Пока Гилд возился с ногой, постанывая тихонько от боли и неудобства, Риан сварил новое зелье, укрепляющее и снижающее жар. Ему было приятно делать что-то для другого существа. Наверное, потому что делать этого не приходилось давным-давно. Сначала, после того как он ушел от своих, ему вообще не хотелось никого видеть, и одиночество приносило радость, потом он привык, и стал забывать, как это бывает, когда есть кто-то о ком нужно и можно позаботиться. Это было приятно, и даже немножко волнительно. Кто бы мог подумать, оказывается он истосковался за родичами, с изумлением обнаружил Риан.

— Ты есть хочешь?

Секунду Гилд колебался, что сказать. Просить еды было неудобно, он ведь знал, как непросто дается она в этих краях. Альв и так сделал для него много, пожалуй, больше, чем кто-либо другой в этом мире.

— Нет, спасибо…

Но родич, похоже, не обратил внимания на его слова, а вернее, понял их как раз правильно, тот, кто потерял столько крови, просто не может не хотеть есть.

— У меня есть немного меда, орехи и сушеные яблоки. — Осторожно улыбнулся Риан самым краешком губ.

Улыбка получилась кривая и неестественная, словно узкие губы повело на бок судорогой, а на нижней, там где шрам, выступила кровь. Не слишком получилось привлекательное зрелище, подумал Риан. "Ну, что ж… улыбаться тоже можно разучиться. Может быть, никто и не заметил".

Достав с полки горшок с медом, он ощутил нежный слабый цветочный запах, запах прошлого лета. И словно снова ощутил тот теплый солнечный день, когда он почти честно поделил с медведем запасы диких пчел. Воздух был напоен звоном насекомых, теплый и золотой, как этот мед…

…конница неслась на сомкнутые ряды пеших воинов как лавина, земля тряслась, пели боевые рога, и подкованные шипастыми подковами копыта вбивали в чернозем тяжелые и золотые пшеничные колосья, взрезая спелое поле огромным тесаком решающей атаки. Крик стоял над полем битвы. Крик, от которого лопались небеса. Он тоже кричал, кричал не от страха, а от азарта и ярости, сердце заходилось от напряжения, а руки крепко сжимали рукояти мечей. Это было… это было прекрасно. Передние кони налетели на лес пик, закричали от боли, рухнули на копейщиков, и поле захлебнулось в крови. Потому что никто не собирался уйти побежденным, потому что всем нужна была только победа… Синие глаза того человека, которого он зарубил первым, их невозможно забыть… О, да! Это была славная битва!…

Память крепко схватившая альва, медленно и неохотно отпустила его, но в горле еще стоял вкус Той крови и Той пыли. Он судорожно вздохнул… В тот день он был на стороне победителя, но по большому счету… по большому счету… было бы лучше, если бы он остался лежать тогда среди истоптанных колосьев. Погибнуть с честью, с оружием в руках, награда для воина. Воистину это так. А вовсе не долгое и бессмысленное тление в глуши и забвении.

Он поднял глаза, Гилд смотрел на него удивленно, почти с сочувствием, будто прочтя невеселые мысли родича. "Поле. Смятые колосья. Кровь. Смерть". Если можно считать счастьем погибнуть в бою, под чужими знаменами, на чужой земле, сражаясь за чужой тебе народ, значит, действительно нет у них больше дома, и нечего искать им на этой Земле. Он вздохнул и неловко улыбнулся новому знакомцу, желая его поддержать.

— Знаешь, давай ляжем спать. — Предложил он. — Ведь еще ночь, рассветет нескоро. Я тебя разбудил, но больше обещаю не беспокоить. Будем надеяться, что утро не принесет нам зла.

Он снова улыбнулся и увидел, как потеплело лицо родича, первый раз со времени их знакомства. Риан кивнул в ответ, соглашаясь.

Они снова расположились на широкой низкой кровати. Жар у Гилда прошел, и он невольно поежился от подкрадывающегося холода. Хозяин молча кинул ему одеяло взамен сброшенного плаща, и тот так же молча укрылся, с благодарностью приняв пушистый плед. Светильник был погашен, по землянке разлился полумрак, шли последние ночные часы перед рассветом. Было тихо, лишь где-то снаружи мерно капала с нависшей ветки талая вода. Зима кончилась, холода отступили, и повсюду сходили снега. Прежде, чем заснуть, лежа с открытыми глазами оба альва прислушивались к тишине. Странное это было чувство — лежать с кем-то рядом и не ощущать при этом ни недовольства, ни вражды, только покой и отдых. Они не мешали друг другу.

