Перспектива потерять последний шанс на счастье с Филиппом казалась ей ужасной. Но самолюбие все же взяло верх.

— Мне двадцать один год. И я не ребенок, — собрав все силы, спокойно заявила Джейн. — И потом, кажется, ты хотел, чтобы я помогла тебе на частном аукционе в Руане.

— Да, — хрипло ответил Филипп.

— Тогда, пожалуй, я могу задержаться.

Это прозвучало у нее довольно холодно.

Хотя больше всего ей хотелось крикнуть, что она любит его, хочет остаться с ним и вернуть блаженную атмосферу их прежних отношений. Но сейчас миссис Эшли едва могла дышать. Перенесенные страдания словно стиснули ей грудь.

— Отлично. — Филипп расслабился и уткнулся носом ей в шею. — Завтра мы отправимся в Руан. До аукциона остался один день, а нам еще надо полностью обновить твой гардероб.

— Но зачем? Мне не нужны новые платья!

Джейн в недоумении посмотрела на мужа.

— Разве? Но прошу прощения, мадам. — Сарказм пронизывал каждое его слово. — Не далее, как сегодня утром, вы сказали, что являетесь лишь «дополнением» для меня. Женщиной, на которой я женился для того, дабы упрочить свое положение в обществе. И пусть мое происхождение не столь благородно, как ваше, дорогая, но по крайней мере я не испытываю недостатка в деньгах. И мне кажется, что происходящая из обедневшей знати жена нувориша нуждается в новом гардеробе...

5

— Вы вернетесь к празднику, мадам? — улыбаясь, спросила мадам Саксон у Джейн, задержавшейся в холле, пока Филипп укладывал чемоданы в машину.

Джейн в недоумении посмотрела на экономку. Этой ночью она плохо спала и теперь слабо понимала, о чем идет речь.

— В конце недели, — так же приветливо пояснила мадам Саксон, — в деревне будет праздник «прощения грехов». Вы разве не помните?

Наконец улыбнувшись, Джейн утвердительно кивнула. Она действительно вспомнила. Еще девочкой вместе с родителями она частенько посещала эту довольно странную церемонию: местные жители, одетые в старинные костюмы, зажигали огромный костер, который символизировал их раскаяние в грехах.

— Ах, да! Мы обязательно пойдем на праздник, если успеем вернуться к тому времени. — В горле у Джейн словно застрял комок. — Сейчас я не могу ничего точно сказать о наших планах, мадам Саксон...

Она не знает, что будет делать в ближайшие два часа, а не то что через день или два. Телефон сегодня не умолкал все утро: звонил Стивен и с жаром отрицал выдвинутые ею обвинения; звонил узнавший от Стивена, где она находится, отец и пытался осторожно выяснить, что происходит; звонила Николь, очевидно сгоравшая от любопытства из-за таинственного письма и панического бегства Джейн.

Задыхаясь от волнения, Николь поведала подруге, что часто видится с Питером, свидетелем Эшли на свадьбе, который, похоже, божественный мужчина и, как и Филипп, настоящий подарок для женщины.

Затем Филиппу позвонил Питер, чтобы по-мужски поддержать друга. Филипп еще с кем-то разговаривал, уединившись в кабинете. Он не посчитал нужным информировать жену о тех, кто ему звонил.

— Хорошо, что мы едем в Руан, — положив трубку после разговора с Николь, устало сказала Джейн мужу. — Я начинаю чувствовать себя просто затравленной. А ты?

— Затравленным? Можно сказать и так, — коротко бросил Филипп, однако было видно, что его мысли заняты чем-то другим.

Казалось, в Эшли проходила какая-то внутренняя борьба, но он не хотел делиться с женой своими переживаниями. Джейн же с болью думала о происходящем между ними, а их постоянные стычки доставляли молодой женщине неимоверные страдания.

По дороге в Руан супруги сделали остановку, чтобы пообедать. В ресторане Филипп разговаривал только о бизнесе, словно они по-прежнему были просто коллегами по работе, подробно рассказывая жене о частном аукционе, где Джейн предстояло принять участие в торгах.

