Ёко Огава

Отель «Ирис»

Глава первая

Этот человек поселился в отеле «Ирис» перед самым началом летнего сезона. В тот день дождь лил не переставая с раннего утра, а ночью еще более усилился. Море было бурным и серым. От беспрерывного хождения постояльцев взад и вперед дождь то и дело врывался внутрь как шквал, ужасно заливая ковер в прихожей. Неоновые рекламы на вывесках соседних магазинчиков были погашены, и на улицах не было видно ни одного прохожего. Время от времени проезжали машины, и светом их фар высвечивались потоки дождя.

Я закрыла кассу, выключила свет в вестибюле и собиралась пройти внутрь дома. Вдруг что-то тяжелое с глухим звуком упало на пол, а затем я услышала женский крик.

Долгий, непрерывный вопль. Настолько долгий, что могло показаться: а уж не хохочет ли она?

– Гнусный извращенец! – выкрикнула женщина, вылетая из номера 202. – Мерзкий старикашка!

Женщина зацепилась за шов на ковре и упала на лестничную площадку, продолжая изрыгать проклятия в направлении комнаты.

– Не считай других идиотами! Не можешь переспать с женщиной! Жулик! Мерзавец! Импотент!

Она несомненно была проституткой. Даже мне это было ясно. Немолодая, крашеные волосы, химическая завивка. Заметные морщины на шее. Яркая и липкая губная помада, размазанная даже по щекам. Тушь, растекшись из-за пота и слез, скопилась в уголках глаз. Блузка была расстегнута, и левая грудь вывалилась наружу, из-под мини-юбки выступали массивные розовые ляжки. От ее кожи пахло недавними ласками. На одной ноге еле держалась туфля из дешевого винила.

В тот момент, когда женщина наконец прекратила вопить, в нее из комнаты полетела подушка, попав ей прямо в лицо. Женщина снова завопила. Подушка свалилась на лестничную площадку, и на ней остался след от губной помады.

Встревоженные воплями, из своих номеров, прямо в ночном белье, выскочили другие постояльцы и столпились в коридоре. Тут из комнаты вышла и моя мать:

– Кем ты себя считаешь, идиотка? Думаешь, что другие обязаны тебя терпеть?! Да ты на коленях должна благодарить меня за то, что я тебя выгнала отсюда. В таких случаях даже уличная кошка просит прощения. А ты похожа на нее!!

Голос женщины стал хриплым. К хрипам примешивался кашель, изо рта проститутки текла слюна.

Из комнаты безжалостно вылетели вешалка, смятый в комок бюстгальтер, еще одна туфля на каблуке, дамская сумочка. Сумочка раскрылась, и ее содержимое рассыпалось. Женщина хотела побежать вниз по лестнице, но то ли у нее подвернулась нога, то ли она переволновалась, но подняться она не смогла.

– Что за шум? Прекратите!

– Успокойтесь же наконец! Вы ведь другим спать не даете!

Постояльцы отеля перебрасывались такими фразами, и от этого поднялся еще больший шум. Только за дверью комнаты 202 царила глухая тишина.

С того места, где я стояла, мужчину не было видно. Он не произнес ни единого слова в ответ на проклятия женщины. Признаки его присутствия проявлялись только в ненавидящем взгляде женщины и в выброшенных из комнаты вещах. Женщина продолжала вопить, даже когда вокруг установилась полная тишина.

– Уважаемые гости, то, что вы делаете, возмутительно. Если вам нужно ссориться, выйдите на улицу.

– Я все поняла. Если бы вы даже этого не сказали бы, я все равно бы ушла. Больше я сюда не приду! – крикнула женщина моей матери.

– Обращаться в полицию я не собираюсь, но вы должны компенсировать мне нанесенный ущерб. Как мы порешим? Попрошу всех успокоиться и отправиться спать. Извините за беспокойство. Вы нанесли мне большой ущерб. Я имею в виду не только плату за комнату.

Когда моя мать поднималась по лестнице, женщина подобрала содержимое сумочки и, не застегивая пуговицы блузки, бегом спустилась по лестнице. Ее грудь снова вывалилась наружу, и при виде такого зрелища один из постояльцев присвистнул.

– Подожди-ка. А кто будет платить? Если попытаешься улизнуть, я это так не оставлю!

Для матери превыше всего были деньги. Не обращая внимания на ее слова, женщина с воплями открыла входную дверь. Вдруг раздался мужской голос:

– Заткнись, шлюха!

И она заткнулась.

У него был зычный голос, в котором не присутствовало ни раздражения, ни гнева. Скорее – отголосок глубоких раздумий. Так бывает, когда виолончель или рожок на мгновение вторгаются в мелодию на одной долгой ноте и исчезают, как галлюцинация.

Я обернулась. На лестничной площадке стоял мужчина. На первый взгляд можно было сказать, что он миновал возраст зрелости и находится на пороге старости. На нем были тщательно выглаженная белая рубашка и брюки чайного цвета. В руках он держал пиджак того же цвета, что и брюки. Женщина казалась совсем потерявшей голову, а у мужчины дыхание было ровным, и он даже не вспотел. В нем решительно не было ничего ужасного. Только спутанные жидкие волосы свидетельствовали о его усталости.

Я подумала, что никогда прежде мне не доводилось слышать столь красиво звучащее приказание.

В голосе незнакомца присутствовали спокойствие, величественность и решимость. Даже в слове «шлюха» слышалось что-то дружелюбное.

«Заткнись, шлюха» – я попыталась несколько раз повторить эти слова про себя. Больше мужчина рта не открывал. Женщина плюнула в его сторону и вышла из отеля. Конечно, плевок не достиг цели и попал на пол.

– Значит, всю ответственность вы берете на себя? Вы должны заплатить за причиненное гостям беспокойство и за уборку комнаты. Впрочем, и этого мало. Отныне я запрещаю вам здесь появляться. Я не беру постояльцев, которые устраивают скандалы с женщинами. Хорошенько это запомните! – сказала моя мать, на этот раз обращаясь к мужчине.

Остальные гости постепенно разбрелись по своим комнатам. Мужчина постоял молча, опустив глаза, потом надел пиджак и спустился по лестнице. Достал из кармана брюк две купюры и положил их на стойку. Они оказались так страшно измяты, что на них было больно смотреть. Я взяла деньги и тщательно разгладила их ладонью.

Мне казалось, что я чувствую оставшееся на них слабое тепло этого человека. Не взглянув на меня больше ни разу, мужчина ушел в дождь.

Иногда я задаюсь вопросом: кто и почему дал этому отелю такое странное название – «Ирис». Все гостиницы на нашем перекрестке, за исключением «Ириса», носили названия, имевшие хоть какое-то отношение к морю.

«Ирис – это такой цветок. Очень красивый. А, кроме того, это имя богини радуги в греческой мифологии, – объяснял с гордостью мой дедушка, когда я еще была ребенком. – Тебе такое название кажется неизящным?»

Во дворе отеля не росло никаких других цветов, кроме ирисов. Ни роз, ни анютиных глазок, ни жонкилей. Украшением служили все затмевающий кипарис и кавказский вяз.

Необычным здесь был разве что обложенный кирпичами фонтанчик, вода из которого испарилась уже много лет назад. Посреди него возвышалась гипсовая статуя, испачканная птичьим пометом. Кудрявый мальчик во фраке играл на арфе, слегка склонив головку. Губы и густые брови придавали ему грустный вид.

Мне было интересно, откуда дедушка выкопал эту историю про богиню. В доме не было никакой библиотеки, не говоря уж о книгах по греческой мифологии.

Я пыталась представить, как выглядит эта богиня радуги. Стройная шея, пышная грудь, зоркий взгляд, устремленный куда-то вдаль, и платье, украшенное семицветными ирисами. Ей достаточно колыхнуть этим платьем, чтобы весь мир тотчас же расцвел под чарами ее красоты.

Мне кажется, что если бы богиня радуги вдруг соизволила спуститься в наш отель, ей не нашлось бы там достойного места, и даже мальчик в фонтане перестал бы печально играть на своей арфе.

Буква «р» на вывеске с надписью «ОТЕЛЬ "ИРИС"» на крыше второго этажа покосилась вправо. Говорили, что в наклоне буквы было что-то странное, даже зловещее, но никому и в голову не приходило поправить ее.

Дедушка умер два года назад. От рака поджелудочной железы или от рака желчного пузыря, во всяком случае, от какой-то болячки в животе, а метастазы пошли в тазовые кости, в легкие и в мозг, отчего было невозможно точно определить причину рака, и он отдал душу господу после полугода страданий.