Я услышала телефонный звонок в моей двадцать второй комнате. Я перешла туда.

Это был Руфус.

— Можно к тебе подняться? Харальд меня нервирует.

— Ну конечно, поднимайся. Я в девятнадцатой.

Я ждала Руфуса на балконе.

— Какая ты красивая, Виола, — сказал он.

— Ты тоже, Руфус, — засмеялась я. — Почему ты расстался со своей бородой?

— Харальд сказал, что даст мне хороший совет, но это скорее был приказ. Он сказал: сейчас самое время, а то я не вызываю у тебя никаких страстных чувств.

Руфус стоял напротив меня, прислонившись к другой стороне балкона. Теперь, когда его лицо, так сказать, было доступно взгляду, он очень даже мог возбудить страстные чувства.

— У меня разрывается сердце, как только я подумаю, что ты скоро уедешь.

— Не думай об этом. — Я солгала. — Я тоже не думаю об этом.

— Но я не могу думать ни о чем другом. — Он опустил голову, пересек балкон и обнял меня, смяв при этом розы на моем платье. Но я подумала: забудь о розах, если их подержать над паром, они опять расправятся. Я хотела думать только о Руфусе и об этом вечере.

Руфус отпустил меня.

— Подожди, я должен закрыть дверь. — Музыка не стихла, но стала менее назойливой. Руфус вернулся на балкон и опять встал в двух метрах от меня на другой стороне.

— Виола, ты приняла решение вернуться, нельзя же остаться здесь уборщицей. Уборщица — это не перспектива. Но я не хочу, чтобы ты уходила. — Где-то громыхнуло. — Поэтому я должен наконец выразиться яснее, даже рискуя получить отказ. Словом, я хотел тебя спросить, не хочешь ли ты остаться, и поэтому я хотел тебя спросить… — Прогремел гром. Руфус посмотрел на небо. — Теперь наконец могла бы сверкнуть молния.

Я тоже посмотрела на небо. Нет, молнии не было. Рваное облако проплыло мимо почти полной луны. Я не дышала, затаившись от страха — был ли у меня ответ на его вопрос?

— Виола, хочешь ли ты стать моим коммерческим директором?

— Твоим коммерческим директором? Как тебе это пришло в голову?

— Я не справлюсь без тебя. Я не хочу справляться без тебя.

Сверкнула молния.

— Наконец-то, — выдохнул Руфус, — наконец-то подходящая атмосфера для моих признаний. Виола, я должен сделать тебе два признания. — Он проглотил слюну.

У меня тоже все пересохло в горле. Два признания?

— Первое, Виола: я дальтоник.

— Дальтоник?

— Я не различаю зеленый цвет. Могу показать тебе медицинское свидетельство.

— А что это значит?

— Я часто не могу отличить зеленое от красного, коричневого или серого. Но это не страшно, я не инвалид и нормально живу с этим. Пожалуйста, не спрашивай меня, как все, могу ли я вообще водить машину — разумеется, я ведь знаю, что красный цвет в светофоре всегда наверху. Это не проблема. Но если я один буду дальше руководить отелем, он скоро будет выглядеть так же, как раньше. Ты принесла сюда стиль, который покоряет меня. Да не только меня — абсолютно всех. Я всегда восхищался людьми с твоим вкусом… — Опять блеснула молния. Руфус замолчал. Прогремел гром. — Ах, нет смысла говорить об этом… С того самого вечера, когда мы познакомились, я надеялся, что когда-нибудь, когда у тебя все кончится с этим Бенедиктом, у меня появится шанс…

— Как ты мог тогда предполагать, что у нас все кончится с Бенедиктом?

— Я это предчувствовал с самого начала. Меня как-то задело, когда я увидел тебя в твоем потертом пальтишке, а его в большом шикарном «БМВ». И потом, когда ты начала работать у нас уборщицей, у меня появилось больше надежды…

— Если ты действительно дальтоник, как ты тогда рассмотрел, что мое пальто потертое?

— С синим у меня нет проблем. К тому же порой видишь вещи четче, когда они не такие пестрые.

Я громко рассмеялась:

— Ты дальтоник! Какого цвета твои трусы?

Руфус покраснел — это было видно даже в темноте балкона — и испуганно ощупал свои брюки, чтобы проверить, застегнута ли молния. Я тоже покраснела. Как я посмела в такой ситуации спрашивать про трусы! Само как-то вырвалось. Только потому, что с Руфусом можно говорить о чем угодно.

