— Ты возьмешь берег. Это будет легче для тебя. А я прикрою.

— Где же мы начнем?

— С восточного конца болота. С этой скалистой точки.

— Тогда пошли же.

— А, может, нам лучше пробираться туда раздельно?

«Он прав», — подумал Кен. Утес был наполовину скрыт или зарос кустарником. Двоих можно было заметить легче. Он ткнул пальцем в сторону запада.

— Ты пойдешь по этой стороне. Я по той. Встретимся на месте.

— Щелчок пальцами?

— Птичий клич. Крик сойки. Один, пауза, потом дважды.

— Будь осторожным.

— Взаимно.

Арт вынул руку из перевязи, на локтях и коленях перебрался через утес, стараясь держать свою голову и зад, как можно ниже. Через минуту он доберется до крутого, поросшего склона, спускающегося прямо в густой лес Кен провожал его взглядом, пока он не исчез.

Он дерьмо, подумал Кен и мерзавец, но в нем есть сила. Он вспомнил, как Арт частенько отвергал некоторых девчонок и внутренне улыбнулся. У него определенно была способность заставить мужчину повернуться к бабе спиной. Они с Грэгом правильно сделали, что приняли его. За все эти годы у них было много веселья.

Он пополз своим путем к противоположному краю утеса, Ярдов через сто его тропа слегка отклонялась в сторону, к самой обнаженной стороне утеса. Да, это не самый лучший путь. Ему бы следовало пойти тем же путем, которым он поднялся, с южной стороны. Теперь уже поздно. Вдруг Арту по какой-то причине придется отклониться к югу, или он устанет и решит срезать и, услышав его, станет палить. Так они смогут друг друга уничтожить и избавить своего охотника от беспокойства. Если он еще здесь. А это, уж наверняка, они узнают не позднее полудня.

Кен выбрал небольшую размытую лощинку, как раз такой глубины, чтобы спрятать его. Трудно, конечно, на животе, ну да ладно, выживет. Он последний раз осмотрелся, прижался к земле и полез, пытаясь не думать об опасности, а только о предстоящей работе, об относительной безопасности леса, ожидающего его в конце пути.

Глава 21

Когда Арт добрался до подножия утеса, ему пришлось присесть, чтобы его не стошнило. Волны тошноты накатывали на него, а молчаливый лес плыл перед глазами. Он снова и снова продолжал твердить себе: ну, не испорть все сейчас, ты уже почти добрался, не испорть все сейчас.

Тошнота, наконец, отступила, оставив его ослабевшим, а впереди у него было полчаса напряженной деятельности. Он посмотрел на часы. Пять минут одиннадцатого. С вершины он отправился в девять тридцать. Где должен быть Кен? Наверное, только подбирается к подножию. Его путь был тяжелее. «Надо двигаться, — подумал он, потому что если не сейчас, то уже никогда».

Ведь он решил выйти из игры. В какой-то момент, беседуя с Кеном, там на утесе, он вдруг осознал, насколько все просто. Если он оставит Кена на острове, как приманку, а сам отправится на большую землю и при этом не будет замечен охотником, пройдет много времени, прежде чем обнаружится его побег. Если вообще он обнаружится.

Кен может заподозрить, что его облапошили, но ему также придется предположить, что охотник тихонько прикончил его по дороге к северной точке, а потом избавился от тела. Кен не может позволить себе думать иначе. Но чего он не сделает в ближайшие двадцать четыре часа, это он сам не покинет корабль. В этом Арт был уверен. 0н не сделает этого, чтобы не выглядеть трусом, если Арт вдруг окажется живым, в конце концов.

Все сводилось к тому, где убийца. Или это не имеет значения? Если бинокль не был постоянно наведен на воду между островом и большой землей, а в этом не было никакого смысла, то шансы быть замеченным относительно малы. Достаточно малы, по крайней мере, чтобы попытаться.

Но время играло решающую роль. Пригнувшись, Арт как можно быстрее двинулся в западному берегу. Лес здесь был относительно редким. Время от времени, останавливаясь и осматриваясь, он старался уменьшить риск неожиданного нападения.

В десять тридцать пять он добрался до озера, и оно раскинулось прямо перед ним, илистое серое полотно в несколько сот ярдов, — запятнанное тут и там поросшими бугорками или мертвыми деревьями, с температурой близкой к точке замерзания. Ну, не совсем, конечно, но поменьше, чем-два градуса.

