— Мак, у тебя член как бильярдный кий, — говорил тогда Ферди Феррейра. Покойный Ферди. Несчастный хромой дурак.

— «Пенис», — произнес вслух Оливер Сигмунд Нинабер и хохотнул. Именно это слово резануло слух маленького мулата–лейтенанта.

Поганый мулат! Нинабер почесал щеку. До сих пор больно. Но ничего, дело того стоило. Не так дорого он заплатил.

— Я упал, — объяснил он своей красавице жене.

— В чем тебе надо было помочь полиции? — спросила она.

Оливер Нинабер быстро сообразил, как ответить.

— Они спрашивали об одном уборщике, который когда–то у нас работал. Его обвинили в изнасиловании малолетнего. И спрашивали, не замечали ли мы за ним чего–нибудь такого…

— Милый, неужели они не могли задать тебе свои вопросы здесь?

Нинабер пожал плечами:

— Им самим уборщик не помешает. Лестница заросла грязью. Я поскользнулся и ударился о дверной косяк.

Утром Антуанетта замазала ему синяк на щеке своим гримом.

— Вот так, милый. Так гораздо лучше.

Нинабер снова повернул на Вейнберг, поехал по Мейн–роуд. Перед тем как заехать в гараж, он оглянулся проверить, видно ли «сьерру». Но на улице никого не было. Не важно, подумал он, они, наверное, остановились где–нибудь неподалеку, откуда все хорошо просматривается. Нинабер остановился на пятачке, отведенном для руководства его компании.

Он набрал комбинацию кодового замка и открыл кейс. Сверху лежал пистолет «стар». Он закрыл кейс, привычно покрутил замки. Теперь, когда полиция бесплатно взяла его под крыло, пистолет ему не понадобится. Он вылез, нажал кнопку центрального замка на брелке и пошел к лифту. Разъехались дверцы кабины. Нинабер посмотрел на часы. 6:00. Точен, как всегда. Если не считать утра понедельника. Он нажал кнопку шестого этажа. Дверцы кабины бесшумно сомкнулись.

Сниман остановился напротив офиса компании «Сервир» на Мейн–роуд так, чтобы видеть вход в здание и въезд в гараж. Он открыл стоящую рядом коробку с завтраком, достал оттуда фляжку с кофе и пакет с бутербродами. Есть не хотелось, но кофе сейчас будет кстати. Он отвинтил колпачок фляжки, налил в него дымящуюся жидкость и начал с наслаждением пить кофе маленькими глотками.

Кофе обжег губы. Выругавшись, он подул в колпачок.

Потом откинулся на удобную спинку.

Возможно, ждать придется долго.

Нинабер по привычке смотрел в пол. Он поднял голову, только когда открылись дверцы.

И сразу узнал убийцу.

В вытянутых руках — большой пистолет. Дуло смотрит прямо на него, Оливера Нинабера.

Как же легко оказалось его выследить! Достаточно смотреть на табло над дверями лифта. «П» — подвал, «Ц» — цоколь. 1, 2, 3, 4, 5, 6. Все это он понял за долю секунды.

Соображай быстрее, Оливер Нинабер! Именно поэтому ты стал тем, кем стал!

«Стар», лежащий в кейсе, слишком далеко и потому бесполезен. Зато он может говорить. Вести переговоры. Он может думать.

Нинабер предостерегающе поднял руку.

— Подождите… — сказал он, но пуля уже пробила ладонь и неумолимо неслась к его мозгу.

В среду утром, без четверти семь, Яуберт сидел на деревянной скамье в раздевалке бассейна. Локти он положил на колени, голову свесил на грудь. На бетонный пол капала вода. Он отчетливо понял, что пора бросать курить.

Легкие жгло как огнем. У него внутри скопилось много смолы, черной, липкой, грязной, густой смолы, которая после плавания склеивает легкие. Из–за этого он не может постоянно увеличивать нагрузку, не в силах преодолеть какой–то порог. Пять–шесть дорожек по утрам — и ему трудно дышать. С каждым новым гребком он все яснее представлял себе грязный налет на легких, который мешал ему вдыхать дающий силы кислород.

Матт Яуберт, живой мусоровоз. Набитый жиром и сажей.

И не важно, что он курит «суперлегкие» сигареты. Рано или поздно все равно придется бросать. Все равно они безвкусные.

Он глубоко вздохнул.

