Она подумывает сменить имя. Взять какое-нибудь экзотическое, иностранное. Сколько себя помнит, всегда хотела быть другой. В детстве с головой погружалась в журнальные рассказы и романы. Неделю за неделей глотала истории белошвеек, превращаясь в бедных героинь, которых вытащили из нищенских условий сильные честные мужчины, занимающие высокое положение в обществе. В мечтах уносилась в черно-белые миры и сама становилась белой, чистой. Позже, девушкой, зарывалась в романы Достоевского и обнаруживала себя в Раскольникове, князе Мышкине, человеке из подполья, Алеше и Иване Карамазовых. Она не отождествляла себя с женскими образами. Выйдя из подросткового возраста, ее душа стала мужской, а юное сердце сформировалось под влиянием романов Достоевского.

Она недостаточно хорошо себя знает, чтобы объяснить чувство родства с его персонажами. Понимает только, что в них ей приоткрывается нечто опасное, о чем она знать не желает. Злится на себя. Не хочет позволить Достоевскому вторгаться в нее, ставшую более зрелой и уверенной в себе. До сих пор она шла по тонкому льду вытеснения. И не собирается продолжать путь рука об руку с Достоевским, чтобы утонуть в холодных илистых глубинах морского дна. Нина делает глоток из бутылки с виски. Виски погружает в сладостный туман и отгоняет демонов.

Перед ее внутренним взором проносятся дни, предшествовавшие похоронам, мелькание кадров фильма: воспоминание Стефана о себе самом, а в главной роли — она. Сначала, с утра пораньше, появляется гнев. Она изливает его на стены. Лупит по двуспальной кровати купленным в Милане ремнем. Поливает пол кипятком. Разбивает зеркало в ванной. В раковине на кухне пылает костер из специй. Гнев, собранный в кулак, нацелен на Стефана и на нее саму. Гнев обрушивается на нее разрушительной волной. Ей неведом его источник. Может, ею владеет Божий гнев или это гнев природы? Она проклинает Стефана, проклинает смерть, особенно смерть от своей собственной руки, и следующий за этим хаос. Бушует, пока не превращает квартиру в груду грязных обломков.

Садится на дровяной холмик, который совсем недавно был мебелью. Как ведьма, ожидающая Вальпургиевой ночи, она сидит там, одна в целом мире, в ожидании приговора. Обратив гнев на себя, желает лишь умереть точно так, как умер Стефан. В постели, облаченной в японское кимоно. Ни о чем другом думать не может. Воображение парализовано. Сознание намертво запечатлело картину Стефановой смерти, только в роли Стефана — она сама.

Позвонив М., молодому режиссеру, изливает ему свое горе: она не сможет работать над сценарием, пока не изживет смерть из тела с помощью ритуального повторения. Он предлагает ей обратиться к психиатру. Поблагодарив за совет, она понимает, что, недостижимая ни для кого, пребывает вместе со Стефаном в царстве смерти.

Те дни были наполнены эйфорическими приготовлениями к торжеству, совершенно в духе Стефана. Дела насущные не оставляли места для скорбных мыслей и путаных чувств. Прекрасное время: расцвет жизни, смерть еще не наступила. Хлопоты, прежде всего хлопоты. И цветы. Элин купила горшочки с красным вереском. Во всей квартире стоял аромат ютландских вересковых пустошей, напомнивший ей о словах, известных еще со школы: «Внешняя утрата да обернется внутренним приобретением». Вывеска над входом в бюро ритуальных услуг была черной, блестящей, с витыми золотыми буквами. В углу написано: «С 1883 года». Она представляет длинный ряд гробов, которые вынесли отсюда за долгие годы существования этого заведения, помнит, что симпатичный распорядитель похож на профсоюзного босса. Она вручила ему свидетельство о рождении и медицинскую страховку Стефана — подтверждение его существования. Воспоминание о том, как они с Элин послали Йоана забирать документы из квартиры Стефана, потому что боялись встретить там привидение, вызывает у нее улыбку. Они не рискнули даже показаться на улице, где стоял его дом, боялись столкнуться там со Стефаном и ждали Йоана на перекрестке с круговым движением.

