Генри подошел к большим квадратным окнам, выходившим на самую известную улицу города. В столь ранний час ничего не происходило, разве что небо с каждой секундой становилось все ярче. Генри задумчиво стоял, расставив ноги, и смотрел на зарождающийся день. Он вложил в тонкий аристократичный рот сигарету и несколько секунд колебался, прежде чем зажечь спичку. Затем дым пополз к окну, смешиваясь с дымом очагов, которые в этот час разжигали во всех лучших кухнях Нью-Йорка.

— Мистер Лоуренс, — сказал Генри спустя несколько минут молчаливых раздумий. — Как скоро будут готовы бумаги о разводе? Может быть, мы сможем вручить их миссис Шунмейкер сегодня днем?

— Не вижу никаких препятствий, — ответил поверенный.

— Замечательно. — Генри бросил окурок на пол и затушил его носком ботинка. — В таком случае, пожалуйста, поручите кому-нибудь позвонить в «Тиффани». Сегодня им придется рано открыться для меня…

Глава 40

За окошком над дверью особняка Кэрнсов забрезжил рассвет. Скоро в дверь застучат утренние посыльные, а на улице начнется летний день. Посередине ведущей наверх крутой лестницы сидела Элизабет Кэрнс, несмотря на жару дрожащая от холода и неспособная пойти ни вверх, ни вниз. У подножия ступенек лежало безжизненное тело её второго мужа с изогнутой под неестественным углом головой. Пепельно-белокурые волосы ниспадали со склоненной головы Элизабет на плечи. Обе её руки лежали на выступающем животе, словно щитом прикрывая нерожденного ребенка от первого взгляда на ужас, способный существовать в этом мире.

В своей жизни Элизабет поступала плохо слишком много раз для девушки, воспитанной с единственной целью быть милой и вести себя порядочно. Но ничто не шло в сравнение с тем, что она сделала этой ночью: своими руками по собственной воле лишила жизни человека. Элизабет знала, что скоро придет кто-то из слуг Сноудена, или его домоправительница, или ещё кто-то, представляющий для неё возможную угрозу. Но, сбежав из дома, она лишь признает свою вину в этом постыдном деянии. И поэтому продолжала сидеть, покачиваясь, пока шли часы.

Она так обезумела и ушла в себя, что едва заметила, как открывается дверь. Услышав скрип, поняла, что доносившийся до неё несколько минут неясный звук был не чем иным, как стуком в дверь.

— О… Элизабет…

Нежность, с которой было произнесено её имя, так походила на столь нужную сейчас ласку, что когда Элизабет подняла голову и посмотрела в глаза Тедди Каттингу, её собственные глаза наполнились слезами. На нем был приталенный синий мундир с медными пуговицами и черные брюки, а на добром лице застыла скорбная тоска. У бедра был пристегнут пистолет в кожаной кобуре — и Элизабет показалось странным увидеть своего воспитанного светловолосого друга вооруженным.

— О боже, — сказал он, глядя на изломанное тело на полу между нижней ступенькой лестницы и пестрым ковром. — Я опоздал.

— Нет, — прошептала она. Ей хотелось сказать, что он пришел как раз вовремя, но слова не шли с языка. Тедди поспешил к ней, переступив через Сноудена и перепрыгивая через ступеньки. Элизабет попыталась встать, чтобы поприветствовать его, но ноги казались ватными, и в следующую секунду молодая вдова рухнула в заботливые объятия Тедди. Привалилась к нему всем весом и поняла, что он удержит её. — Ты знал, — наконец прошептала она.

— Позавчера, когда я приходил навестить тебя, я увидел, что ты зовешь на помощь, — почти извиняющимся тоном начал он. Тедди положил ладонь на затылок Элизабет, а другой рукой поддержал её за талию. Элизабет так устала, что боялась уснуть прямо в таком положении. — Я почувствовал в комнате запах эфира, и отчего-то был уверен, что ты вряд ли в нем нуждалась или желала его принимать. Но твой су… — голос Тедди сорвался на этом слове, — супруг охранял твой покой, и я побоялся, что твоя матушка мне не поверит, если я пойду к ней. В конце концов, он был твоим… твоим мужем, да и откуда мне знать, что тебе нужно, а что нет?

