Они бросили вниз шесть дынь, немного сот и два куска сушеного мяса.

— Вытащи меня, Грэйс, — стал опять молить заключенный.

— Я боюсь тебя, — ответил ему Бэйн. — И Грэйс тоже.

— Это неправда.

— Правда, — подтвердила Грэйс. — С тобой что-то случилось. Нечто такое, что я чувствую, но понять не могу.

О'Брайен разразился громким хохотом; его белые зубы сверкали, длинные черные волосы разметались, касаясь мускулистых плеч. Он так смеялся, словно все, что с ним произошло, было просто веселой шуткой. Грэйс искоса взглянула на Майка. На какое-то мгновение оба почувствовали жалость к своему пленнику. Может быть, они все-таки ошибались?

— Лучше выпусти меня отсюда, Бэйн, — с угрозой сказал О'Брайен. — Сейчас я еще спокоен. Но через пару дней терпение у меня лопнет, и я выберусь отсюда. А потом брошу тебя в эту яму. Вас обоих. Лучше вытащите меня, пока я не разозлился всерьез.

— Ты не выберешься, — сказал Бэйн.

— Ну, это мы еще посмотрим. Как-нибудь ты придешь сюда и увидишь, что яма пуста. Дрожа от ужаса, ты помчишься к пещере, а я, быть может, буду уже поджидать тебя там. Или наблюдать за тобой с утесов, ожидая ночи, когда ты уснешь над моим ружьем.

— Тебе не выкарабкаться, — повторил Майк. — Ты похож на клопа в стакане. Лишь крылья могут помочь тебе сбежать.

— Последний раз предупреждаю, Бэйн. Вытащи меня.

— К сожалению, — вмешалась Грэйс, — мы не можем этого сделать. Ты бросил в пустыне Смита и Майка и пытался точно так же поступить со стариком. И ты будешь сидеть здесь, пока не придет помощь. — Она повернулась к Бэйну. — Пойдем, Майк.

Они ушли, и О'Брайен снова остался в одиночестве. Наступила ночь, стало холодно. Он лежал в спальном мешке и обдумывал возможность побега.

Он убежит. В этом у него не было теперь ни малейших сомнений. Убежит потому, что всю энергию, всю волю сосредоточит на своем освобождении. Побег из колодца — спасение, а секрет спасения — в умении приспосабливаться. Все обстоит весьма просто. Ты должен примениться к ситуации, ко времени, к месту, иначе погибнешь. Спасение сильнейшего означает лишь спасение наиболее приспособленного. Именно поэтому человек прошел долгий путь от собирателя подножного корма до владыки вселенной. Тело его было слабым и хилым, но человек получил возможность приспосабливаться к окружающей среде. Его организм не мог одинаково хорошо справляться со всеми необходимыми функциями, но какие-то действия оказался способен выполнять так, как этого требовала природа. Бездна времени ушла на это! Но человек чудесным образом изменился. Он приспособился и уцелел, в то время как тысячи других форм жизни исчезли.

Для современного человека выжить — это значит проявить свои умственные способности. Упрямые умирают как мученики; фанатики и философы погибают перед лицом внезапных изменений. Чтобы уцелеть в наше время, надо обладать гибким умом, уметь приспособиться к новым законам, идеалам и морали. У современных людей должен быстро меняться образ мышления.

И он выживет. Потому что оказался самым изворотливым из всех. Для него это не составит труда. Он свободен от глупой сентиментальности и не признает никаких законов.

Глава 8

Бэйн посещал О'Брайена два раза в день, следя за тем, чтобы у него всегда была вода и пища.

— Принеси-ка мне еще сушеного мяса, — сказал как-то охотник.

— Хватит с тебя.

— Ты пожалеешь об этом, когда я выберусь отсюда.

— Если это случится, тебя посадят в тюрьму или сошлют куда-нибудь подальше.

— Не глупи, Бэйн. Скоро я убегу. А тогда — берегись. Я стану охотиться за тобой. В темноте…

Бэйн вернулся в пещеру. Становилось прохладнее. К тому времени, когда они с Грэйс внесли угли и развели костер, поднялся ветер и послышались отдаленные раскаты грома. Разогрев несколько кусков вяленого мяса, они съели его, потом приступили к дыням и меду. И тут произошло нечто странное. Пошел дождь.

