся в таком количестве: легковые автомобили, грузовики, трактора, прицепы, краны. Иные из этих древних созданий, порожденных промышленностью, больше уже ни на что не годились. Изъеденные ржавчиной металлические опоры, с которых кое-где еще свисали провода, служили пристанищем одним лишь воронам. Порой на этих фок-мачтах развевались подхваченные ветром лохмотья. Издалека они напоминали благородные боевые знамена, брошенные побежденным войском на поле битвы. К счастью, многим из этих развалин применение все-таки нашлось. Пусть они использовались не по прямому назначению, зато продолжали исправно служить людям. Кузова машин приспосабливались под жилье или курятники, возвышавшиеся над полями кабины грузовиков — под сторожевые башни. Железнодорожные вагоны без тележек непонятно каким чудом были рассеяны по высоким холмам и вдоль ручьев. Их разгородили, обустроили, заткнули дыры ветками и листвой, и внутри теперь обитало множество разного народа.
Все это выглядело бы вполне сносно и даже живописно, если бы не отравленный воздух и не загрязненная почва. На дорогах, которые вились среди полей, то и дело попадались какие-то мерзкие, вонючие лужи. Неподалеку от заводских развалин по обочинам текла ручьями темная и липкая жижа, порой затоплявшая и всю дорогу.
Трудно было удержаться, чтобы не сойти с дороги и не двинуться напрямик через ухоженные поля, где над вспаханной землей поднимались нежные зеленые всходы. Но Фрезер решительно отговорил Байкала от этой затеи. Все работавшие на поле крестьяне были вооружены. У каждого висела на плече винтовка, и он без колебаний пустил бы ее в ход, посмей кто-нибудь бесцеремонно топтать плоды его трудов.
Вскоре за полями показались и первые городские кварталы. Из этого Байкал заключил, что сельское хозяйство считалось в антизонах городским занятием. Город сам обеспечивал себя провизией, а крестьяне на самом деле оказались горожанами.
— Так проще обороняться от мародеров, — пояснил Фрезер. — В деревнях слишком опасно. А здесь у людей есть хоть какая-то защита.
— И кто же их защищает?
— Как кто? Мафия.
Чем дальше они шли, тем явственнее ощущалась близость большого города. Все окрестные холмы были облеплены лачугами и оттого напоминали гигантские ульи. Между тем вокруг все так же тянулись поля, только теперь они лавировали между островками человеческого жилья.
Больше всего Байкала поразило то, что город лежал прямо под открытым небом. Всю жизнь прожив в глобалийских безопасных зонах, он привык к тому, что над головой всегда простирается огромный защитный купол. И пусть все уже давно перестали обращать внимание на этот стеклянный потолок, его отсутствие производило странное, тревожное впечатление. К тому же здесь не было никакого климатического контроля, и город зависел от прихотей природы, беззащитный перед ливнями и открытый всем ветрам.
С тех пор как путники вошли в город, дорога уже не вилась среди полей, как раньше, а тянулась вдоль границы, отделявшей возделываемые земли от построек. Граница эта была вполне материальной: каждый квартал окружала внушительная ограда, наполовину каменная, наполовину деревянная, причем строители не побрезговали никаким подручным материалом: ни ветками, ни старыми ящиками. А вокруг того места, где жил Тертуллиан, высилась настоящая крепостная стена.
Таким образом на месте городских кварталов теперь стояли отдельные хорошо укрепленные деревни, а разделявшие их автомагистрали превратились в пашни и пастбища.
Например, оттуда, где стояли путники, было видно длинную полосу земли, засеянную ячменем. По ее очертаниям можно было предположить, что когда-то это был бульвар. Жилыми остались только те кварталы, которые располагались на возвышении. Вершину каждого такого обитаемого холма венчало высокое здание с большим балконом, служившее сторожевой башней.
Неожиданно Фрезер сделал Байкалу знак повернуть налево. Через отверстие в стене путники проникли внутрь укрепленного квартала.
У входа стояла целая толпа, и двоим вновь прибывшим ничего не оставалось, как присоединиться к ней. Оказалось, дорогу перегородили стражники, которые обыскивали всех желающих войти. Когда дошла очередь до Фрезера, он знаком показал, что они с Байкалом вместе.
— Мы два фрезера, — шепнул он на ухо стражнику, — хотим встретиться с Тертуллианом.
Волшебное имя возымело действие. Их не только сразу же пропустили, но даже не стали обыскивать.
И вот они нырнули в лабиринт улочек, поднимавшихся вверх по пологим склонам. Дома жались невероятно близко друг к другу, так что путникам порой приходилось идти гуськом, с трудом протискиваясь между двумя стенами. Иногда это были совсем тонкие перегородки, наспех сварганенные из хлипких картонок, а то и вовсе из пожелтевших газет, натянутых на каркас. Но нередко встречались и настоящие стены, каменные или кирпичные. Байкал не сразу понял, откуда взялась эта странная смесь. На холме, по которому они поднимались, в былые времена стояли роскошные виллы, окруженные садами. Эти владения давно были покинуты и разграблены. Все, что можно было отломать и унести, уже отломали. Новые жители перегородили опустошенные поместья кусками черепицы, балками, оторванными дверями и решетками. Вокруг сохранившихся стен вырос целый лес лачуг. Сады были изрыты траншеями, а земля из них, перемешанная с соломой, служила строительным материалом для стен и перекрытий. Из зияющих отверстий, которые вели в темные норы, доносились голоса многочисленных обитателей. Повсюду бегали полуголые ребятишки. Байкал никогда раньше не видел столько детей, младенцев, молодежи. Воспитанный в обществе, где дети были редкостью, он привык к постоянным одергиваниям и не мог прийти в себя от удивления, что малышам позволяют кричать, шлепать по грязным канавкам, играть где попало и громко хохотать. Ему казалось, что люди с большим будущим вот-вот зашикают на них и призовут к порядку. Конечно, если это не какой-то особенный квартал, предназначенный для молодежи.
Очень скоро Байкал понял, что ошибается. Кругом было полно взрослых, но вся эта чехарда, похоже, им нисколько не мешала.