Впрочем, занятие не такое невинное. В большом доме много чего можно украсть, хотя миссис Крауч права — мальчику было бы крайне трудно и опасно сбывать дорогие и редкие вещи.
Мередит наклонилась поближе к нему:
— Сэмми, я сейчас задам очень важный вопрос. Только не ври, это слишком серьезно. Ты был в Тюдор-Лодж в тот вечер, когда погиб мистер Пенхоллоу? — Видя, что он собрался спрыгнуть и удрать, она поспешно добавила: — Знаю, ты вообще ни в чем не виноват, просто скажи, ты там был?
Он долго молчал, а потом осторожно и многозначительно проговорил:
— Я никогда не пытался залезть к вам на кухню и сумочку у старухи не воровал, понятно?
— Как скажешь.
— Тогда был. А убийства не видел, — с сожалением добавил Сэмми.
Ну конечно, ему повезло найти собачий череп в качестве трофея, а видеть настоящее убийство — редкая удача. Непонятно, то ли теле- и видеокошмары притупили чувствительность мальчика, то ли смерть просто его не волнует. Может быть, он придерживается деревенского представления о природе с окровавленными клыками и когтями, подумала Мередит.
— А что видел? — спросила она.
— Вообще ничего. Ничего не увидел, потому что там был он.
По спине озноб пробежал.
— Кто?
— Он, конечно. — Сэмми ткнул пальцем в сторону обугленного остова бунгало. — Старик Гарри. Крался по саду, я чуть на него не напоролся. Видно, перелез через стенку, как я. Темно было, я его не сразу увидел. Потом чуть не столкнулся. Он меня не заметил. Смотрел за девчонкой.
Сэмми принялся ковырять кору, обнаружил под ней жука, осторожно положил на ладонь и начал покачивать.
Господи, взмолилась Мередит, не дай ему умолкнуть! Вполне может в последний момент замолчать, уже дергается и увиливает.
— А она что там делала? Ты узнал ее?
— Тогда нет. Не узнал. Только когда в церкви увидел. Ее Кейт зовут. — Сэмми насупился. — Непонятно, если хозяева ее знают, зачем в окно подглядывать? Для чего?
Он поднес поближе к собеседнице жука для осмотра, подтолкнул его пальцем, и устрашающее насекомое грозно вздыбило зад, словно маленький скорпион.
— Бабушка говорит, он называется «чертов возница». Подходяще, правда? У вас спичечный коробок есть?
Мередит качнула головой, Сэмми посадил жука на ветку, и тот заспешил прочь.
— Когда ты ее увидел, она в окно смотрела?
— Угу. На кухне. Чего-то там видела. А старик Гарри за ней смотрел.
— Что дальше?
Мередит затаила дыхание. Однако ее ожидало разочарование.
— Я смылся. Не хотел попасться на глаза старику Гарри. Он меня не любит. Поганый старый гад. Вечно думает, будто я шастаю вокруг его гаража, хочу чего-нибудь спереть. Поэтому, как только его увидел, сразу махнул через стенку. Больше ничего не знаю. — Мальчишка вытаращил глаза с искренним любопытством. — Думаете, его старик Гарри пришил?..
— Никому не известно, кто убил мистера Пенхоллоу, — ответила Мередит.
— По-моему, та самая бешеная девчонка, — заявил Сэмми. — Набросилась на моего папу только за то, что он закурил. Папа сказал, что жалеет любого мужчину, который с ней свяжется. Настоящая чокнутая, папа сказал.
Он сполз с дерева на землю.
— Больше ничего не знаю. Ничего сказать не могу. Не пойдете в полицию?
— Я должна сообщить, что ты видел Гарри в тот вечер.
Сэмми снова нахмурился, потом пожал плечами:
— Ладно. Какая разница? А не скажете, что я влез к вам на кухню? Хотя я не лез, — торопливо добавил он.
— Не скажу. Только пообещай не обкрадывать стариков и старушек. Моя соседка живет на одну пенсию, и пропажа денег, даже самых малых, для нее беда. Тебе ведь не понравилось бы, если бы кто-то таскал деньги у твоей бабушки, правда?
Мальчишка помрачнел.
