— Замечаю, давно замечаю: шутишь ты надо мной. Случается, и хамством пахнет, — проговорил Терновский.
Стас смутился. Его лицо слегка побледнело, потом покрылось розовыми пятнами. Под глазами и на лбу.
— Да что с вас взять? Молодо-зелено. А приборчики ПОА все же надо принять, я так полагаю. Помолчите-ка! Дайте сказать. Я ведь начальник отдела, и я в конечном счете отвечаю. Есть постановление государственной комиссии: уровень радиации в условиях завода не замерять. Изотоп вставляют в прибор только на месте работ…
— Неправильное постановление! — проговорил Филипп.
— Это не наше дело. Комиссия состоит из авторитетных товарищей.
— Ну и что?! Может быть, они ошиблись.
— Ты, я вижу, тоже из этих… демагогов. Сразу видно, жизни не нюхал. И куда присылают?! В ОТК. Раз прибор соответствует чертежам — принимай! За остальное отвечают разработчики и конструкторский отдел. Так мы с вами вряд ли вытянем квартальный план. На всякий случай ты мне служебную напиши, после первого разберем. А пока давайте не превышать полномочий. Все! Можете идти!
— Конечно. Какое нам, собственно, дело?! — произнес Стас.
Филиппу показалось, что он не понял Стаса. Нет, все верно. Он не ослышался. Это, пожалуй, подлость.
— Наша хата с краю, — продолжал Стас. — Только дело в том, что в этих приборах недопустимо велик уровень шумов транзисторов — сто микровольт. Прибор срабатывает вхолостую.
Терновский оглушительно хлопнул ладонью по столу и вскочил. Его круглое лицо побагровело.
— Так куда ты раньше смотрел? А?! Ну, погоди, Ларионов! Магнитофон ремонтируешь?! Халтурщик! Убирайтесь отсюда! Оба!
Филипп и Стас выскочили. Уборщица Маша испуганно посмотрела на них. В коридор высунулись любопытные физиономии: крик Терновского был слышен всему отделу.
На площадке остановились и закурили.
— Ничего не понимаю. Ты ведь мне сказал, что с электроникой все в порядке, — заговорил Филипп.
— Электроника в ажуре. Просто я чувствовал, что шеф прикажет тебе принять эти приборы. Отказать у тебя нет оснований. Вопрос о повышенной радиации — болтовня. Покамест. Нужны расчеты! Теперь, по крайней мере до понедельника, у тебя будет возможность подготовить расчеты. Надо подсунуть их прямо директору. Жаль, главный инженер в отпуске.
— Значит, весь удар ты взял на себя?!
— С тебя полбанки. Впрочем, можно отделаться кружкой пива, по случаю субботы!
— Идет! Я, признаться, подумал, что ты сволочь.
— Первое впечатление. Есть один шалман под названием «Святой Себастьян». Пиво — в массы. К пиву — элегантные бутерброды.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В «Святом Себастьяне», что скрывался под вывеской «Пиво — воды», было прохладно и шумно.
Слева от двери выстроились голубые автоматы с бутербродами, справа — красные, с пивом и водой. И слева и справа кассы. В кассах продаются жетончики. Стас свернул налево, Филипп — направо. Получив два жетончика, Филипп опустил их в щель. Через секунду автомат взволнованно задышал, семафорно перемигнул красно-зеленым огоньком и выплеснул в граненую кружку дозу пива. Филипп подставил вторую кружку. Еще одна доза. Точно до кромки. Как в аптеке. Взяв обе кружки, Филипп оглянулся. Стас расположился возле окна и махал Филиппу рукой. Однако пройти к нему было не так просто, особенно с полными кружками в руках.
Около столов, в беспорядке расставленных по залу, митинговали.
— Все же у собак еще очень низкая сознательность, — доносилось С левой стороны. — Вот у меня пес, сеттер…
Филиппу хотелось рассмеяться, он скосил глаза и оглядел мужчину, который жаловался на низкую собачью сознательность. Мужчина был пьян. За пазухой у него обрисовывался предмет, напоминающий очертаниями бутылку. Мужчина уважал кредо закусочной, выраженное лаконичной надписью: «Распитие водки запрещено!»
Филипп почувствовал, как пиво выплескивается из кружки. Нечего смотреть по сторонам.
