И все-таки маме казалось, что в их с папой доме есть одно свободное местечко — как раз для собаки. Но теперь собаку опять нельзя было завести. Из-за папиных взглядов на жизнь.

Как мама не умела ругаться матом

Когда папа был маленький, у него, как и у мамы, дома не было никаких животных. Почему, точно не известно. Но это, по мнению папы, плохо на нем не сказалось, потому что летом папины родители отправляли его к бабушке в Покров. Покров был небольшим городком, и люди там жили в деревянных домиках. Так что при желании его вполне можно было считать деревней. Папина бабушка тоже жила в самом настоящем деревянном доме. А кроме бабушки, в этом доме жила старая и мудрая кошка Нюська.

— А что же — собаки в будке у вас не было? — допытывалась мама.

— Будка была, а собаки не было, — отвечал папа и не видел в этом ничего удивительного.

Наличие Нюськи обеспечивало папе явное преимущество перед мамой. Мама это признавала, но пыталась выяснить, всегда ли Нюська была старая и в чем состояла ее мудрость. Папа отвечал, что копаться в деталях не имеет смысла. Надо прямо смотреть фактам в лицо и учиться принимать реальность. Когда мама посмотрела фактам в лицо, то догадалась: старая мудрая кошка Нюська как-то так повлияла на папу, что он навсегда расхотел иметь собаку.

Вообще-то папа ничего не имел против собак. Но он, почти как бабушка Аня, любил их на расстоянии. Только доводы у него были другие.

— Собака, — говорил папа, — требует человека с характером. Ее воспитывать надо. А ты? Разве ты сможешь воспитывать собаку? Ты не в состоянии толком воспитать даже собственных детей! Посмотри: они совершенно не понимают слова «Нельзя!». Они ведут себя как стая плохо дрессированных щенков.

Под «стаей щенков» папа имел в виду Костика и Гришку. В первую очередь, Гришку. Но так как один Гришка не мог считаться стаей, папа вынужден был прибавлять к нему Костика.

— Ты не видел настоящую плохо выдрессированную стаю! — защищалась мама. — Вот приходи ко мне в школу на переменке. Я тебе покажу!

— И это говорит профессиональный педагог! — возмущался папа. — Никто не умеет работать с детьми. Но все хотят иметь собаку! Да непослушная собака в сто раз хуже непослушного ребенка! Она может быть опасной.

— Собака — не тигр и не лев, который при каждом удобном случае съедает своих хозяев. Собака — это домашнее животное, друг человека с первобытных времен. У половины моих учеников дома живут собаки. У твоих лучших друзей есть собака, — наступала мама.

— Да знаешь ли ты, — менял тактику папа, — что хозяин собаки должен быть готов в критический момент ее ударить, если она вышла из повиновения? Ты можешь кого-нибудь ударить?

— Если потребуется, то смогу, — гордо отвечала мама. Когда она училась в третьем классе, то ударила своего одноклассника книжкой по голове, потому что тот гнусно дразнился. Но в отношениях с большой черной овчаркой, которая носит в зубах сумку и охраняет хозяев в темном парке, никакие критические моменты, была уверена мама, просто невозможны.

— А матом? Матом ты умеешь разговаривать? — вкрадчиво интересовался папа.

— При чем тут это? — мама сразу теряла наступательную энергию.

— А при том, что все владельцы кричат и ругаются на своих собак. И случается — матом.

Мама должна была честно признаться: она не очень умеет ругаться матом. («У меня было недостаточно практики», — объясняла она.) Но совсем недавно, даже не зная, как это важно для хозяина собаки, она прочитала про мат очень интересную книгу. Оказывается, пересказывала мама, в глубокой древности матерные слова считались священными и употреблялись во время земледельческих обрядов. С помощью этих слов люди призывали Небо взять Землю себе в жены. Употреблять священные слова разрешалось только жрецам. Ведь слова использовались для выражения сильных чувств — очень сильных чувств. Теперь древние обряды забыты, и матерная речь потеряла магическую силу. Однако закон, запрещающий использовать такие слова в обычной жизни, по негласному договору, действует и сейчас.

