Еще в начале боя Публий отделил от своего войска отряд в пятьсот человек, дал им лестницы, поставил возле лагуны и приказал спокойно ждать и не ввязываться в общий бой. И вот настал полдень. [38]И тут воины, стоявшие у лагуны, увидели чудо: вода начала отступать «и сильным, громадным потоком хлынула через отверстие в соседнее море» ( Polyb., X, 14 , 7–8). При виде этого римляне онемели, не веря своим глазам. Тогда перед ними явился Сципион и сказал:
— Пробил час, воины! Мне помощником явился бог! Идите прямо к стене! Море дало нам дорогу. Несите лестницы, я поведу вас ( Арр. Hiber., 83).
И они пошли вперед по обмелевшему озеру «в глубоком убеждении, что все происходящее есть дело рук промысла божества. Они вспомнили о Нептуне и о тех обещаниях, которые давал им в своей речи Публий» ( Polyb., X, 14 , 11). «Сципион приписал это чудо богам, которые повернули море, чтобы дать проход римлянам, увели воды и открыли пути, по которым ни разу не ступала нога человеческая. И он велел следовать за Нептуном, как за проводником, и идти по водам к стенам» ( Liv., XXVI, 45 , 9).
Никто из осажденных их не видел, в этом месте стену вообще не охраняли — ведь никому и в голову не приходило, что римляне могут пройти по водам озера. Карфагеняне всецело были заняты битвой у стен. И римляне беспрепятственно влезли на стены и бросились открывать ворота своим. «Так благодаря своей отваге и счастью Сципион в один день взял этот богатый и могущественный город» ( Арр. Hiber., 88).
Неудивительно, что взятие Нового Карфагена поразило воображение современников. Римские солдаты и испанцы поклонялись теперь Публию, как божеству. «Его осыпали похвалами и все еще более уверились, что он все делает по внушению бога» ( Арр., ibid.). Карфагеняне объяты были почти мистическим ужасом. Тысячи легенд ходили о молодом полководце. Эллинские историки, которые сейчас же стали живописать блестящие подвиги Сципиона, не колеблясь приписывали чудесное взятие Нового Карфагена богам и Тюхе ( Polyb., X, 9 , 2–3). Чудо было так явственно, так очевидно, что его признали все. Но есть люди, которые не могут примириться с вмешательством сверхъестественных сил в нашу жизнь. Такие люди были в древности, есть они и сейчас. К их числу принадлежат, в частности, все современные историки. Они предлагают ряд гипотез, чтобы устранить из мира это чудо. Сейчас мы обратимся к их разбору. Но прежде всего необходимо сообщить все, что известно о мистических связях Публия с богами.
ИЗБРАННИК БОГОВ
…В те дни в таинственных долинах,
Весной при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться Муза стала мне.
Они на бранное призванье
Не шли, не веря дивным снам.
Они твердили: пусть виденья
Толкует хитрый Магомет,
Они ума его творенья,
Его ль нам слушать — он поэт!
Верь лишь мне, ночное сердце,
Я — поэт!
Я, какие хочешь, сказки
Расскажу.
С самого рождения Публия Сципиона окружал ослепительный ореол легенд. Да, с самого рождения от бога, принявшего облик змея, до смерти, ибо и через 200 лет его могилу стерег, говорят, исполинский дракон. Философы, поэты, историки, солдаты, варвары и простой народ, каждый согласно своему образованию и вере, называют его существом божественной природы, любимцем небожителей, баловнем фортуны, сыном Юпитера, который при жизни во сне и наяву беседовал с богами, а после смерти сам стал одним из бессмертных богов и пребывает теперь в области Млечного Пути, в сверкающих звездных чертогах, овеянный звуками музыки сфер. Уже из последних слов ясно, что не все легенды сложились при жизни героя; многие возникли уже после его смерти. Постараемся насколько возможно в них разобраться.
До нас дошли свидетельства о том, какое сильное и странное впечатление производил этот удивительный человек на окружающих. Один из собеседников Сократа, пытаясь выразить то ощущение, то почти мистическое чувство, которое он испытывал, общаясь с ним, сравнивал его с электрическим скатом. И современники Сципиона пытаются выразить то же чувство.