Стас двинулся навстречу Филиппу и взял одну кружку. На пятнистом мраморе стола лежали четыре бутерброда: два с колбасой, два с сыром. Небольшие и аппетитные. Стас поставил кружку и бросил в нее щепотку соли. Соль опускалась на дно кружки светлыми точечками.
— Пиво — это вещь! — проговорил Стас. — Я пил как-то на выставке черное чешское…
Филипп молчал. Он слабо разбирался в этом вопросе. Ему пиво всегда казалось кисловато-горьким. Филиппу было жарко в пиджаке.
— А какие девочки разносили это пиво! — продолжал Стас. — С одной я познакомился. Анжелка. Студентка. Изучает русский. Работала официанткой вместо практики. Три часа сидел за ее столиком, а потом оказалось, что у нее жених. А как у тебя с этим вопросом? Не женат?
— На выданье, — ответил Филипп и снял пиджак. — Куда бы его пихнуть?
— Давай сюда!
Стас взял пиджак, отвернулся к окну и нацепил его на шпингалет.
— Порядок!
— Теплое, — проговорил Филипп, отпивая глоток.
— Нормальное, — вставил Стас. — Просто у тебя плохое настроение.
— По-твоему, нет причин?
— Нет, почему же. Но не стоит этому придавать значение. Обыкновенные производственные отношения. Притрешься. Когда-то, мальчишкой, я плавал юнгой. На «Декабристе». Есть такая кастрюля. Мне казалось: когда научусь в шторм задраивать люк, стану морским волком. Научился. Но волком не стал. Стал учеником в радиомастерской при Ленторге, потом настройщиком радиотехнической аппаратуры.
— Почему?
— Там больше платили. Так сказать, романтику заел быт. Взял и съел, как я съем этот бутерброд.
Стас одним махом отхватил половину бутерброда с сыром. Ровно половину. Отпил несколько глотков и равнодушно вложил вторую половину между двумя рядами ровных ослепительных зубов стопроцентного американского киногероя. Несколько секунд — и от бутерброда остались крошки.
— Вообще-то романтике здорово достается от прозы жизни. Иногда так хочется вознестись, стряхнуть с себя земные путы. А смотришь — возноситься-то не на что. Нет монеты. Цинично?
— И глупо.
— Ну это ты зря. Что-что, только не глупо. Почему ты не ешь?
Филипп взял бутерброд. Колбаса была свежая и слегка пахла чесноком. Пена в кружке осела и таяла небольшими белесыми пятачками. Филипп немного отпил и закусил бутербродом.
— Глупо, говоришь? Нет, именно цинично. Хочешь знать, что с тобой будет через некоторое время? Просмотришь ты эти ПОА, удостоверишься, что сделано по чертежам, и примешь эти приборчики с повышенным уровнем радиации. Пусть отвечают конструктора. Плюнешь на романтику и станешь…
— При чем тут романтика?! Обыкновенная, элементарная порядочность и честность.
— Порядочность?! Честность?! — Стас напряженно засмеялся. — Как, по-твоему, Терновский честен? Интересно, ты хоть немножко поразмыслил над тем, что сегодня произошло? Почему я вызвал у начальника техконтроля чувство этой самой элементарной порядочности, а ты, старший контрольный мастер, не смог, а? Хотя твои сомнения в качестве защиты от радиации куда важней, чем несчастный шум в транзисторах… Да потому, что за подбор полупроводниковых триодов отвечает ОТК, а за расчет прибора — конструктор. Юридически Терновский — порядочный и принципиальный человек. А де-факто он сволочь! Почему? Сейчас объясню. Только принесу еще пива.
Стас взял кружку и стал пробираться к автомату, небрежно расталкивая митингующих. Филиппу казалось, что кто-нибудь сейчас повернется и затеет с ним скандал. Но люди терпеливо уступали Стасу дорогу, то ли не обращая внимания, то ли не желая вступать с ним в дискуссию. Апельсиновая рубашка ярко высвечивалась на фоне синих и серых спецовок. Однако — стоп! Кажется, кто-то возмутился. Слишком уж этот Стас бесцеремонен. И возмутился гражданин со спрятанной за пазухой бутылкой. Он что-то проговорил вслед Стасу… Вот Стас возвращается, слегка наклоняется к гражданину и что-то нашептывает ему. Гражданин отшатнулся.
— Ты сам туда иди, понял?! Стиляга!
Филипп видел, что Стас был очень доволен реакцией гражданина. Он дружески улыбнулся возмущенному хозяину «малосознательного» сеттера и повернулся к нему спиной.