Тедди покачал головой. Морщинки на его лбу углубились. Элизабет знала, что должна что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова, и через минуту Тедди продолжил:

— Но шли дни, и я не мог спать от беспокойства. Сегодня утром я по-прежнему не знал, что делать, но понимал, что не смогу пережить этот день, не зайдя к тебе. Поэтому я решил сам поговорить с твоим мужем и попытаться забрать тебя отсюда, не вызвав скандала. Но перед тем как идти сюда, я зашел в полицию и попросил их зайти чуть попозже, на случай если… моя попытка не увенчается успехом.

Тедди встал поудобнее, прислонившись к стене, чтобы держать Элизабет крепче. Она хотела навсегда остаться здесь, у него на груди, и поэтому вздохнула и прижалась к нему теснее. Она вспомнила, что весьма странно и неправильно позволять знакомому джентльмену вот такие объятия. Но в ту минуту её совершенно не волновали правила приличия, ведь сама её жизнь гротескно перевернулась с ног на голову, да и хорошие манеры принесли ей и Тедди уже достаточно боли и непонимания.

— Но я должен был прийти раньше. До того, как случилось… А что именно произошло?

Карие глаза Элизабет округлились, пока она думала, как можно объяснить произошедшее. Она подняла глаза на как обычно гладкое лицо Тедди: юношу можно было принять за шестнадцатилетнего подростка, если бы не складки над бровями, рост и пистолет на поясе.

— Может показаться невозможным, но… — начала она.

— Ты не обязана пояснять — мягко перебил Тедди, когда она заколебалась.

Но Элизабет хотела объяснить, и продолжила бы, но тут снова постучали в дверь. От стука они с Тедди замерли.

Из задней части дома сонно выплыла коренастая миссис Шмидт еще в халате и открыла дверь. На крыльце маячили двое в полицейской форме со значками на груди. Миссис Шмидт посторонилась, полицейские сняли шляпы и переступили порог. Приветливые и благодарные лица переменились, едва служители закона увидели странную картину: почти висящую на руках стоящего посредине лестницы Тедди Каттинга хозяйку дома с взъерошенными волосами и в тягости, а у подножия ступенек — безжизненное тело её мужа.

— О! — воскликнула миссис Шмидт, закрывая рот рукой. — Мистер Кэрнс!

— Что это? — спросил один из вошедших. — Кто-то совершил убийство.

Элизабет вздрогнула, не только потому что полицейский искал виновного, хотя об этом она тоже подумала, но потому что видела это лицо как раз перед тем, как её силой уложили в постель. То самое мальчишечье лицо в рытвинах от какой-то детской болезни, которое в тот раз мгновенно воскресило в памяти все горести, выпавшие на долю несчастной за последний год. Сейчас это лицо показалось ей ещё более гнусным, и Элизабет покрепче вцепилась в Тедди. Он тоже сжал хватку и медленно принялся спускаться по лестнице, поддерживая подругу.

— Миссис Кэрнс пережила чудовищное потрясение, — сказал Тедди, едва они осторожно переступили через тело Сноудена. Покойный лежал спиной вверх, но его застывшее в ужасе лицо смотрело в потолок. — Боюсь, винить в этом стоит только меня. Утром я пришел навестить хозяйку дома, а мистер Кэрнс отказал мне в визите. Видите ли, она моя старая подруга, и, боюсь, мы с ним немного повздорили. Я искренне не понимаю, как это случилось, но старина Кэрнс просто оступился и…

Полицейские и миссис Шмидт озадаченно и недоверчиво уставились на Тедди. Элизабет подумала, что Тедди никогда не умел лгать. Знакомый ей со дня смерти Уилла полицейский поднял глаза от мертвого тела на пытающегося извернуться джентльмена с аристократичным выговором, и его глаза налились гневом. Безусловно, у него был повод злиться — он надеялся вытянуть деньги из мужчины, больше не способного выписать чек.