— Что интересного?

— Все. А тебе не интересно?

Филипп не ответил. Он взял в руки сразу несколько фужеров, поставил их пирамидой и понес к тахте. Это было рискованно и требовало соблюдения тишины…

Появился Новер и пригласил их пить кофе. Кира обрадовалась. Филипп пошел за ней в ванную мыть руки.

Новер вел себя как на дипломатическом приеме. «Кофепитие» сопровождалось изысканной беседой.

— После спектакля я заходил к Елисееву или к Соловьеву. Брал четверть фунта кофе. И какого кофе! «Мечта папуаса». От одного запаха голова кружилась. Тонкость заключалась в помоле…

Кира рассматривала афиши. Они висели в простенках, и вначале их можно было принять за выцветшие обои. На одних афишах изображен усатый мужчина в котелке и женщина в фижмах. На других — тот же мужчина в трико, а женщина в фижмах. Надписи на французском языке. На третьих…

По комнате поплыли глухие звуки часового боя.

— Шесть… Семь… — досчитала Кира и вскочила. — Простите, дядя Новер. У нас билеты в кино.

Феликс Орестович суетливо привстал.

— Не смею задерживать, не смею задерживать, — огорченно бормотал он.

Но, вернувшись в комнату, Кира передумала идти в кино. Филипп ее поддержал.

— Черт с ними, с билетами, — решила Кира. — А если я не приеду на дачу, там все посходят с ума. Ты ведь знаешь мою маму! Мигом отлей в таз полведра воды. Теплой. Я начну мыть пол.

«А снег идет, а снег идет…» — оглушительно констатировал женский голос мощностью в три ватта.

Динамик стоял отдельно от магнитофона. Парень в ядовито-апельсиновой рубахе придерживал одной рукой трясущийся от натуги динамик, а другой перебирал в ящике инструменты. В углу комнаты, возле небольшого аквариума с рыбками, сидели двое мужчин. Они играли в шахматы.

Филипп несколько минут находился в комнате. Однако сумасшедший динамик заглушал все попытки оповестить о себе. Со стороны это было смешно. Как на экране телевизора, когда убирали звук. Отчаявшись, Филипп что было сил хлопнул дверью. Люди, занятые шахматами, в недоумении посмотрели на него. Но объяснить что-либо пока не представлялось возможным.

— К чертям собачьим! — заорал один из игроков, крупноголовый лысеющий мужчина. — Твою фисгармонию надо ремонтировать на площади!

Парень поднял голову. Секунду он непонимающе смотрел на разъяренного мужчину, потом повернул тумблер и усмирил динамик. «И все вокруг чего-то ждет…» — добросовестно дошептывал женский голос.

— Диффузор полетел, — оправдывался парень. — На предельной громкости дребезжит, как старая телега. — Заметив Филиппа, он смолк.

— Скажите, где найти Терновского?

— Людей, которые в обеденный перерыв ищут на заводе шефа, я б лишал прогрессивки. За наивность! — заявил парень и склонился к динамику.

— Подождите. Он сейчас придет, — проговорил второй игрок, человек в черной рубашке с засученными рукавами.

— Шах! — произнес лысеющий мужчина.

— Липовое дело, — ответил второй игрок, окидывая взглядом доску.

— Не быть тебе гроссмейстером, Кудинов, — сказал парень и отодвинул динамик. — Двух гроссмейстерских баллов тебе у нас не вырвать. Садись, — парень кивнул Филиппу.

Филипп сел и огляделся. Вдоль стены на стеллажах стояли осциллографы, звуковые генераторы, вольтметры, амперметры всех типов и десятки других приборов. На небольшом столике серый аппарат с красно-желтой табличкой: «Внимание! Радиоактивность!» Под столиком зеленела решетка выпрямителя. Даже аквариум с рыбками казался причудливым электронным прибором: в воду были опущены лампы, радионаушники, какие-то тросики, проводки.

«Спасибо, снег, тебе…» — оглушительно рванулось из динамика.

Филипп вздрогнул. Парень навалился на динамик, оглянувшись на игроков. В его глазах, серых и круглых, запрыгали развеселые шутихи.

