Восемь часов спустя, когда машина остановилась и Люси с мамой снова исчезли, Макс выбралась из своего укрытия и обнаружила, что находится с краю солнечного света тепла и пальм.
Ученые фильмы показывали ей места вроде этих и раньше, но это была абстракция — она никогда не видела ничего подобного лично. Стоя рядом с машиной она позволила солнцу ласкать ее лицо, руки и ноги. Она не могла припомнить ничего настолько теплого в своей жизни, и ей это нравилось.
Макс стояла перед маленьким каркасным домом, меньшим чем тот, у которого она встретила Люси. Машина была припаркована во дворе, между ней и улицей. Насколько хватало глаз отходила длинная щебеночная дорога с одноэтажными домами по обе стороны от нее.
Где-то в стороне она услышала детский смех. Думая, что Люси может быть с ними, она успела сделать шаг, прежде чем женский голос остановил ее:
— Ты должно быть голодна.
Макс повернулась и увидела маму Люси, придерживающую дверь…
— Ммм…
На добром взрослом лице, напоминающем лицо Люси, играла теплая как солнечный свет улыбка.
— Все нормально, дорогая. Люси рассказала мне о твоей проблеме.
Первым порывом Макс было бежать, просто бежать. Но еще одна женщина, с которой она встретилась за воротами Мантикоры, — Ханна — помогла ей. И, как Ханна, женщина не казалась враждебной — она назвала Макс «дорогая» таким же нежным тоном, как обращалась к своей дочери.
В этот момент она придерживала распахнутую дверь перед Макс.
— Может ты войдешь? — спросила мама Люси с широкой улыбкой. — Может поешь что-нибудь?
Макс осторожно приблизилась к женщине, бросая первый взгляд на «маму», она не могла представить, чтобы все «мамы» выглядили вот так. Около пяти футов пяти дюймов и ста двадцати пяти фунтов с темными высоко собранными волосами у мамы Люси были такие как у дочери широко посаженные голубые глаза, полные губы и такие же длинные брови. Она была одета в светло-голубое платье с маленькими розовыми цветочками.
— Я не должна — наконец заключила Макс.
— Слушай, Макс… Ты ведь Макс?
Макс кивнула.
— Это сокращенно от Максин?
— Я так не думаю.
Улыбка женщины померкла, но не исчезла, и она все еще продолжала держать дверь открытой.
— Послушай… Макс. Люси сказала мне, что тебе некуда пойти, и что люди, с которыми ты жила до сих пор обидят тебя, если смогут найти. Верно?
Еще один кивок.
— Значит тебе нужно новое место, чтобы жить, разве не так?
— Макс смотрела вдоль улицы, как будто ответ был где-то там, но почему в этих одинаковых домах должен был быть ответ лучший чем здесь?
Наконец, Макс кивнула в третий раз.
— Тогда… Может быть ты останешься с нами?
Она пожала плечами. Макс не знала, что ответить на это.
— Ну, заходи, милая… Поешь чего-нибудь, и мы поговорим. Все обсудим.
Макс посмотрела в другую сторону, вверх по улице, и не нашла потенциально лучших вариантов в том направлении. Она сделала осторожный шаг к дому. Из-за открытой двери она могла почувствовать запах ростбифа, разносящийся по дому и манящий к себе…
Желание поесть настоящей еды преодолело ее осторожнось, и Макс вошла в дом.
Гостинная была маленькой. Хотя она была большее гостинной Ханны, эта была менее привлекательной. Застарелый запах сигарет висел в воздухе, источником его, казалось, было старое вылинявшее кресло слева от Макс, напротив которого стоял стол с пустыми банками из-под пива нем. И это не придавало комнате свежести.
Однако, аромат жарящегося мяса подавлял запах табака, и Макс проследовала за мамой Люси в маленькую столовую с деревянными столом и четырьмя такими же стульями. Хотя еда и выглядела такой же как в Мантикоре, выглядела она значительно лучше: ростбиф, пюре, соус и свежеиспеченные булочки.
Люси, выглядевшая виноватой и возможно испуганной, сидела за дальним концом стола, и ее мама подошла к ней и выдвинула стул для Макс, когда та подошла.
— Папа Люси не придет к ужину, — сказала она. — Он работает водителем грузовика.