— Я бы сроду не взял, если б она не оставила сумку в тележке. Да там и ничего не было, одна мелочь с читательским билетом, а книжек я не читаю. Ох, только не учите меня! Я больше не буду… — И он хитро поставил условие: — Если вы на меня не настучите. Обещали.
— Обещала.
Нельзя сказать, сдержит ли Сэмми свое обещание, но, возможно, попробует, и это лучшее, на что можно надеяться.
Парнишка счел вопрос закрытым и по примеру своих предков, странствующих торговцев, решил закрепить сделку в конкретной осязаемой форме.
— Хотите косточку собаки Гарри? — щедро предложил он. — Череп я себе оставлю, а вы берите любую другую. Можете даже хвост.
— Спасибо, — ответила Мередит. — Возьми все себе.
Глава 17
Мередит не забыла про званый ужин. Она собиралась сразу же позвонить Алану, рассказать об открытиях, но на беседу с Сэмми Джоссом ушло время, а теперь смысла нет — он заедет за ней через час. Разумеется, вся одежда пропиталась гарью от пожарища. Надо не только почиститься, но и принести себя в презентабельный вид. Лора всегда стильно выглядит. Не хочется отставать или показывать, что она не старалась.
Навести лоск нелегко. Мередит никогда не была рабыней моды. Вовсе не из-за высокого роста в пять футов десять дюймов. Все супермодели долговязые. И не из-за прирожденной неряшливости или равнодушия к внешнему виду — если на то пошло, она, напротив, слишком аккуратная, организованная. Даже выплачивая ипотеку, не может пожаловаться на бедность. Просто покупка одежды причиняет душевные и физические мучения.
Слишком уж многое тут неприятно, поэтому вряд ли удастся когда-нибудь решить проблему. Для начала в свете флуоресцентных ламп в магазинах лицо становится мертвенно-бледным, под глазами образуются тени, возникает призрачная маска, как у ряженых на Хеллоуин. От примерки к примерке все хуже и хуже — волосы встают дыбом, макияж размазывается, физиономия приобретает дикое выражение.
В результате, перебрав бесчисленные вешалки, приходишь к неумолимому заключению, что вся одежда сшита на женщин с абсолютно другими пропорциями, ergo, [19]будешь нелепо выглядеть. Вдобавок к неопровержимому факту, что любой выбранный цвет нынче не в моде или, хуже того, был в моде два года назад.
Проведя в магазине несчетное количество времени, выбираешься к концу дня запарившаяся, растрепанная, в жутком настроении и, вернувшись домой, обнаруживаешь, что потратила кучу денег на тряпки не к лицу и не по размеру, снабженные слишком поздно прочитанными этикетками, которые предписывают исключительно ручную стирку с крайней осторожностью. Что же касается цвета, то он привлечет только наркомана, накачавшегося галлюциногенной отравой.
Поэтому Мередит неохотно позволила энтузиастке-коллеге протащить ее в начале года по лондонским распродажам. Вернулись из экспедиции с платьем достаточно строгого стиля, и монахине бы понравилось, если бы не разрез сбоку, обнажающий ляжки. «Очень стильно, — тоном знатока объявила коллега и нанесла coup de grace: [20]— И практично. В таком платьице можно куда угодно пойти».
Несмотря на назойливое опасение, что в таком платьице никуда пойти нельзя, Мередит уступила, принесла обновку в офис и предъявила Джеральду. Не то чтобы особенно ценила его мнение, но при обуявших ее подозрениях об очередной ошибке требовалась независимая оценка.
— Сексуально, — заключил он. — Одобряю.
Данное неквалифицированное суждение прозвучало гораздо хуже, чем неодобрение. Мередит изумленно уставилась на покупку:
— Что же тут сексуального, скажи на милость? Высокий ворот, длинные рукава, пуговицы в ряд, никакой талии и темно-синий цвет… Такие когда-то носили старшие сестры в больницах, истинные мегеры. А посмотри на этот разрез! Такое впечатление, будто шов не застрочили.
— Поверь мне, — изрек политкорректный Джеральд, — это платье удовлетворяет две мужские мечты: о женщине в форменной одежде и о длинноногой женщине. Ты не ошибешься.
— О боже, — простонала Мередит и бесцеремонно запихнула приобретение в сумку. Привезла его домой, повесила на плечики, так оно с тех пор и висело.