— Как это тебе пришло в голову? — спросил Руфус, убедившись, что ширинка застегнута.

— На твоей кухне я однажды увидела трусы. Они были розово-серыми, и я спросила себя, как может мужчина добровольно носить такие трусы.

— Розово-серые? Я думал, они светло-зеленые. Продавщица сказала, что это очень красивый яблочно-зеленый. — Руфус сделал шаг вперед. — Ты смогла бы жить с дальтоником?

— Ах, Руфус! — Я обняла его. — Ведь это не играет никакой роли!

— Ты останешься со мной?

— Да.

Да, я приняла решение. Руфус нуждается во мне. А мне нужен такой мужчина, как Руфус. Для него я не была всего лишь ступенькой его служебной лестницы или приятной подсобной музой — Руфус хотел сделать меня коммерческим директором, хотел работать вместе со мной.

— Да, я остаюсь с тобой.

— Это правда?

— Да.

Розы на роскошном платье зашуршали, когда Руфус опять обнял меня. Потом я обняла его. Ничто не имеет больше значения, неважно, в чем он там еще хочет сознаться. Я остаюсь с ним. В моей голове прокручивались планы на будущее, и я шепнула ему на ухо:

— Мне не нужно зарабатывать кучу денег, лишь бы никогда больше не зависеть от моего отца. А если госпожа Шнаппензип не согласна оплачивать мои услуги в качестве второго коммерческого директора, я могу попытаться стать самостоятельной. Если ты мне поможешь, я справлюсь с этим. — Да, Руфус мне в этом поможет.

Руфус помял еще пару роз.

— Ты не должна принимать сейчас никаких решений. Но я могу предоставить две возможности: либо ты зарабатываешь в будущем, будучи коммерческим директором, столько же, сколько сейчас, или мы делим ставку директора пополам. В ближайшие годы это может быть немного меньше того, что ты зарабатываешь сейчас, но на перспективу более выгодно.

— Ты что, уже говорил об этом с Бербель Шнаппензип?

— Говорил. — Руфус опять посмотрел на небо. — Как только снова сверкнет молния, я сделаю тебе второе ужасное признание. А пока ее нет… — Он поцеловал меня. Я поцеловала его. Розы сминались одна за другой. Громовые разряды вспугнули нас.

— Теперь мы пропустили молнию, — вздохнул Руфус. И потом прошептал: — Я должен тебе признаться, Виола. Я владелец этого отеля.

Его губы еще были на моих губах, когда я вскрикнула:

— Ты?

— Я. Бербель Шнаппензип — моя сестра. Знаешь, я все время удивлялся, что ты этого не замечала. Но я хотел держать это в секрете от тебя, а у тебя были другие заботы. Мы с Бербель унаследовали отель от наших родителей, такие отели — всегда семейные предприятия. Иначе не получается. Я и в будущем не хочу заниматься этим один, лучше тогда сдам его в аренду, уеду отсюда и займусь чем-нибудь другим. Под Мюнхеном есть, например, карьеры плиточного известняка. Вдруг я найду там ископаемое века…

— Тебе принадлежит половина отеля?!

— Нет. Я откупил с Таниной помощью у Бербель ее половину. Когда Бербель увидела предварительную смету Бенедикта, она капитулировала.

— Почему ты никогда не говорил мне об этом?

— Потому что я боялся, что тогда ты будешь смотреть на меня лишь как на хозяина. И будешь думать, что я богат.

— Если тебе принадлежит отель, ты действительно богат! — Я уставилась на Руфуса, этого шикарного мужчину в смокинге, подарившего мне роскошное платье. — Это какой-то сумасшедший сон.

— Я могу тебе доказать, что это не сон.

— Как?

Опять сверкнула молния, ударил гром, и на меня упала первая капля.

— Я могу дать тебе в качестве доказательства компьютерную распечатку…

Несколько раз подряд блеснула молния.

— …Виола, у меня больше миллиона марок долгов.

— Это правда?

— Ты же знаешь, сколько стоила реконструкция. И Бербель хотя и запросила за свою долю из родственных чувств меньше, но все же вполне прилично.

— У тебя миллион долга?

— Больше.

— Миллион долга. — Я захохотала и обняла его. — Но Руфус, ведь это ерунда!