Арт открутил крышечку своей фляги и с каким-то вызовом влил себе в рот еще порцию чистого бурбона. «Привет Кену, — подумал он, — и его чертовому отношению к выпивке, не выказываемому, но достаточно ясно просматривавшемуся в выражении его лица». Арт с наслаждением позволил себе внутренне усмехнуться: может у Кена есть лучший способ греться? Он оторвался от фляги и решил: сейчас или никогда. Как бы он ни замерз, он сможет сбежать, лишь бы перебраться туда. Конечности должны разогреться от движения. От берега до старой железнодорожной линии было всего три с половиной мили. Ему надо только продержаться до тех пор, пока он не доберется до проржавевших рельсов, потом протащить себя еще тринадцать миль, и он уже на шоссе. В прошлом году он охотился в тех местах и заросли там не очень густые, пробираться через них легко. Железнодорожное полотно было выложено на подпоре из шлаков и, несмотря на прошедшие годы, оно еще не заросло полностью. Как только он выберется из зоны озера, ему уже не придется сталкиваться с растительностью, которая могла бы серьезно задержать его.

Он снял с себя все, кроме ботинок, связал свою одежду в узел и примотал к ружью. Потом ступил в воду.

Ее внезапный холод с неожиданной болезненностью ударил по ногам. О, господи, но не настолько же, не так же холодно! Он ждал. Но никак не привыкал к воде. Он вошел до талии, скользя, стараясь не плескать водой. Он остановился и оглянулся па оставшийся позади лес. Он был неподвижен, Только изредка на голых ветках сверкнет сопка или дрозд, издавая клич. И это было все.

Только, ради бога, не теряй присутствия духа. Иди. Немедленно. Теплее не станет, так что надо кончать. Он окунулся до груди, оттолкнулся и поплыл, держа ружье над головой и стараясь совладать со своими мыщами после шока от ледяной воды.

Берег медленно отдалялся. Через некоторое время он почувствовал под пальцами жесткую траву холмика. Он позволил ногам расслабиться и ухватился за спасительный холмик, отталкивая рукой зеленую слизь и упершись ногой во что-то скользкое, наверное, затонувший ствол дерева. Он ждал. Все тело начало трястить от холода. Не дрожать, а именно трястись, сильно и бесконтрольно. Он подтянулся под защиту травы на холмике. Сначала воздух показался теплым, потом внезапно он стал даже холоднее, чем вода. Он снова раскрутил флягу. Боже, для чего ему беречь ее? Он допил весь оставшийся бурбон, яростно, не переводя дыхание. Там было почти полбокала. От такого количества сразу, он задохнулся и начало жечь внутри. Он раздвинул озерную слизь и набрал немного воды и снова сказал сабе, как в начале своего пути: иди же, сейчас или никогда. Снова скользнул в ледяную воду и ему вспомнился Мартин, и он подумал; если этот грязный маленький слизняк смог это выдержать, значит и я смогу. Этот несчастный червячок переплыл озеро, а потом еще и отделал Кена.

Он плыл, дотронулся до следующего холмика, решил не задерживаться. Остров уже довольно прилично отдалился. Значит, он прошел уже где-то половину, может даже больше. Он заставил себе дышать в ритм с гребками рук и яростно сопротивлялся нарастающей боли в руке, горевшей от холода. Или это от напряжения, от усилия удерживать ружье над водой? Может бросить ружье? Нет, держать. Кто знает, вдруг нарвешься на медведя или стаю собак, которых они видели в прошлом году, когда гнались за оленем. Тем более, что к ружью привязана одежда.

Гребок, гребок, гребок, дыхание. Повторить. Он врезался в холм и остановился на мгновение, переводя дыхание. Тяжелая нагрузка с помощью бурбона снова пробудила в нем приступы тошноты. Вдруг, не сдержавшись, его начало рвать. Тошнотворная сладость бурбона тянулась назад из его горла и вытекала через нос, горячий бурбон в перемежку с блевотиной. Он сглотнул назад часть, крепко сжимая зубы, чтобы не производить шума. Но остановиться уже не мог. Его рвало и рвало, пока не начали ныть бока и в то же время ему приходилось цепляться за холмик, чтобы не уйти под воду.