Илья смутился.

— Я, вообще-то, не пью.

— Я тоже, — Мила приглушенно рассмеялась, — давай сделаем исключение?

— Мне нельзя, — упрямо возразил он.

— А кому можно… — Мила схватила его за локоть и повела на кухню. Голова у нее кружилась, отчего координация движений была безнадежно нарушена. Она чуть не упала, Илья удержал ее.

— Где… где у тебя рюмки? — спросила девушка. Яркий свет резал ей глаза, и она потянулась к выключателю. Их поглотила темнота, только фонари вырывали из нее размытые очертания. Светлые волосы Ильи в таком освещении отливали серебром.

— Сейчас поищу, — все-таки сдался он и спросил на всякий случай, — ты уверена, что этого хочешь?

— Я уверена, что этого хочу.

Она немного одиноко постояла в темноте, а потом осела на пол, скрестив ноги по-турецки, и спрятала лицо в ладонях. Илья опустился рядом с ней и протянул ей рюмку с коньяком.

— Это отвратительно пахнет, — заметил он.

— Не удивительно, — усмехнулась девушка и залпом выпила содержимое, — от хорошей жизни такое не пьют.

Они посмеялись, но как-то нервно.

— Что у тебя произошло? — спросил Илья и внимательно посмотрел девушке в глаза. Распаленная алкоголем она впервые в жизни не постеснялась такого долгого и пристального взгляда. Это только позабавило ее. Она подумала, что через глаза люди вторгаются в чужую душу.

— Ничего особенного… все как обычно… — хотела отмахнуться она.

— Мила, — строго сказал Илья. Ее этот серьезный тон почему-то развеселил. Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, даже еще меньше, чем когда дует сильный ветер.

— Он тебя ударил?

— Нет, — весело возразила девушка.

— А что тогда?

— Илья! — взмолилась она, с удивлением отметив, что очень редко обращается к нему по имени, — прошу тебя! Андрея здесь нет. Только ты и я. Давай ненадолго забудем о нем.

— Хорошо, — легко согласился мужчина. Мила почувствовала некоторое облегчение и потянулась за коньяком.

— Как вы могли быть друзьями? Вы же настолько разные люди! — после некоторой паузы воскликнула она, не подумав о том, что нарушает свою же собственную просьбу. Она тут же заметила осуждение в глазах своего собеседника, но вместе с ним тягучую черную тоску.

— Я и сам не знаю, — пожал плечами он, — а как вы можете быть с ним мужем и женой?

— Должно быть, каждый из нас совершил ошибку… — тяжело вздохнула Мила, — но ведь… в начале все было так прекрасно, так удивительно… Я никогда не думала, что обещания вечной любви однажды превратятся в пожизненный приговор.

— Поосторожнее с вечностью, — предупредил Илья и загадочно улыбнулся, — со всем, что ее касается.

Он коснулся ее щеки, чтобы смахнуть слезинку. Мила сама и не заметила, что плачет. Она вдруг вся встрепенулась и схватила его руку, сжала в своих холодных после прогулки по улице пальцах. Раньше она никогда не позволяла себе притронуться к нему.

Эта сцена длилась мгновение, не больше.

Илья осторожно, но как-то нервно высвободил у нее свою руку, быстро поднялся и помог ей встать.

— Тебе лучше лечь спать, — рассудил он, — я могу дать тебе успокоительное.

Миле показалось в эту минуту, что он остерегается ее.

Она послушно кивнула и позволила проводить себя в комнату, но прежде глотнула коньяка прямо из горла. Вместе с обжигающим жаром, разлившимся у нее внутри, по ее телу расползлось и спокойствие. Она больше не думала об Андрее, матери и своих бесконечных домашних проблемах. Они остались за пределами этой квартиры.

Илья дал ей свою рубашку, девушка переоделась в нее и быстро забралась под одеяло.

Ей безумно нравилось, как пахнут чужие вещи. Ей казалось, что в них живет частичка души их хозяина и сейчас прикосновения ткани заменили ей объятия, в которых она так нуждалась.

«Почему, почему ты так холоден со мной?» — думала она, не придавая значения тому, что завтра на трезвую голову будет проклинать себя за подобные мысли.

— Почему ты сегодня не куришь? — вместо того, что ей хотелось озвучить, спросила она.

Илья тоже лег, не раздеваясь, как будто ему важно было показать свою отчужденность.