Боль отступила, пользуясь этим, Гилд прикрыл глаза и через минуту уже спал. На этот раз он не видел ничего, тихий полумрак землянки убаюкивал и охранял.

Риану снился дождь. Густая серая стена, выстроенная невидимой рукой от небес до моря. Холодный, мелкий, бесконечный дождь, какой бывает на морском побережье в самом начале весны, от которого мир становится похожим на древний выцветший гобелен. Светло серый песок, коричневатые холмы, черные мокрые камни, все в дымке и тумане. Это был хороший сон, из которого не хотелось просыпаться. Но привычка открывать глаза на рассвете победила. Он осторожно скосил глаза на своего гостя. Пусть спит, это целительный сон. Сны вообще любили бродить по лесу, и были частыми гостями в его скромной обители. Они являлись незваными, иногда с размаху бросая свою жертву в холодный пот, а иногда убаюкивая в нежнейших объятиях.

Риан встал и неслышно выбрался из землянки. Ему хотелось проверить птичьи силки, расставленные загодя в распадке возле ручья. Раненого неплохо было бы накормить супом, а в силок мог попасться и глухарь.

Утро выдалось похожим на сон, туманным и промозглым, пахнущим прелой листвой, грибами и новорожденной травой. Потом взойдет солнце и разгонит туман, и будет изливать животворное тепло на истосковавшуюся за жизнью и светом землю, но пока мир со всех сторон окутывала легкая дымка, глушившая и без того почти бесшумные шаги.

… равномерный звук шагов, редкое фырканье лошадей, скрип кольчуг и мокрое хлопанье ткани по древку. Они возвращались из боя, не потерявшие ни единого бойца, полупьяные от гордости…

Когда же это было? Так давно, что не осталось и в помине того пустынного берега, и той земли, и тех знамен, которые сжимали в руках его воины. "Его воины…" — Риан от нахлынувших чувств поспешил смежить веки, и прислонился лбом к влажному стволу. Все они давно ушли за Черту, их души обрели покой, и только он, их командир, продолжает топтать землю, словно в насмешку над той всеми забытой победой. Говорят, война длится до тех пор, пока не погребен последний её воин, а значит, его война еще не кончилась, война с беспамятством, с призраками прошлого, с потерей себя. Ну и кто победит? Ясно, что не альв. И только благодаря Гилду, ничего не подозревающему, и мирно спящему в потаенной лесной землянке, бывший великий воин, бывший командир, бывший пленник, бывший изгнанник не сорвался с места, чтоб в безумном беге через чащобу, через бурелом и молодой подлесок, выплеснуть свою боль и тоску. Метаться бы ему по лесу как бешеному раненому зверю, если бы не раненый бродяга, которому нужно было приготовить суп.

"Спасибо тебе, Гилд, — мысленно сказал Риан, переводя дух. — Ты сам не ведаешь, как помог мне".

Он таки нашел вожделенного глухаря, и повернул домой с победой, торжествующий и немного смущенный. Черная стена безумия сделала крошечный шажок назад, отодвигаясь и прогибаясь, давая доступ свету и надежде.

Когда Гилд открыл глаза, хозяина в землянке не было. Серый полумрак заполнил жилище ровным приглушенным светом, было тихо и спокойно, первый раз за долгие годы. Он хорошо выспался, ни видений, ни призраков, представители древнего народа редко так спят, но сейчас подобное забытье не был удивительным, он слишком устал.

Гилд осторожно потянулся, прислушиваясь к себе. Раны отозвались слабой ноющей болью, это было нормально, он знал эту боль. Она говорила о том, что худшее уже позади, скоро ткани начнут срастаться. Лежа на мягкой постели, под одеялом, он с удивлением понял, что наслаждается покоем и чистотой. Этого не было в его жизни слишком давно, с тех пор, как пришлось покинуть собственное жилище. Больше он нигде не встречал покоя. Гилд подумал, что в этот раз ему неслыханно повезло, чего с ним вообще-то никогда не случалось. Достаточно вспомнить прошлое ранение, при одной только мысли о котором его передернуло, но он тут же поблагодарил судьбу за то, что тогда у него все же нашлись силы, чтобы уйти от людей.