«Упавшие с неба звезды, если бы они явились людям, не вызвали бы большего обожания у окружающих», — пишет о нем Валерий Максим ( Val. Max., II, 10 , 2).
«Этот юноша совершенно подобен богам», — восклицает один современник ( Liv., XXVI, 50).
«Все наделяли его чем-то сверхъестественным», — говорит Полибий ( Polyb., X, 2 , 6).
Считали, что «все планы его складываются при участии божественного вдохновения» ( Polyb., X, 2 , 12).
«Он обладал удивительной способностью внушать отвагу и надежду всем, с кем общался» ( Polyb., X, 14 , 10). При этом надежды, которые внушал Публий, были какими-то особенными, гораздо большими, чем доверие к человеческим обещаниям и доводам, основанным на разуме и логике ( Liv., XXVI, 19). Дошло до того, что его предчувствия официально считались римским государством столь же верным знамением, как оракулы и ответы гаруспиков ( Liv., XXIX, 10). С другой стороны передавали, что врагам он внушал какой-то беспричинный ужас, тем больший, что они не могли его объяснить ( Liv., XXIX, 20).
Едва он прибыл в Иберию, как «молниеносно по всей стране… пролетел слух, что полководцем к ним прибыл Сципион… по воле божества» ( Арр. Hiber., 73), и все «были уверены, что он все делает по внушению бога» ( ibid., 88).
Так было при жизни. После смерти он удостоился необычной почести, которая ни до, ни после не выпадала на долю ни одному римлянину. «Его imago(изображение) стоит в cellaхрама Юпитера Всеблагого и Величайшего, и, когда род Корнелиев совершает какой-нибудь погребальный обряд, его выносят оттуда, и для одного Сципиона Капитолий является атриумом» ( Val. Max., VIII, 15 , 1). Imago — это восковая маска, снимавшаяся с лица покойного. Такие маски предков ставились в главной комнате дома — атриуме. Маска же Сципиона находилась не в фамильном атриуме, а в cella, то есть в святая святых храма, где при жизни любил в совершенном одиночестве, ночью, запершись, проводить время Сципион. Это показывает, что Публия считали существом природы божественной, тесно связанной с небожителями, поэтому храм был для него домом. {17} Есть также известие, правда, происходящее из очень сомнительного источника, что еще при жизни Сципиона его статую хотели поставить в cella Юпитера. {18}
Вероятно, сразу после смерти Публия всем этим легендам придал философское осмысление в духе пифагорейских учений его близкий друг поэт Энний. Он утверждал, что Сципион единственный человек, который после смерти взошел на небо и там в синих храмах среди звезд стал одним из небожителей. [39]Однако многие легенды говорят, что в нем при жизни текла божественная кровь, что отец его был не простой смертный, но один из блаженных богов. Рассмотрим эти предания.
«Мать его долго считали бесплодной, и Публий Сципион, ее муж, уже отчаялся иметь детей. И вот однажды, когда мужа не было и она спала одна, в ее спальне на ложе рядом с ней появился исполинский змей. А когда увидевшие его, охваченные ужасом, закричали, он соскользнул с ложа и его не смогли найти. Публий Сципион вопросил гаруспиков, и они, совершив священнодействие, возвестили, что у него родится ребенок. Некоторое время спустя после появления змея на ложе женщина почувствовала признаки беременности, а через десять месяцев родила. Ребенок этот и был Публий Сципион, который победил Ганнибала и карфагенян в Африке» ( Gell., VII, I). Этот змей, по мнению многих писателей, был богом Юпитером, принявшим облик дракона ( Dio, 56 , 38–39; Vir illustr., 49;ср. Val. Max., 1 , 2, 2 ). Всю дальнейшую жизнь Публий был каким-то чудесным образом связан со змеями: когда он был совсем маленьким, его обвил змей, не причинив никакого вреда ( Vir. Illustr., 49); едва он высадился в Африке, к лагерю подполз огромный дракон. Сципион счел это за доброе предзнаменование ( Dio, 57, 63). Могилу его стережет исполинский змей ( Plin. N.H., XVI, 234–235).