Распорядитель вручил Нине длинный список с перечнем услуг, в котором следовало поставить галочки. Гроб: простой, белый, без креста и виноградных лоз. Сорочка: белая, хлопковая. Урна: темно-синего цвета. Как по заказу, в бюро спустилась цветочница с еще одним списком цветов на любой вкус и кошелек. Они выбрали темно-красные розы и лазурно-голубые ирисы, гроб должен утопать в цветах.

Наконец наступило время торжества. Ради удобства актеров похороны назначили на воскресенье. Провести панихиду в воскресный день не в церкви было весьма непросто. Но их замечательному распорядителю удалось договориться в одном крематории в пригороде Копенгагена. Этому распорядителю, который незаметно превратился в посвященного члена семьи, Нина передала кассету с симфонией «Юпитер», объяснив, что вся церемония должна занять ровно двадцать пять минут, продолжительность звучания кассеты. Музыка Моцарта призвана была стать храмом для Стефана.

«Проклятая простота, — шипит она в облаках сигаретного дыма, — безжалостный, самоуничтожающий минимализм, не предполагающий даже такой малости, как доброе дружеское слово. Почему бы не подумать о скорбящей семье, им все-таки надо с этим дальше жить». Ею снова овладел гнев, грозный бог грома, единственное, что ей осталось от Стефана.

Она видит себя с Элин сидящими в комнате ожидания при больничной часовне, в то время как двое мужчин, один в белом халате, другой в черном костюме, заканчивают готовить тело к похоронам. В продолговатой стерильной комнате без всяких украшений, в освещенном неоновой лампой преддверии ада или рая. Она принесла с собой белого костяного слоника и две синие лилии, которые положит в гроб Стефана. А Элин — раковину, чтобы он смог слушать звук великого океана, и букет сухих цветов, перевязанный цветной ленточкой.

Из часовни раздался стук. В дверь просунулась голова, и человек в белом халате спросил: «На нем серая футболка. Оставить или снять?» Элин решила оставить. Она помогала ему надеть ее в то утро, после неудавшегося самоубийства. Как только распорядитель скрылся за дверью, они вспомнили о серебряной цепочке, которую Стефан непременно хотел забрать с собой. Нина постучала в дверь часовни и спросила, есть ли на Стефане цепочка. «Нет», — хором ответили оба мужчины, и не в их власти было взять ее из больницы. Цепочка уже перешла в ведение суда по вопросам раздела наследства. Они с Элин утешились тем, что смогут положить ее в могилу Стефана позже, когда будут предавать урну земле.

Они вошли в часовню. Горели свечи в высоких серебряных подсвечниках. Гроб стоял на низких подмостках серого цвета. Стефан лежал подобно прекрасному изваянию. Руки, покоящиеся на погребальных одеждах. Щеки, покрытые румянами. Он выглядел довольным и гордым. Сорочка со стойкой придавала ему элегантную, как у мумии, ауру, достойную древних египтян. Они положили в гроб слоника, раковину и цветы. Не отрывая взглядов от бездыханного произведения искусства, остановившего время. Они к нему не прикасались. Боялись, что теплая, живая рука пробудит покойного, заставит восстать из мертвых.

Вошел «белый халат», спросил, не заканчивают ли. Сбитые с толку, они вернулись из вечности и кивнули ему. Он накрыл лицо Стефана белым платком, тело — саваном. Двое в черно-белых одеждах положили на гроб крышку. Вместе с Ниной и Элин они взялись за ручки гроба и понесли его к катафалку. Мужчина в черном сел за руль. Они стояли и смотрели, как катафалк со Стефаном с тягостной медлительностью тронулся с места, поехал и, наконец, исчез вдали.

Нина помнит телефонный разговор с матерью Стефана, которая позвонила и отменила их совместный ужин. Она боялась, что Нина будет рассказывать ей о смерти Стефана. Нину задевало ее нежелание встречаться. Ей негде больше голову приклонить. Мать Стефана до обострения его болезни была настоящей опорой. Она и правда любила эту женщину, считала ее образцом для подражания. Во время болезни Стефана отношения с бывшей свекровью стали натянутыми, после того как однажды днем, за чашкой чаю, та доверительно сообщила ей о своих надеждах, что Стефан сам решится вовремя с этим покончить. Нина тогда почувствовала, что его мать, со своим болезненным отношением к жизни, распространяющимся даже на сыновей, стала ее врагом. Но после смерти Стефана она надеялась вновь сблизиться с ней.