Капли его падали не на рыхлую землю, которая накапливает и сохраняет влагу. Дождь лил на опаленные каменистые склоны, на почву, никогда не видевшую корней растений, изрезанную лощинами, промоинами и миллионами складок. Он поливал бесплодные ущелья и вершины черных гор.

Вода собиралась в углублениях и водопадом переливалась через сдерживающие ее каменные запруды. Она стекала по склонам, собиралась в ручейки, сбегала в овраги.

Ручьи разбухали, вбирая в себя крошечные притоки. Земля впитывала только часть влаги — так много ее было. Вода застала обитателей пустыни врасплох в их норах, гнездах и ямах; мыши, ящерицы, пауки и змеи тонули, тела их плыли по воде. Дождь перешел в ливень. По склонам с шумом неслись бурные потоки. Вот подмытый тяжелый камень, набирая скорость и стукаясь о берега, покатился, увлекая за собой другой, царапая гранитное русло.

Попав в другой поток, он с треском раскалывается. Так постепенно образуется гравий.

Миллионы ручьев стекают на дно каньона, размывая прорезанные дождями и разрушенные временем канавки.

Майк Бэйн с Грэйс отошли от костра, не торопясь, вышли из пещеры и стали под дождь, подняв вверх головы и чувствуя, как холодные тяжелые капли падают на их лица. Это было так приятно, что оба стали смеяться и прыгать как дети. Схватив Грэйс в объятия, Майк поцеловал ее и что-то крикнул в небо. Грэйс побежала, поднимая брызги, через одну из неглубоких луж, заполнившую похожую на блюдце впадину в сотне ярдов от входа в пещеру. Бэйн бросился следом за ней. И тут Грэйс, неожиданно повернувшись, плеснула ему водой прямо в лицо. Он схватил ее снова, и они, споткнувшись, плюхнулись в воду. Майк поцеловал ее еще раз. Она вдруг как-то сразу присмирела. Теперь они почти не сознавали, что сидят во все увеличивающейся громадной луже.

— Я любила О'Брайена, — произнесла Грэйс, — а может быть, все еще люблю его. Я должна сказать тебе это.

— Прости меня, — смутился Бэйн. — Понимаю.

— Мне кажется, он убил Гриммельмана, но когда мы с ним остались здесь одни, это уже не имело для меня никакого значения. Мне было все равно. Нас осталось только двое. И он был мне нужен, Майк. В нем было все, чего мне хотелось, а потом появился ты со своим страшным приговором…

— Знаю, — прервал ее Бэйн. — Мне он тоже чем-то нравился. Извини меня.

— И все же я уверена, что он убил Гриммельмана, — продолжала она.

— Забудь об этом, — сказал Майк.

Вокруг них лилась вода. Они смотрели, как она падает на поверхность лужи: множество скачущих капелек рождали какую-то дикую музыку.

— Мне было все безразлично, — снова заговорила Грэйс. — Вот это-то меня и беспокоит. Я ошиблась, так ужасно ошиблась!

— Все дурное перестало существовать, после того как разбился наш самолет, — успокаивал ее Бэйн. — Мне самому казалось, что лучше покончить с собой, чем умереть голодной смертью. А ты хотела жить и быть с ним вместе. Не терзайся. Все теперь в прошлом.

— Но ведь это грех.

— Я хотел умереть, а ты — жить, — убеждал Майк. — Мы оба совершили ошибку. Ослепли на какое-то время.

— Каждый из нас поступал сообразно своим убеждениям, — согласилась Грэйс. — Мне нужен был мужчина, ты хотел свести счеты с жизнью, а О'Брайен стремился уцелеть. Может быть, мы так же плохи, как и он… Возможно, смерть Гриммельмана — не убийство, а Смит и Стюрдевант живы. Можем ли мы осуждать его?

— Да я и не осуждаю его, а защищаюсь от него, — возразил Бэйн. — Я тоже хочу жить и хочу, чтобы и ты осталась в живых. Мы все в чем-то виноваты друг перед другом. Но нас с тобой это волнует, нам жаль, что все так получилось. Нас, но не О'Брайена. Вот чем мы отличаемся от него.

Грэйс кивнула, соглашаясь.

Ливень усиливался, из-за шума дождя стало трудно разговаривать. За несколько ярдов уже ничего не было видно.

Майк и Грэйс вскочили и побежали к пещере, в укрытие, к своему костру. Кое-как обтеревшись лоскутами старой одежды, они подбросили дров в огонь.

— Не целуй меня больше, Майк, — попросила Грэйс.