Решительно встал, направился к крючку, на котором висела его одежда. Вытащил из кармана куртки бело–серую пачку и зажигалку, подошел к большому черному мусорному баку в углу, поднял крышку и с силой швырнул в бак сигареты.

Бак был пуст. Пачка сигарет и зажигалка упали на самое дно.

Все, подумал Яуберт. С вредной привычкой покончено. Навсегда.

Он торжественно закрыл бак, повернулся и пошел в душ.

По пути на Касселсвлей–роуд он увидел плакат с анонсом «Кейп таймс»: «Медиум из Великобритании поможет поймать маньяка с маузером».

Владелец киоска развернул газету так, что Яуберт видел заголовок на первой полосе, огромное слово, развернутое на всю страницу: «Истерия». Подзаголовок гласил: «После перестрелки в банке фермер находится в критическом состоянии».

Сначала он хотел было купить газету, но тут свет на светофоре переключился на зеленый, и он поехал дальше. Значит, прилетела женщина–медиум, знакомая де Вита. В самом деле, истерия.

— Я ничего не слышал, капитан! — оправдывался Сниман. — Первый раз узнал обо всем, когда по рации назвали адрес. Я не поверил собственным ушам! Ублюдок стреляет из пушки, а я ничего не слышал!

Яуберт, Сниман, Петерсен, О'Грейди, Баси Лау и двое констеблей из участка Вейнберг склонились над останками Оливера Сигмунда Нинабера. Нинабер лежал на полу кабины лифта, прижимая к груди кейс и протянув окровавленную руку вперед. Дверцы лифта медленно, механически открывались и закрывались, били по трупу Нинабера, открывались, закрывались…

— Кто–нибудь, выключите лифт! — приказал Яуберт констеблям.

— Есть, капитан!

— Охранник у главного входа тоже ничего не слышал, — продолжал Сниман.

— Где сейчас женщина, которая нашла его? — спросил Яуберт.

— Она работает в компьютерной фирме на седьмом этаже. Сейчас ее осматривает врач. У нее шок. Говорит, что, когда лифт не пришел, она пошла по лестнице. Добралась до шестого этажа и… — Сниман показал в сторону пожарного выхода, идущего параллельно с шахтой лифта, — увидела его. Говорит, что она его узнала. Он всегда так приветливо с ней здоровался.

— Никто ничего не видел?

— По–моему, маньяк с маузером вошел через служебный вход сзади, капитан. Охранник говорит, что арендаторы постоянно оставляют дверь открытой, потому что в здании работает слишком много народу и невозможно изготовить ключи для каждого.

— С чего вы взяли, что тут орудовал наш маньяк с маузером?

Сниман достал из кармана рубашки целлофановый пакетик. В нем лежали две гильзы.

— С двери сняли отпечатки пальцев?

— Сняли, капитан, — сказал О'Грейди. — Сержант из участка позаботился.

По лестнице поднялись мужчина и женщина из бригады видеосъемки.

— Почему проклятый лифт не работает? — спросил мужчина, еле переводя дух и поднимаясь на последнюю ступеньку.

Никто ничего не ответил. Оператор увидел лежащего в кабине Нинабера. Дверцы открывались и закрывались, открывались и закрывались.

— Ух ты! — воскликнул оператор.

— Невероятно, что я ничего не слышал, — повторял Сниман.

Яуберт посмотрел на Петерсена:

— Ты был прав, Леон. Нинабер лгал.

— Но сейчас мы уже не узнаем правду, капитан.

— Мы все выясним.

— Где фотографы? Надо перевернуть его и посмотреть, отстрелены ли у него яйца, — сказал О'Грейди.

— Ты тоже считаешь, что его убил маньяк с маузером? — спросил Баси Лау.

— Еще одна жертва маньяка? — спросил в свою очередь только что подошедший патологоанатом Пейджел.

— Похоже на то.

На поясе у Снимана заговорила рация:

— Капитан Матт Яуберт, капитан Матт Яуберт! Позвоните доктору Босхофф в Стелленбошский университет. Капитан Матт Яуберт…

— Здесь где–нибудь есть телефон? — спросил Яуберт.

— В кабинете Нинабера, за углом, капитан.

Он зашагал по коридору. Анна Босхофф… Ей–то что надо? Он полез во внутренний карман за блокнотом, в котором был записан номер ее телефона.

Кабинет у Нинабера оказался роскошным — просторная приемная с дорогой, неброской мебелью, толстый ковер, на одной стене картины. Рекламное объявление Нинабера увеличили и поместили в рамку. Оно висело под большим логотипом с названием компании.