— Стас! Не буди во мне зверя, — добродушно проворчал лысеющий мужчина. — Твое счастье, что этот корифей играет в шахматы так же, как я на рояле.

«Корифей» молчал, брезгливо глядя на доску.

Филипп подошел к Стасу. Тот искоса взглянул на Филиппа, улыбнулся и подмигнул, в сторону игроков.

— Может быть, помочь? — спросил Филипп.

— Мальчик! Я восемьдесят семь лет ремонтирую радиотехническую аппаратуру, — ответил «апельсиновый» Стас. — Просто у меня нет нового диффузора. Весь вышел! Но если вам так хочется помочь, помогите морально. Вон лежат стихи Бернса в переводе Маршака. Почитайте вслух.

Получилось грубо. Стас это почувствовал и улыбнулся.

Филипп тем не менее расценил предложение Стаса как «деликатное» хамство. А хамство, даже деликатное, он прощать не хотел. Надо отыграться.

Филипп взял в руки томик стихов, перелистал и начал читать, добросовестно и деловито:

— Еще?

— Валяй!

— Еще?

Раздался хохот. Лысеющий мужчина и «корифей» смотрели на них и смеялись.

— Один-ноль в пользу незнакомого молодого человека, — проговорил лысеющий мужчина. — Стас, с тебя причитается.

— Преклоняюсь перед вашей практичностью и находчивостью этого мальчика! — церемонно ответил Стас. Но взять реванш ему не удалось. Непосредственность поведения Филиппа его смутила. И это было заметно.

Где-то стукнула дверь. Послышались тяжелые, размеренные шаги.

— Шеф, что ли?! — проговорил Стас.

Филипп достал спрятанные в карман бумаги. Еще раз оглядел резолюцию директора.

Открылась дверь лаборатории, и на пороге появилась… спина. Могучая спина, затянутая в синюю рабочую спецовку. Над спиной — короткая шея и мощный затылок.

«Знакомая фигура, — мелькнуло в голове Филиппа. — Где я встречал этого человека? Невероятно знакомая фигура…»

Терновский повернулся и прикрыл дверь.

— К вам молодой человек, Виктор Алексеевич! — сказал Стас.

Терновский повернулся к Филиппу. Круглые, маленькие, близко поставленные глаза. «Двустволка!» — подумал Филипп. — Конечно, он. Ну и встреча! Может быть, он вспомнит, как я наседал на него в троллейбусе.

Но Терновский, по-видимому, ничего не вспомнил.

— Чем могу служить?

Филипп встал и молча протянул документы. Терновский извлек из потертого футляра очки и присел к столу.

Лысеющий мужчина и «корифей» продолжали партию. Стас склонился к динамику. Филипп принялся разглядывать аппарат с надписью: «Внимание! Радиоактивность!»

Черт возьми, неужели он все забыл? В памяти всплывали отдельные слова: «гамма-распад», «протон», ласковое, будто итальянское, слово «нейтрино». Впрочем, курс физики они закончили в четвертом семестре, нет, кажется, в третьем… Конечно, в третьем! Еще Шурка Владимиров в середине года перешел на физико-механический факультет. Обрел призвание! А потом началась сплошная механика, детали машин, чертежи, чертежи… И это в век атома! Какой же он конструктор, если не сможет рассчитать защиту от радиации хотя бы в этом приборе?! Чепуха. Допустим, он занимается тепловозами. Зачем ему радиация? Сегодня не нужна, а завтра? Для каких-нибудь атомовозов? И неужели они все знают ядерную физику?! И этот Терновский…

— Так, так, — проговорил Терновский. — Значит, Круглый, Филипп Матвеевич. Приметная у тебя фамилия. Почему же Круглый?!

— Чтоб не спутать с Квадратным! — вставил Стас.

Он не мог пропустить такого случая. Филипп благодарно кивнул ему головой. Стас ответил изысканно вежливым поклоном. «Язва», — подумал Филипп.

— А может, я спутаю? — произнес Терновский.