Возвращаются нескоро. Парень весь мокрый, мужчина трясет сложенным зонтом.

– Не нашли? – Женщина переводит круглые глаза с одного на другого.

– Нет. – Мужчина открывает зонт, кладет его под столом на ковер и садится.

Женщина поджимает губы, и они у нее вовсе исчезают. Парень снимает куртку, аккуратно вешает ее на спинку стула и тоже садится.

– Звонить? – Женщина лезет в карман.

Парень пожимает плечами и отворачивается. Мужчина молчит.

Женщина почему-то поднимает сумку Матильды с пола и ставит ее себе на колени.

– Что будем делать? – хлопает руками по сумке.

– Ничего. – Парень откидывается и складывает на груди руки.

Женщина не верит, тому, что услышала, она перегибается к парню через стол. Мужчина тоже весь подается вперед.

– Ничего, – повторяет парень и опять закрывает глаза.

Женщина растерянно моргает глазами.

Мужчина наклоняется к ноге, задирает брючину и подтягивает носок. Лицо его становится бордовым, на лбу пульсирует толстая вена.

Женщина хмурится еще больше, строго смотрит на мужчину – тот продолжает молчать. Она резко откидывается на спинку стула. Переводит взгляд на парня и обратно.

– В прошлый четверг... – взволнованно начинает мужчина, и уголки губ женщины ползут вниз.

– Мы не будем ничего делать! – В голосе парня твердость и жесткость.

Мужчина и женщина вздрагивают.

– Мы БОЛЬШЕ не будем НИЧЕГО делать! – Парень сжимает кулаки.

– Ну и ладно, ну и ладно, ну и ладно... – успокаивается женщина.

Парень шумно вдыхает несколько раз через нос и выдыхает, сложив губы трубочкой. Кладет руки на стол и вдруг улыбается.

Женщина сидит, смотрит на губы парня, брови ее сначала медленно ползут вверх, потом так же медленно опускаются. Ее маленький рот вздрагивает, разжимается и чуть тянется в стороны.

Теперь мужчина переводит взгляд с парня на женщину.

– Мы не будем! Слышишь? Мы не будем! – Женщина смотрит на мужчину.

Он все еще напряжен.

– И ты ничего не будешь делать! Слышишь? И ты больше ничего не будешь делать! – Она почти не разжимает рта.

Мужчина хмурится, потом кивает, ищет что-то в кармане брюк, вытягивает под столом ноги.

Женщина берет с блюдца эклер и начинает есть улыбающимся ртом.

Парень, аккуратно расправив тоненькие белые провода, вставляет в уши малюсенькие наушники.

Мужчина, глядя на них, стягивает с правой ноги ботинок.

Подходит зареванная официантка, собирает грязную посуду, мятые салфетки, мотает головой, то ли прощаясь, то ли благодаря. Уходит на кухню.

Парень барабанит пальцами по столу.

Женщина разворачивает салфетку и долго вытирает шоколад с губ.

Мужчина, чуть приподняв ноги над полом, делает ступнями круговые движения. Сначала ногой в ботинке, потом той, что в носке. Блаженно вздыхает, отводит назад полные плечи.

И тут... В кафе... Совсем с другой стороны... Входит Матильда. Как ни в чем не бывало, весело и суетливо.

Первым делом забирает свою сумку уженщины, затем садится и достает помаду.

Парень смеется, женщина сначала сдерживается, но скоро тоже принимается хохотать.

И только мужчина опускает голову на ладони.

Матильда улыбается.

Впрочем, как всегда.

SUBLIMATION

– Когда я в очереди сидел – там у них радио орало, чтобы, наверное, не слышно было звук этот противный... Когда сверлят... Ну... Сначала там муть была про диких свиней в Белизе... Как писают твари метров эдак на десять... Потом тоже, в принципе, говно, ток-шоу, типа про экологическую катастрофу, но не в этом дело, там один пидор рассказывал сначала про точку кипения, потом про точку испарения... А потом про эту... Как ее... Ну, другую точку... Ну, вернее, в другом веществе, нет, точнее, при другой температуре там, или давлении вообще... Есть такая точка, когда твердое тело переходит в газообразное, минуя жидкость... Ну представь, кусок камня себе лежит, а потом сразу газ и ничего... Понял?.. И называется все это – сублимация...

