— О, я тоже хочу считывать мысли! — закричала Лариска.

— После сорокового дня — сможешь.

— Так, а что будет после сорокового дня? — насторожилась я.

— Душа вас покинет, — равнодушно ответил он. — И более вы не сможете вставать из могилы, останется лишь мертвое тело и мертвый дух.

Мы с Лариской пораженно переглянулись.

«Плакали мои зимние вечера в гостиной», — подумала я.

— А этого никак не избежать? — жалобно спросила подружка. — Я, понимаешь ли, молода и почти красива, рано мне умирать.

— Есть один ритуал, — неохотно признался Антон. — Вы будете живыми мертвыми навечно, и плоть ваша не подвергнется тлению. Но это очень сложно, так что извините.

— Может быть, мы чем-то можем помочь? — спросила я. — Антон, будь человеком, войди в наше положение.

— Алёна, там не только ритуал нужен. Еще и обучать вас придется, а я человек занятый.

— Ну пожа-алуйста, — заныла Лариска.

— Антон, пожа-алуйста, — в тон ей поддакнула я.

— Я подумаю, завтра отвечу, — строго сказал он. — А теперь — девочки, извините, мне надо работать.

Он встал и пошел вглубь погоста. Мы, не сговариваясь, пошли за ним, приноравливаясь к его быстрому шагу. Он словно не замечал нас, шел в непроглядной темноте как при свете дня, ни разу не споткнулся и не заблудился. Наконец он остановился около одной из могил, что-то бросил на нее, и застыл.

— Сейчас колдовать будет! — в сладком ужасе зашептала Лариска.

— Тихо ты, — цыкнула я. — Спугнем еще.

А Антон тем временем присел на корточки, начертил какую-то фигуру прямо на могиле. После этого он зачерпнул ладонями землю из центра фигуры, поднес ее к лицу и что-то властно зашептал. Губы его почти касались песка, он словно целовал его, а потом резко бросил опять на могилу. На миг мне стало непереносимо холодно, словно льдом сковало все тело, потом бросило в жар. А из могильного холмика потянулась струйка тумана. Через минуту около Антона стояла старушка в покойницкой одежде, с венчиком на лбу, неестественно-бледная и призрачная. Склонив головы друг к другу, они принялись о чем-то беседовать.

Текли минуты, а мы с Лариской лежали в засаде, ни живы ни мертвы. Почему-то было очень страшно.

— Ты слышишь что-нибудь? — шепнула подружка.

— Нет, — покачала я головой.

Странно это было — расстояния всего-то метра три было. Но ни звука не пробивалось, мы видели только шевеление губ в ярком лунном свете.

Наконец Антон встал, небрежным движением руки стер начертанную фигуру, и призрак втянулся в могилу.

Мы переглянулись.

— Это что, мы тоже будем такими через сорок дней? — недоверчиво спросила Лариска.

— Я — уже через тридцать с хвостиком, — мрачно сказала я, размышляя о том, что это — не жизнь. Одиноко лежать в могиле, не иметь возможности выйти погулять при луне? Подниматься только вот таким духом, и то только если Антон вызовет? Нет, я совсем не против приходить к нему на свидания, только вот то, что я сейчас видела — мало походило на свидание.

Я посмотрела в спину удаляющемуся Антону и твердо сказала:

— Завтра мы его должны уговорить. Любой ценой.

— Точно, — кивнула Лариска. — Я даже готова пострадать.

— Это как — «пострадать»? — недоуменно спросила я.

Та вместо ответа застенчиво хлопнула ресницами и выпятила вперед силиконовую грудь.

— Дура, — резко ответила я. — Он — живой. Думаешь, его сильно твои прогнившие прелести интересуют?

— Да с чего они прогнившие? — изумленно глянула она на меня. — Алён, ты чего?

— Да ничего, — рявкнула я. — Потаскушкой ты в жизни была, и даже мертвой неймется!

Она посмотрела на меня гневными глазами, презрительно скривила губки и ушла.

А я сидела в густой траве, смотрела на звезды и печально размышляла — ну чего я на девчонку взъелась? Через полчаса истина до меня дошла. Встав, я пошла к Ларискиной могиле, вызвала ее и обняла:

— Лоренца, извини. Мужиков — их ведь как грязи. А подруга у меня только одна.

— И у меня, — кивнула она.

Мы сели на могилу и помолчали.

