Нам известно, что он считал риторику «искусством лишать значимости то, что важно, придавать значение тому, что его не имеет, и заменять реальность вещей искусственностью слов». Как презирал он софистов, которые часами говорили и не могли ничего сказать, с безразличием отстаивали и истинное и ложное! Серьезный склад его ума не позволял мириться с этим витийством, лишенным какого-либо убеждения или идеала.

Юлиан презирал риторов. Но он оказывал им покровительство, потому что, несмотря ни на что, они сохраняли чистоту языка. Совсем другим было его отношение к киникам. Они вызывали у него отвращение. Во-первых, потому что их способ мышления и жизни уже ничем не напоминал мышление и жизнь Диогена, которому они подражали чисто внешне. Во-вторых, потому что для них не существовало ничего святого: ни государства, ни общества, ни добра, ни зла, а значит, ни морали, ни порядочности, ни самосовершенствования, ни спасения. С неопрятностью, тем более отвратительной, что она поддерживалась сознательно, они прожигали жизнь вместо того, чтобы работать, и бродили по дорогам, кичась своими лохмотьями. Говорили, что они зубоскалят даже на папертях храмов. Юлиан не видел никакой разницы между ними и нищими монахами, которых он застал дерущимися перед церковью Святых Апостолов. И это философы? Нет, это — анархисты. В восстановленной империи, о которой он мечтал, им не было места.

К счастью, имелся луч света, на котором можно было задержать взгляд, чтобы не потеряться в водовороте противоречивых теорий и доктрин: это была философия неоплатоников, система идей, которую Плотин, Порфирий и Ямвлих, следуя друг за другом, вознесли на неизмеримую высоту. Позже Юлиан скажет о Ямвлихе: «Он достиг полноты человеческой мудрости. Никто никогда не скажет ничего более совершенного, чем он, даже если будет очень стараться и долго работать».

Следует признать, что объяснение мира, предложенное александрийскими неоплатониками, действительно поражало совершенством. Никогда ранее античная мысль не порождала ничего более величественного и всеобъемлющего.

Плотин ⁶⁵, первый по времени из философов этого направления, поставил во главе Космоса Единого,негасимое пламя, низвергающее на мир непрерывный поток искр. Каждая из этих искр является душой, которая, побывав на земле, возвращается в изначально породившее ее горнило. Это восхождение происходит в несколько этапов и зависит от наработки добродетелей. Это движение души к своей естественной родине обозначалось понятием «соединение с Богом». Достичь такого соединения может только полностью освободившийся человек.

Таким образом, Плотин не только подчеркивал, что вся Вселенная находится в движении, но и обосновывал непрерывный обмен между множественным и Единым, между чувством и пониманием, между человеческим и божественным. Однако эта доктрина была столь абстрактной и эфемерной, что понять ее мог только узкий круг элиты. Более того, она сознательно отвергала любые материальные проявления: богов, храмы, культы, в которых нуждались массы для поддержания религиозности. Поэтому Порфирий ⁶⁶решил очеловечить эту философскую систему, вернув ей некоторые элементы, непосредственно доступные чувствам толпы.

По его мнению, все боги действительно существуют, равно как и полубоги и легендарные герои. Их не следует ни лишать права на существование, считая чистыми аллегориями, ни ставить на место верховного Бога, поскольку каждый из них отражает лишь какой-то из его основных аспектов. Они являются различными гранями Самосущего, и Бог посылает их к человеку, чтобы напомнить о присутствии частиц его божественности в любом проявлении жизни. И поскольку человек сложен, а природа многообразна, то и богов бесчисленное множество, и их вид постоянно меняется. Они относятся к Единому Богу так, как свет относится к солнцу: ведь его бесчисленные лучи наводняют землю и порождают на ней жизнь, не являясь при этом сами по себе ни Жизнью, ни Солнцем. В какой-то мере предвосхищая идеи современных физиков, которые утверждают, что свет одновременноявляется волновым излучением и потоком частиц, Порфирий видел в каждом боге одновременнои образ, и путь: образ, способный вести человека через превратности его существования, и нематериальный путь, проложенный сквозь пространство наподобие шелковой лестницы, которая позволяет человеку подняться до его Создателя.