Мойщик вытер руки о длинный белый фартук и, не закрывая рта, обернулся к человеку в черном костюме, который, казалось, совсем его не слушал.

– А зуб-то вылечили? – Человек в костюме залез в рукав, разогнул руку и чуть выдернул манжет белой рубашки.

– Зуб?.. Вылечили.

– Больно было?

– Больно.

– Нет, б..., я никогда не пойду.

– И по-английски это – sublimation, я в словаре посмотрел... Красиво, да? – Мойщик замолчал, но рот не закрыл, ополоснул последнюю тарелку, засунул ее в громадную посудомоечную машину и нажал кнопку «пуск».

Машина дернулась, замерла, и тут же по трубам в нее потекла вода.

– Послезавтра мне лететь... Жена ждет. Звонила вчера, спрашивала, купил туфли или нет...

– Да помню я! – Человек в костюме явно занервничал, и когда сверху позвали менеджера, с облегчением побежал туда.

Там, в зале, его ждала женщина с родинкой над губой, и как только он появился, она всем телом подалась к нему. Он, все еще поправляя рукав сорочки, отшатнулся. Женщина раздула ноздри и выдохнула:

– Это недопустимо...

Менеджер достал из кармана плоскую стальную зажигалку.

– Это не может так оставаться... Вы меня понимаете...

Менеджер испуганно улыбнулся.

– Я такой никогда не была... Это просто невозможно. – Она говорила негромко, но с нажимом на каждое слово.

– Вы можете объяснить мне, что произошло?

– Как вы не понимаете, если я вам говорю!

Менеджер несколько раз закрыл и открыл глаза.

– Вы хотите сказать, что до меня вам никто не говорил? – Женщина подняла брови.

– Я не очень понимаю...

– Господи, чего уж там не понять...

– Я...

– Нужно просто взять и поменять, я не хочу казаться навязчивой, упаси бог, но это же возмутительно, в самом деле... Я вошла и чуть не упала просто.

– Не упали?..

– Ну, это я иносказательно, я себя такой не видела! Это же пугает!

– Где?

– В туалете...

– В туалете что?

– Я чуть не упала, когда увидела! Нужно принять меры.

– Хорошо.

Он схватил за рукав пробегающего мимо мойщика в белом, но уже чуть мятом фартуке, и зашептал ему на ухо. Мойщик, не закрывая рта, развернулся и побежал в сторону туалетов.

– Не волнуйтесь, мы примем меры.

– Не поймите меня превратно, но это необходимо сделать, в конце концов, для репутации кафе. Это же унизительно, такое искажение... Я, конечно, не приняла это как оскорбление лично в мой адрес, но...

– Мы все сделаем... Пожалуйста, не волнуйтесь.

Тем временем мойщик с открытым ртом долго стучал в женский туалет, потом вошел туда, проверил все, вышел и на всякий случай заглянул в мужской. Там, у писсуаров, лицом к стене стоял грузный мужик и сосредоточенно писал. Мойщик проверил кабинки, толстяк обернулся на звук. У него было красное воспаленное лицо. Мойщик, вращая головой, осматривал помещение.

– Как вы похожи на одного моего друга! – Толстяк закончил и теперь застегивал штаны.

– Что вы сказали? – Мойщик умудрялся говорить, не закрывая рта в паузах между слов.

– Я сказал, что вы похожи на моего друга, только у вас акцент другой.

– А какой акцент у вашего друга?

– Австралийский. А волосы у вас точно как у его жены.

– То есть я напоминаю вам обоих одновременно?

– Пугающе? Не правда ли?

Мойщик пожал плечами и побежал наверх.

Там менеджер все еще стоял перед женщиной, и руки его, сжатые в кулаки, топорщили карманы.

– Его нужно просто поменять... – Женщина решительно взмахнула рукой.

– Что?

– Взять и поменять.

– Что, мадам?

– Зеркало!

– Зеркало?

– Я же объясняю... Оно искажает...

– Искажает...

– Оно просто превращает людей в уродов.

– Уродов?

– Не повторяйте за мной, а действуйте!

– Хорошо, мадам! – Он казался абсолютно спокойным, только на шее вспухла и неровно билась зеленая вена.

– Вас в детстве родители водили в комнату смеха? Туда, где на стенах висят кривые зеркала? Вам было смешно?