Макс кивнула. Ей было интересно похож ли он на того человека, в трейлере которого она пряталась.
— Он будет дома завтра. Ты любишь ростбиф, Макс?
Сглатывая слюну, Макс ответила:
— Да, очень.
— Отлично, тогда приступим. Люси, дай ей руку… Давайте свом тарелки.
Высоко подняв тарелку, Макс начала есть, думая, что никогда не пробовала ничего настолько вкусного.
— Итак, дорогая, где именно в Каспере ты родилась?
Макс повернулась к маме:
— В Каспере?
— Ну знаешь, это город, в котором ты встретила Люси.
— Нет, я родилась не там, — сказала она с сомнением, глубоко внутри Макс колебалась: она ведь не знала ничего о матерях и рождениях до вчерашнего для, так что кто может сказать?
— Исходя из того, что сказала Люси, — говорила мама — и твоего халата, ты сбежала из учреждения… типа детского дома?
— Что такое… детский дом?
— Это место, дорогая, где дети живут без родителей.
— Да. Да, это был детский дом.
— И они там были жестоки, дорогая?
— О да.
Мама Люси передвигала вилкой по тарелке свою еду, но ничего не ела. Ее глаза были влажными, и, задумавшись, она раскачивалась из стороны в сторону.
Затем она сказала:
— Мы пытались получить такую милую маленькую девочку как ты через… официальные структуры. Но они нам не позволили. Мой муж… у него проблемы с выпивкой. Мне кажется, ты должна это знать.
Почему у всех нет проблем с выпивкой?
Затем мама пробормотала:
— Ты хотела бы остаться с нами?
Все еще продолжая жевать, Макс посмотрела на нее.
— Вы с Люси могли бы стать сестрами.
Макс глянула на Люси, которая настойчиво кивала с широкой улыбкой на лице.
— У нас не может больше быть детей, у меня и отца Люси, и, Бог знает, теперь у нас есть еще один шанс.
Макс пристально посмотрела на женщину:
— А вдруг кто-нибудь узнает?
Глаза мамы вспыхнули:
— Нет! Они не могут узнать, дорогая… иначе они отправят тебя туда, откуда ты сбежала.
Макс встряхнула головой.
— Я этого не хочу.
— Ты дочь моей далекой кузины Бет.
— Я?
Мама улыбнулась:
— Теперь да… Мы твоя приемная семья. Ты ведь останешься с нами, Макс?
Зная, чего хочет женщина, Макс кивнула. Здесь и сейчас, вот так просто, она обрела новый дом.
Люси заговорила впервые после того, как они сели за стол:
— А мы сможем уладить это с папой?
— Я смогу его убедить. Не переживайте, девочки. Он может быть… трудным… но он знает, как это важно для меня. До тех пор пока Макс желает быть здесь… Не так ли, Макс?
Макс кивнула.
— Хорошо, тогда у нас не должно быть проблем. Тем временем, я прослежу, чтобы вы хорошо поели, а потом мы достанем тебе какую-нибудь одежду.
Взглянув вниз на свою заляпанную ночную рубашку, Макс поняла, что это неплохая идея.
Мама просияла:
— Теперь давайте убедимся, что вы не покинете стол без пирога — это лимонное безе.
Макс никогда прежде не пробовала такого экзотического блюда, оно было невероятно, безумно вкусным.
Следующей ночью, Макс обнаружила, каким человеком был папа, и он не был ни на каплю так хорош, как мама. Папа (по крайней мере этот) был большим хулиганом со спутанными волосами, гнилым дыханием, грязным ртом и порочным характером. О, папа мог быть милым, но только тогда, когда не пил.
Что было не часто (и Макс наконец-то поняла, что такое «проблемы с выпивкой»).
После десяти минут рядом с Джеком Барретом, Макс знала, что ошибалась, думая, что Лайдекер плохой. Лайдекер был деловитым, холодным, но не звероподобным, Лайдекер был чудовищем, этот «папа» — монстром.
В эту первую ночь, мистер Баррет вошел в дверь и пронесся мимо жены с приветствием: «Дай мне пива», затем он уселся в свое глубокое кресло, закурил и перевел взгляд на Макс (в розовой футболке и джинсах), которая стояла рядом с Люси напротив его кресла.
— Кто это, черт подери?
Открывая ему банку с пивом, миссис Баррет сказала: