— И она действительно стихов не любила, — говорил Тургенев. — Я в самом дело однажды прочел ей „Анчара“ и — он произвел впечатление.

— Сюжет, конечно, сочинен? — спросила я. — Она, надеюсь, не утопилась?

— Конечно, нет, — отвечал Иван Сергеевич, — хотя она и была способна на это» (Т сб (Пиксанов),с. 91).

Образ Марьи Павловны привлек к себе внимание критики, которая увидела в нем раскрытие новых для литературы черт характера простой русской женщины. Рецензент «СПб. ведомостей» писал, что Марья Павловна — «это девушка энергическая и благородная, с натурой истинно поэтической». При этом, по мнению рецензента, Тургенев «не польстил этой избранной натуре, не украсил ее совершенствами, чуждыми воспитанницам „Затишья“» (СПб Вед,1854, № 218, 1 октября).

М. В. Авдеев, автор нескольких статей, посвященных анализу женских образов в русской литературе, писал в 1874 г., что «во всей русской литературе мы не встречаем такой цельной, крупной, такой строгой, хоть несколько грубой женщины», как Марья Павловна (см.: АвдеевM. В. Наше общество в героях и героинях литературы. СПб., 1874, с. 215). Авдеев объяснил трагическую гибель Маши тем обстоятельством, что до самого последнего момента жизни ее самосознание не было разбужено. По его мнению, крик о помощи, вырвавшийся из груди Марьи Павловны, является признаком «слишком поздно пробудившегося сознания», которое подсказало ей, что «человек, из-за которого она гибнет, не стоит ее чувства, что самое чувство изменяется, что жизнь хороша, и есть на земле нечто кроме любви, столь же великое и глубокое» (там же, с. 224).

Единственный критик, осудивший образ Марьи Павловны, был критик «Современника» А. Н. Острогорский, который в статье, «По поводу женских характеров в некоторых повестях» писал о «крайней бесхарактерности и бесцветности Марьи Павловны» (Совр,1862, № 5, Современное обозрение, с. 20). Острогорский считал, что трагическая развязка отношений Веретьева с Марьей Павловной объясняется тем, что Марья Павловна требовала от Веретьева жертв, «не возбудив к себе уважения» (там же). «Уважение посторонних, — объяснял критик, — возможно только для лиц, уважающих себя, пекущихся о своем нравственном развитии, о выработке характера и убеждений и действующих сообразно с ними до тех пор, пока эти убеждения не будут поколеблены» (там же, с. 14).

Начав свою литературную деятельность как писатель «натуральной школы», Тургенев и в повести «Затишье» продолжал борьбу с ложным романтизмом, воспитывая у читателей способность видеть истинно прекрасное в реальной действительности, окружающей их. Именно поэтому повесть Тургенева вызвала сопротивление у поклонников и поклонниц «возвышенной» литературы. Е. А. Ладыженская писала по этому поводу Тургеневу: «Хотите выслушать суждение одной провинциальной барыни, сентиментальной вдовы, о „Затишье“? — я ему смеялась от души: Читали ли вы „Затишье“? — спрашиваю я. — Как же, но не имела терпения докончить, я привыкла читать повести с возвышенным слогом;вот Марлинского „Фрегат надежды“ — это другое дело. А тут никакого романтизма нет; героиня с красными руками… и какие выражения: „осклабился“, — просто тривиально!» (Т сб,вып. 2, с. 361).

Несмотря на то, что «Затишье» еще страдает некоторой рыхлостью композиции, которую отмечали и критики и литературные друзья Тургенева, несмотря на то, что в этой повести еще не выработалась единая манера художественного изображения и первая часть повести напоминает зарисовки с натуры, а вторая зачастую сводится к беглому рассказу о дальнейших событиях, — несмотря на всё это повесть «Затишье» — заметный шаг на пути освоения Тургеневым «новой манеры». Это отмечалось К. К. Истоминым (см.: Истомин,с. 109–111); эту же мысль развивал и Б. М. Эйхенбаум, который считал «Затишье» «некоторым итогом по отношению к ряду рассказов и повестей, написанных раньше» (см.: Т, Сочинения,т. VII, с. 357).

Многоплановая композиция повести, позволившая проследить судьбы героев из разных слоев русского общества, переплетение лирико-психологической и иронической манеры повествования — всё это создавало художественные предпосылки для появления тургеневских романов.

…в роброне… — Старинное женское платье с широкой юбкой на каркасе в виде обруча.

…городских котёлок… — Тульское название кренделей, сваренных в котле.

…в «Галатее»… — Еженедельный журнал литературы, новостей и мод, издававшийся в Москве в 1829–1830 гг. С. Е. Раичем, преподавателем русской словесности Московского университетского пансиона. В журнале принимали участие Пушкин, Вяземский, Баратынский, Тютчев, Шевырев и др. В 1839 г. Раич возобновил журнал под названием «Галатея, журнал наук, искусств, литературы, новостей и мод». В этом виде «Галатея» просуществовала еще один год.

…он заслуживал вошедшее недавно в моду название джентльмена. — Слово «джентльмен» утвердилось в русском языке в начале 1840-х годов для обозначения человека благовоспитанного, порядочного (см. Лексикологические заметки к текстам Тургенева: 23. Джентльмен. М. А. — Т сб,вып. 5, с. 343–344).

…Дамон и — Пифион… — Пифагорейцы, жители Сиракуз, прославившиеся своей преданной дружбой. Имя друга Дамона в произведениях мировой и русской литературы неустойчиво: его называют Финтий, Финтиас, Пинтиас и т. д. Именно поэтому Ипатов усомнился в правильности подсказанного ему Иваном Ильичом имени Пифион. (Об этом см.: АлексеевM. П. «Затишье». Дамон и Пифион. — Т сб,вып. 1, с. 237–238.)

…сравнил бы ее с Церерой или Юноной. — Церера — римская богиня плодородия; Юнона — римская богиня, покровительница женщин и семейного очага. Сравнивая Машу с этими богинями, Тургенев подчеркивал здоровую красоту и величественность ее облика.

Бобелина— гречанка, видная деятельница в войне против турецкого ига за независимость Греции. Убита в 1828 г.

Клеппер(нем. Klepper — кляча) — старинное название эстонских местных лошадей.

Чем Маша не Клеопатра или не Федра? — Клеопатра — египетская царица (69–30 гг. до н. э.), знаменитая своей красотой; Федра — героиня греческой мифологии. Трагические судьбы обеих послужили основанием для многих драматических произведений (Шекспира, Расина и др.). В данном случае возможна реминисценция из первой главы «Евгения Онегина», строфа XVII: «Ошикать Федру, Клеопатру…».

«Солнце на закате»— народная песня на слова поэта-песенника С. Митрофанова (см.: Песни русские известного охотника М., изданные им же, в удовольствие любителей оных. СПб., 1799, с. 36).

…знаменитого Илью… — Илья Осипович Соколов — руководитель цыганского хора, пользовавшегося большой популярностью в 20 — 40-е годы XIX века (см.: ПыляевМ. И. Старый Петербург. СПб., 1887, с. 400–401).

«Ах вы, сени, мои сени»— русская народная песня, ранние варианты которой встречаются в песенниках 1790 и 1791 годов.

«На почве чахлой и скупой»… — Неточная цитата из стихотворения «Анчар» (1828); у Пушкина:

Датура(Datura), или дурман — ядовитое растение.

Что за комиссия — выросшей сестры! — Перефразировка восклицания Фамусова в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (действие 1, явл. 10):

…из пушкинского Дон-Жуана. — Трагедия А. С. Пушкина «Каменный гость» (1830), напечатанная посмертно, в 1839 г., — новинка в то время, когда происходит действие повести.

Стоит ли — кажется, обидой… — Из стихотворения Пушкина «Кто знает край, где небо блещет» (1828); вторая строка процитирована неточно. Нужно: «Пред флорентийскою Кипридой»; напечатано посмертно в 1838 г. в «Современнике».