— Привет! — оторвавшись от книги, улыбнулся этот хмырь.

— Угу, и тебе не хворать! — буркнула я, осматриваясь в поисках укромного уголка.

— Где ты была ночью? — вновь прицепился принц, насмешливо смотря на меня со своего «насеста».

— В библиотеке! — закипая, ответила я. Нет, он меня еще и допрашивать будет?! Тем более Доминик всегда в курсе всех дворцовых сплетен!

— Неа, не ври! — лениво отозвался тот, перевертывая страницу. — Я всю ночь провел здесь, но тебя не встречал.

Я испуганно покосилась на принца. Что это? Очередная игра Доминика или все же истина? Никогда не могла понять этого. И три дня в лесной избушке ничего не изменили, увы.

— Я понятия не имею о чем ты! — резко отозвалась я, разворачиваясь к двери. Находиться в обществе жениха стало небезопасно. Я боялась разозлиться и сорваться.

— Что с тобой Орнелла? — полетел мне в след грустный вопрос. — Ты изменилась буквально за день!

— Тебе показалось! — пробормотала я, выскакивая из библиотеки.

И за что мне досталась такая стеснительная сестра?!

После ухода Савки я принялась готовиться к следующему дню. За время моего отсутствия дел накопилось довольно много. Несколько пациентов требовало к себе внимания. Это, в основном, пожилые крестьяне, которые без моих настоек долго не протянули бы — не всем Всевышний даровал здоровье.

Так что, нагрузив корзинку приготовленными заранее пузырьками и мешочками, я прихватила с собой плащ и сапожки на случай непогоды и отправилась навещать окрестные деревеньки. Первым на очереди был шорник Моисей, страдавший от повышенного давления. Умники от официальной медицины называют это склонностью к удару, а иногда — полнокровием. В экстренных случаях людям с этим недугом пускают кровь, но я до такого старалась не доводить, хотя, признаюсь прямо, травки мои от этого помогают не слишком хорошо.

Тут важнее всего человека настроить на правильный режим и заставить разумно чередовать движение, отдых и расположить его к душевному спокойствию.

С Моисеем у меня это получалось. Он спокойно шил хомуты и прочие элементы конской сбруи, обучая своему ремеслу соседского парнишку, который старика и обстирывал, и обстряпывал, и вечно клянчил у него денежки, которые тратил невесть на что, но за «место» держался крепко и не воровал. Просто пропадал два дня в неделю в городе, откуда возвращался, кряхтя и почёсываясь. Не то, чтобы сильно побитым, но изрядно поколоченным.

После заглянула к Лукерье — солдатской вдове, потом навестила Захарку, осмотрела ему ладонь, из которой Нелка извлекла занозу. Ничего, всё отгноилось и заросло. В Лунёвке меня ждали сразу трое, потом… к вечеру еле ноги переставляла, зато тащила домой почти полную корзинку разной снеди и новые варежки. Денежки у сельских жителей встречаются редко, а вот своим продуктом они со мной делятся охотно.

Только дотащилась до дому — стук в дверь. Мельничиха рожает, а городские ворота уже заперты на ночь, так что к доктору не проехать. Хорошо хоть на повозке примчались, а то не знаю, как бы дошла. Впрочем, роды прошли без осложнений — мельничиха — мамка опытная, это у неё третий ребёнок, а первого мы ещё с мамой принимали, так что к утру уже и управилась и мельников работник меня обратно довёз. А тут уже Никодимка, Мотин сын ждёт. Один из благородных охотников, что в лесу ночевали, ногу сломал, когда отлучился от костра по личному делу в кусты, ну и оступился или споткнулся. Так он там и лежит, потому что шевельнутся ему больно и остальные не знают, что делать.

Лошадка для меня у посланца с собой имелась, а перелом оказался вывихом, просто юный виконт Фоше был нытиком и недотрогой, за что я ему прописала интересную настойку, которой снабдила воспитателя сына кастеляна со строжайшими инструкциями добавлять этой хинной горечи по две капли во всё, что это недоразумение будет есть или пить. Эта снадобье даже мёд делает несъедобным. Обратно мне пришлось возвращаться пешком, потому что и меня и Никодимку недовольный моим лечением барин прогнал, а сам удалился домой в сопровождении грума, лакея, камердинера, гувернёра, дядьки, повара и… я не всех успела пересчитать. Не спала я к этому времени уже третьи сутки, отчего покачивалась на ходу.