— Я таких красивых парней никогда не видела, — тихо сказала она наконец.

— И я. Только на кой ему мертвячки?

Мы разом встрепенулись и посмотрели друг на друга, осененные идеей.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — настороженно спросила я Лариску.

— Не знаю, — честно призналась она. — Я просто подумала, что если бы Антон случайно умер…

— Самоубился, а то еще похоронят там, — мотнула я головой в сторону освященного погоста для «правильных» покойников.

— Да, самоубился, и к тому же так, чтобы у него была страшная обида на душе и он ночью встал!

— Стоп, — сурово сказала я. — Как делить будем?

Она подумала и сказала, наивно хлопая глазками:

— Так ведь мужиков как грязи, а подруга у тебя одна. Неужто ты будешь не рада моему счастью?

— ЧЕГО??? — взревела я, замахиваясь.

— Я пошутила-пошутила, — вскричала она, проворно прячась за памятником. — Пусть судьба сама определит — укокошим его, а потом будем тянуть палочки. У кого длиннее — той и счастье!

— Сердечные дела жребием не решаются! — отрубила я. — Пусть сам выбирает.

— Ну, — послышался из-за памятника ее мурлыкающий голосок, — смотри. Я просто хотела дать тебе шанс.

— Ты сильно много о себе не думай, — хмыкнула я. — Тут тебе не там, тут всем без разницы, чья ты дочка.

Она помолчала, после чего с укоризной заявила.

— Гадкая ты, Алёна. Сначала меня убила, а сейчас пытаешься меня убедить, что я уродина и без папашки никто на меня не поведется.

— Да отчего ж? — зевнула я. — Грудь у тебя силиконовая, мордашка смазливая — охотники найдутся. Только ты не забывай, что я — дважды королева красоты.

— Королева, ты на себя в зеркало давно смотрела? — насмешливо спросила она.

— На себя посмотри, — бросила я и пошла к себе в могилу.

— Эй, мы поссорились? — тревожно спросила она вслед. — Ты не забывай — нас тут с тобой ты да я да мы с тобой.

— Рассвет скоро, — снисходительно ответила я, — спать пора.

— Не пора, — жалобно крикнула она. — Ну не уходи, Алён. Давай погуляем.

— Ну, пошли моего бомжа проведаем, — неохотно кивнула я.

Тот как обычно дрых на лавочке. Как всегда — за надежной стеной кладбищенской ограды.

— Дяденька, — позвала я его, — дяденька-а!

— Ну чего опять явилась, спать не даешь? — тут же отозвался он.

— О, тебе тоже не спится? — обрадовалась я. — Так выходи, поговорим!

— Некогда мне, — проворчал он.

— А что ж ты делаешь? — изумилась Лариска.

— Что, не видно? Сплю я!

— Он у меня забавный, — по-хозяйски объяснила я изумленной подружке и снова повернулась к бомжу: — Дяденька, а вам не страшно ночью на кладбище спать? Тут сатанисты ходят, в жертву могут ведь принести!

— Да вы сами, бесовки, побойтесь, — отвечал он с некой суровостью в голосе. — Докрутите хвостами, придет дьявол да и сожжет вас.

— Как сожжет? — нахмурились мы.

— Обыкновенно, — он зевнул и перевернулся на другой бок. — Там, за рощицей, пепелище, а посередь него — железный крест. Привяжет к нему да и сожжет, а душу себе заберет!

— Ну ты и сказки рассказывать! — восхитилась Ларенца.

— Идите сами да посмотрите, — рассердился дядька. — А от меня отстаньте, дайте поспать!

И мы, наивные албанские девочки, переглянулись и побежали за рощицу, смотреть на дьявольское пепелище! Разумеется, мы облазили все вокруг, и в итоге убедились — дед нагло наврал. После рощицы начинался обрыв реки, и никаких крестов и пепелищ не было и в помине.

— Пошли спать, — хмуро сказала Лорка наконец.

— Пошли, — согласилась я, а сама подумала — ох дедок завтра от меня получит!

Потом, лежа в гробу, я беспокойно ворочалась и мучалась от бессонницы. В голове крутилась сотня мыслей, и все на одну тему — Антон. Я вспоминала все его взгляды, заново ощущала ласку его живых рук у себя на щеке и отчаянно пыталась понять — мне показалось, или я ему действительно интересна?