Мама увлеклась и совсем забыла: умение ругаться матом просто необходимо, чтобы иметь собаку. Она вслух размышляла, что делать с людьми, которые не понимают правил. Особенно ее интересовали случаи, когда такими людьми были дети. И эти дети учились в ее школе…

Но папа маму перебил, потому что вспомнил, как он тоже читал книгу — про исследование человеческого мозга. Оказывается, за матерные слова в мозгу человека отвечают совсем не те центры, благодаря которым человек обычно разговаривает. Эти центры находятся в другой половине головы. Они подают сигналы, когда человек сильно возбуждается.

Тут мама перебила папу. Она вспомнила, как работала в студенческом стройотряде. В то время, когда мама училась в институте, все студенты летом отправлялись куда-нибудь работать — что-нибудь строить, полоть или собирать. Это называлось «стройотряд». Однажды маминому отряду поручили перегнать годовалых телят с одного пастбища на другое. Телят выпустили из коровника, и они понеслись сломя голову по дороге. А вдоль дороги цепочкой стояли студенты и защищали своим телом засеянные поля, чтобы телята туда не забежали и не потоптали урожай. Но телята очень быстро обнаружили дыры в студенческом строю, свернули с намеченного пути и, задрав хвосты, понеслись в пшеницу. Почти как кобылица в сказке про Сивку-Бурку. Тогда все, кто стоял вдоль дороги, бросились за ними — выгонять с поля. При этом все очень громко кричали и ругались. И она, мама, тоже ругалась. Она кричала: «Ах ты, дрянь!» и «Ах, козел!» Хотя никаких козлов в стаде не было. Быть может, она даже кричала какое-то нехорошее слово. Очень может быть. Одно вот ей приходит на память. Слова выскакивали из мамы сами собой, будто кричал кто-то другой внутри нее. Теперь-то она понимает, почему пастухи всегда ругаются матом: они просто сильно возбуждаются — из-за непослушных коров.

Да-да, заключила мама, теперь ей многое понятно. Вот недавно она проходила мимо пивного ларька. К ларьку подошел мужик и стал что-то говорить продавщице — не по-русски, а на том, древнем языке, на котором, вообще-то, нельзя говорить. Но мама не застеснялась и даже почувствовала теплоту в душе, потому что только что закончила читать книжку про мат. Теперь, после разговора с папой, мама поняла еще одну важную вещь: этот мужик, наверное, сильно возбудился — из-за продавщицы и из-за пива, которым она торгует. Его переполнили неподвластные разуму чувства, и он целиком оказался во власти другой половины головы.

Тут папа стал советовать маме почитать еще какую-нибудь книжку, которую они потом обсудят. Потому что мамины симпатии к мужику у ларька плохо вяжутся с нетерпимостью, которую она проявляет к детям в школе. А чем они хуже мужика? Они тоже возбуждаются. Их тоже переполняют чувства! С этим обязательно нужно разобраться, и это гораздо интересней, чем обсуждать несуществующую собаку.

— Тем более что с собакой надо гулять, — подытожил папа. — Кто будет гулять с собакой, скажи на милость? Ты с утра уйдешь в свою школу, а я, значит, выходи на улицу в проливной дождь и в лютый мороз? А если у меня высокая температура?

И папа выразил предположение, что мама, наверное, просто не хочет, чтобы он занимался творчеством, раз готова обменять его на первую попавшуюся собаку.

Мама стала убеждать папу, что он неправильно ее понял, что она очень сильно его любит, несмотря на желание иметь четвероногого друга. Пусть папа и дальше занимается творчеством, а разговор о собаке надо просто немного отложить.

Разговор о собаке откладывался, и ее место в доме продолжало пустовать.

Тухлые рыбки и сломанный нос

Это пустое место — оно было очень заметно. Поэтому Костик тоже хотел собаку. Такую небольшую собачку вроде спаниеля, у которой уши достают почти до земли. Иногда Костик даже представлял, как эта собачка бежит ему навстречу и хлопает своими ушами, завивая вокруг веселые струйки пыли и сухих листьев. Но он боялся, что у папы от этого поднимется температура, и поэтому не мог хотеть очень сильно.