Спать я устроилась на коряге, едва солнышко пригрело, благо сынишка у Моти правильный, обещал покараулить, чтобы сороки меня не унесли. Кошмар! Часок кемаря принёс моей бедной головушке некоторое прояснение и когда меня разбудили голоса, я воспринимала их, обладая обычной ясностью мысли, а не в полудрёме.

— Эй, смерд, что это ты тут делаешь? — голос принца Доминика опознаётся легко.

Я испуганно спряталась за корягу. Что он тут делает посередь дня? Неужели Нелка не удержалась и нахамила парню?

— Поджидаю, когда бабушка передохнёт. Мы с ней идём издалека, и она притомилась, — а это уже сын егеря отвечает.

— А сам-то ты из этих мест, или издалече? — спокойный голос Нелкиного жениха звучит ровно, чтобы не испугать мальчонку.

— Из этих, Ваше Сиятельство.

— Тогда скажи мне, не знаешь ли ты в округе девицы, волос у неё чуток в рыжину отдаёт, а сама она в деле знахарском искусна.

— Я тут всех знаю. Есть такая, только живёт она далече. По Клотскому тракту полдня от города пешком, а затем налево после третьей речки. Тогда уж вдоль берега до самой мельницы. А оттуда направо, только дорогу спросите к Лысухе. А уж как до неё доберётесь, это деревня так зовётся, тогда справа от дороги у выгона крайняя изба, там Олеся и живёт. Есть ли в волосах у неё рыжина, в точности не помню, а только травы она собирает и в город на продажу возит.

— Спасибо тебе, смерд! — о как, оказывается, принц учтив с простолюдином. — Лука, подари мальчику дежку малую! — и топот копыт и всадники удалились.

Никодимка разыскал в траве медный грошик: денежка, действительно малая, а я проводила взглядом верховых. Принц и его грум в дорожных костюмах направлялись как раз туда, куда послал их этот маленький шалопай. Местные жители неохотно показывают дорогу к моему дому, этот обычай я приметила ещё в те поры, когда мама была жива. А моё дело, накормить парнишку, когда мы с ним доберемся до дому. Заслужил. А у меня там и окорок, и каравай ситного и квасу кувшинчик. Мельник не поскупился.

— Эй, вставай, лекарка! — толкают в плечо в моём собственном доме. Гость незваный вошел без стука и разыскал кровать, на которой я блаженно растянулась, чтобы отоспаться. Да ещё монеты сыплет из кошеля так, чтобы я слышала их звон. В свою, правда, руку сыплет.

— Обожди на крыльце, сейчас поднимусь, — а что делать? Не все больные мне симпатичны, так это не означает, что следует отказывать им в помощи.

Вышел, и кошель унёс.

Привела себя в порядок, вышла на двор — солнце уже клонится к закату, но до ночи ещё далеко.

— Так что у тебя стряслось? — зевая, спросила я.

— Дочка захворала, — нервно отозвался тот, постоянно оглядываясь.

— Как захворала? Отравилась, с жаром слегла или кашель её душит? — со вздохом поинтересовалась я, мысленно перебирая различные готовые мази и отвары. Надеюсь, делать ничего не придется.

— Не говорит, кричит только, что плохо ей и всех отгоняет! — буркнул мужчина, недовольный задержкой и разговорами.

— А лет твоей дочке сколько? — чуть хмыкнув, спросила я.

— Не помню.

Нет, это что-то совсем непонятное.

— Ты хоть рост её рукой покажи.

Показал себе на уровне плеча. Это на полголовы ниже, чем я. Вроде — подростковый должен быть возраст.

Навьючила на себя, да и на него, всякого припасу на все случаи жизни, да и пошли мы окольными тропами. Мужик этот одет странно, вроде как обычный крестьянский армяк, а сапоги на нём — какие состоятельные купцы носят. И шапка вроде фуражки. Опять же посох в руках тяжеловат для путника. Неладный клиент, недобрый. Озирается, к каждому шороху прислушивается.

Да уж, как задалась в жизни чёрная полоса, так и продолжается. Во-первых, привел меня этот человек в лагерь разбойников. Десяток бандитов обосновался на лесной поляне, и одна девчонка при них, дочь атамана. Вот и стала эта девица в пору входить. Была бы рядом хоть одна баба, и никакой «болезни» бы не было. В общем, посидела я с бедной часок, потолковала. Объяснила, что к чему, а в обратный путь отправляться не решилась — стемнело. Далеко завёл меня провожатый. Так что, раз уж пришла, то и остальных членов шайки осмотрела.