Эта концепция подразумевала строгую упорядоченность иерархии богов. Конечно, все они существуют и заслуживают почитания. Но те, кто стоит ближе к своим небесным истокам, самим этим фактом облекаются большей властью. Почитание богов-покровителей похвально. Почитание богов, олицетворяющих солнце, таких, как Зевс или Аполлон, еще более похвально. Но наивысшей похвалы заслуживает тот, кто почитает само Солнце, ведь оно породило всех богов, к нему сходится все и вся в мире и в слиянии с ним в конечном счете переплавляется все сущее ⁶⁷.

Однако в этом здании не хватало еще одного элемента. И завершение его строительства было результатом трудов ученика Порфирия по имени Ямвлих ⁶⁸. Он пришел к этому, совершив своего рода переворот в философии. Применив неслыханно дерзкий интеллектуальный прием, он буквально расщепил солнце на три составные части. Или, точнее, он наложил друг на друга три различных солнца, конечно, не в физическом пространстве, а в человеческом сознании.

Ямвлих пришел к этой концепции, размышляя над следующим утверждением Платона: «Ты согласишься, что солнце придает видимым объектам не только способность быть видимыми, но также способность к рождению, росту и жизни, хотя само по себе оно не является их Создателем».Из этого следовало, что солнце, свет которого воспринимают наши глаза, подвержено, как и весь наш мир, действию времени и законов становления. Значит, солнце не может быть Создателем мира. За ним должно существовать другое, вневременное и трансцендентное Солнце, отражением которого и является видимое нашим глазам светило. Вместе с тем такое понимание вещей порождало больше вопросов, чем объяснений: создав два параллельных мира, отличных друг от друга и не соединенных между собой, эта концепция про-лагала непроходимую пропасть между случайным и трансцендентным, она разрывала единство Бытия.

Именно преодолев эту пропасть, Ямвлих достроил в несовершенном ранее здании величественный свод, которого ему недоставало. Он представил третий — промежуточный — мир, в котором случайное переходит в трансцендентное под действием Посредника. Затем он дал каждому из таким образом наложенных друг на друга миров свое имя, свое определение и свое отдельное солнце.

В этой языческой троице в первую очередь существовал действительныймир (мир случайности), освещаемый тем солнцем, которое воспринимают наши чувства. Затем существовал прокосмический(или промежуточный) мир, управляемый Посредником, «порожденным плодоносной сущностью Блага». И наконец — гиперкосмический(или трансцендентный) мир, над которым властвует вечное в своем блеске Солнце, Творец всех сил Вселенной, обеспечивающий ее порядок. Благодаря введению промежуточного мира между действительными гиперкосмическимбыло восстановлено единство Бытия ⁶⁹.

Для Юлиана эта система стала «совершенным выражением истины, самой реальностью» ⁷⁰. Именно поэтому у него вырвалось следующее восторженное заявление: «Этот божественный мир, чудо красоты, который простирается от вершин небесного свода до пределов земли и поддерживается нерушимым божественным Провидением, существовал от вечности без всякого акта творения и будет существовать вечно» ⁷¹.

И все же в системе Ямвлиха имелось одно уязвимое место. Оно касалось промежуточного мира ⁷². Каким образом действует Посредник? Как себе его представить? Каким образом он осуществляет скрытую связь между созданием и его Создателем? Все эти вопросы имели для Юлиана первостепенное значение, поскольку, несмотря ни на что, на него оказало сильное влияние христианское воспитание и он прекрасно понимал, что притягательная сила христианства проистекает в основном из того, что это религия «Воплощения».