По причине своей известности в искусствоведческих кругах Филипп не мог позволить себе появиться на этой распродаже. Между тем здесь ожидалось что-то особое. Весьма состоятельный коллекционер, пожелавший избавиться от своих богатств, всегда отличался эксцентрическими вкусами и славился известными приобретениями, поэтому множество торговцев предметами искусства со всего мира собиралось приехать на этот аукцион. Стоит там появиться Эшли с его всем известной репутацией, сразу же возникнут подозрения, что он обнаружил шедевр, не попавший в каталог, — и цены значительно подскочат.

— В списке эта картина упоминается как «Портрет неизвестной, приблизительно семнадцатый век». Мне кажется, это редкий подлинник, портрет Кэтрин Ховард кисти Гольбейна, — сообщил Филипп, когда они пили кофе.

— За исключением миниатюры Гольбейна в королевской коллекции другие портреты Кэтрин Ховард практически неизвестны. — Джейн наморщила лоб, в зеленых глазах появились искорки профессионального интереса. — Кажется, историки считают, что Генрих VIII уничтожил все изображения Кэтрин Ховард в припадке безумия, после того как отрубил ей голову.

— Верно. Она предала его, изменив с другим. Для короля это было делом чести, — спокойно заметил Филипп.

— Да, конечно... честь и гордость. — Джейн поставила на стол чашку и пристально посмотрела на мужа. — Некоторым мужчинам, очевидно, нужно обязательно мстить, если задеты их гордость и честь.

В ответ на ее решительный взгляд Филипп лишь сощурил глаза, но вызова не принял и помахал рукой официанту, чтобы тот принес счет.

Затем, сидя рядом с ним в машине, Джейн то и дело украдкой поглядывала на суровый профиль мужа. Выражение его лица не предвещало для нее ничего хорошего.

Миссис Эшли казалось, что они так же далеки друг от друга, как если бы жили на разных планетах в разные времена.

Единственное, что, пожалуй, сейчас связывает их, — это секс. Джейн становилось не по себе при воспоминании о том, как трудно ей противиться страстному влечению к мужу. Ей было одновременно и сладостно, и горько, когда вновь Филипп давал ей понять, что похоть и любовь совершенно разные вещи...

Кроме всего прочего, у нее тоже была гордость, и после его высказываний она испытывала серьезные сомнения в том, сможет ли она вообще еще когда-нибудь остаться с ним наедине в спальне. Прошлой ночью она ушла в свою комнату, а Филипп не стал ее удерживать, только саркастически заметил, что принцессе уже поздновато пытаться укрыться в башне из слоновой кости.

— Мне надоело, — яростно бросила тогда ему в ответ Джейн. — Я твоя жена, а не наложница. Ты не имеешь права использовать меня, чтобы... получить удовлетворение, когда тебе этого захочется.

— Мне казалось, это приносит удовлетворение нам обоим. И разве не ты настаивала на безукоризненном исполнении супружеских обязанностей. Но твои слова я запомню, — вежливо заметил Филипп.

В его взгляде читалась насмешка.

Той ночью, боясь его прихода, Джейн даже подставила стул под дверь своей спальни, но после того как Филипп не попытался проникнуть к ней через дверь и даже не забрался по веревке в окошко, Джейн, которая почувствовала себя участницей дешевой мелодрамы, стало стыдно за свое ребячество. К тому же сгорая от страстного желания, она долго ворочалась в бесплодных попытках уснуть, проклиная себя за глупость...

— Я забронировал для нас номер люкс. — Филипп назвал одну из самых роскошных гостиниц Руана.

Их автомобиль влился в поток транспорта на окраине города. А когда Джейн сделала от удивления «большие глаза», Эшли негромко рассмеялся.

— Разве найдешь лучшее место, чтобы похвастаться моей «престижной» женой? И потом, в августе Руан — настоящий ад, туристов полно, и я подумал, что комфорт нам не повредит. В этот город нужно приезжать весной. Ты согласна? Это намного романтичнее.

— Филипп, прошу тебя, прекрати.

Джейн больше была не в состоянии терпеть его насмешки. Она почувствовала, что ладони вспотели, и дрожащими руками провела по бриджам цвета морской волны. Нервы... Она нервничает в обществе собственного мужа! Но это же смешно. Как можно дойти до такого? Впрочем, в очень многом виновата она сама.