— Не хочу, — ответил он, — мне нравится чувствовать себя независимым. Это не привычка, а мое личное желание. Хочу — курю. Хочу — не курю. Я презираю людей, которые становятся рабами собственных пороков.

Миле показалось, что в этих словах прозвучало хорошо скрытое осуждение.

— Наверное, не стоило смешивать алкоголь и снотворное? — весело сказал Илья, чтобы разрядить обстановку. Мила его юмора не оценила, хотя и улыбнулась.

— Если я спрошу тебя, зачем ты пьешь снотворное, это будет совсем наглость? — выдала она.

— Ты можешь спросить, но в этом нет смысла, — заявил он, — ничего интересного. Всего лишь бессонница.

Всего лишь бессонница — повторила она про себя. Всего лишь отчаяние. Всего лишь мысли о смерти. Всего лишь мрачные стихи и другие странности, из-за которых в четырнадцать лет мать пичкала ее феназепамом. Всего лишь феназепам!

— Почему я не встретила тебя раньше? — хрипло проговорила Мила, не обращая внимания на то, что потом припомнит себе подобные откровения недобрым словом, — я бы никогда не вышла за Андрея, знай я тебя… — она все-таки испугалась более прямолинейной формулировки.

— Нет смысла сожалеть о том, чего не случилось, — как-то холодно рассудил Илья. Миле это не понравилось, она почувствовала, что он старательно пресекает любые разговоры о возможности отношений между ними. Может быть, у него кто-то есть? Как наивно с ее стороны было на что-то рассчитывать. Да и на что рассчитывать? У нее есть муж и дочь.

Она не может бросить Катю, девочке нужна нормальная семья, если ей так не повезло с нормальной матерью. Ей нужна хотя бы иллюзия любви, тепла и понимания, всего того, чего так не хватало Миле в детстве. Иллюзия… когда родители ненавидят друг друга, при этом мило улыбаясь, глядя друг другу в глаза. Что может быть омерзительнее?

Измена? Почему Андрей имел право на это, а она нет? Она впервые встретила человека, который понимает ее с полуслова, не пытается даже осуждать, человека, с которым ей легко и просто. Почему такие люди на нашем пути встречаются всегда слишком поздно и никогда не принадлежат нам?

Потому что настоящая любовь слишком боится стальных канатов. Она погибнет, как хрупкий цветок, под неподъемной тяжестью кандалов. Так зачем убивать ее собственноручно?

Мила почти была уверена в эту минуту, что влюблена в Илью, если это слово подходило для данной ситуации.

Но что это меняет? Все только становится сложнее и запутаннее. У ее мужа есть любовница, у нее… Илья. Лжи просто станет в два раза больше.

Девушка тяжело вздохнула и с нежностью посмотрела на лежащего рядом мужчину.

Как же ей хотелось почувствовать себя любимой, нужной хоть на несколько коротких мгновений. Ощутить нежность, тепло рук и чью-то любовь. Ей ведь не нужно было многого!

— Илья? — тихо прошептала Мила. Он не откликнулся, девушка догадалась, что он уже спит. Опыт общения со снотворным и разными средствами подобного рода у нее был достаточный, чтобы не иметь сомнений в этом предположении.

Девушка почувствовала себя спокойнее, подвинулась поближе и робко коснулась пальцами щеки спящего Ильи. В тусклом освещении фонаря с улицы его кожа казалась мраморно-белой, как у мертвеца. Мила прижалась к нему, чтобы ощутить живое тепло и прогнать прочь свои страшные фантазии.

— Почему я не встретила тебя раньше… ну почему… — вздохнула Мила. Глаза ее стали влажными от слез. Она неуверенно поцеловала его, зная, что бессмысленно рассчитывать на ответ, как, впрочем, и бояться осуждения. Ее губы скользнули ниже по шее, к вороту рубашки, она позволила себе расстегнуть несколько пуговиц, опьяненная запахом его тела.

— Ты никогда не будешь моим, — Мила прикрыла глаза, пальцами прощупывая себе путь дальше, — как и я, никогда не буду твоей…

Тусклый свет фонаря напоминал лунное сияние.

Добравшись на ремня на брюках, девушка вдруг опомнилась и осознала то, что только что собиралась совершить. Даже через морок алкогольных паров ее ужалило стыдом и омерзением к самой себе. Одна мысль о подобном, при ее строгом, почти пуританском воспитании и отношении к плотским удовольствиям, приравнивалась к самому страшному смертному греху.