Раздался смех.

— Прекратить дурацкие шутки на моем уроке! — строго сказал господин Шеллинг.

Все тут же примолкли. Только госпожа Фигле продолжала заливаться громким смехом, пока не почувствовала на себе косой взгляд директора.

— А по-моему, Громила лихо завернул фразочку! Мне понравилось, — сообщила госпожа Фигле.

— Знаете, госпожа Фигле, — сказал господин Шеллинг. — Я предлагаю вам пройти за последнюю парту. Там вам удобнее будет следить… — В этот момент кто-то стрельнул бумажной пулькой и попал прямо в мусорную корзину возле учительской кафедры. Послышался чей-то смешок. Господин Шеллинг поправил очки и сделал вид, что ничего не заметил. — …э-э-э… за ходом урока и делать записи, если понадобится.

— Спасибо, господин директор, — вежливо сказала госпожа Фигле, присмирев, и даже сделала легкий книксен. — Хотя если вас так интересуют мои следы, то лучше бы мне оставаться здесь. Как я там, за партой, буду следить? Совсем неудобно!

— Честно признаться, ваши следы меня совсем не интересуют, — еле сдерживая раздражение, сказал господин Шеллинг. — Я предложил вам следить за ходом урока и ничего больше.

— А у вас что сегодня, ходячий урок? — задала очередной вопрос настырная учительница. — Парами будете ходить или гуськом? Можно я с вами буду в паре? А то я ведь новенькая! Так что, если вы не возражаете, я тут останусь, пока вы всех построите. Чего мне там сидеть, на задворках? Знаете, как в песне поется?

— Может быть, потом поговорим о песнях? Пора уже заняться делом, — нервно сказал господин Шеллинг.

— Нет, потом поздно будет! — сказала госпожа Фигле и запела:

Класс грохнул.

— Судя по всему, четвертый «А» с воодушевлением принял ваше поэтическое творчество, — сухо сказал господин Шеллинг. — Такая тяга к поэзии весьма похвальна. Поэтому предлагаю посвятить сегодняшнее занятие разбору знаменитого стихотворения «Лесной царь» великого немецкого поэта Иоганна Вольфганга фон Гёте.

Роланд тут же поднял руку.

— Господин Шеллинг, а мы еще не проходили этого стихотворения, — сказал он.

— Вот сейчас и пройдем, — ответил господин Шеллинг. — Откройте учебники на странице сорок шесть. Штеффенхаген, раз ты не знаешь этого стихотворения, то ты у нас его и прочтешь. Прошу.

Роланд начал читать с выражением:

— Очень похоже на историю с сумасшедшим газонокосильщиком! — подала голос с задней парты госпожа Фигле. — Вы не находите, господин Шеллинг?

Терпение господина Шеллинга лопнуло.

— Прекратите перебивать, — повысил он голос. — Госпожа… э-э-э… — замялся господин Шеллинг, забыв имя невоспитанной стажерки.

— …Фигле, — подсказала девица и тихо добавила: — Пока еще.

— Да, госпожа Фигле, во-первых, это не история, а баллада. Смею надеяться, что вы в университете изучали этот поэтический жанр.

— А во-вторых? — с любопытством спросила госпожа Фигле.

— А во-вторых, — продолжил господин Шеллинг, — попрошу вас не перебивать учеников и не выкрикивать сзади свои замечания!

— Ну ладно, — покладисто ответила госпожа Фигле. — Буду выкрикивать спереди, раз вам так больше нравится.

Господин Шеллинг побагровел. Казалось, что он сейчас сгребет в охапку несносную учительницу и вытолкает взашей из класса.

— Вы… вы… — начал он, захлебываясь от возмущения.

Девица между тем выдвинулась вперед и, воспользовавшись замешательством господина Шеллинга, спросила:

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я прочту детям балладу о сумасшедшем газонокосильщике, господин Шиллинг?

— Шеллинг, — поправил ее учитель. — Конечно, госпожа Фигле! Какие могут быть возражения? Нам будет очень интересно!

— Эта баллада имеет песенную основу, поэтому я лучше ее спою! — продолжала госпожа Фигле. — Но только если вы мне подпоете! Да, господин Шиллинг?

— С преогромным удовольствием, госпожа Фигле! — охотно согласился господин Шеллинг. — Вот только как же я буду петь, если я слов не знаю?

— Это ничего! — успокоила его госпожа Фигле. — Давайте вы будете просто бегать по кругу и жужжать, как газонокосилка. Для фона и большей выразительности.

— Очень свежая идея! Оригинально так, не затасканно! — похвалил ее господин Шеллинг. — Начнем!

Госпожа Фигле тут же запела:

— Это вы мне? — спросил господин Шеллинг, резко остановившись. — Больше не жужжать?

— Нет-нет, что вы! — рассмеялась госпожа Фигле. — Как я могу позволить себе такое — сказать вам «заткнись, паразит!»? Это так в песне поется.

— А, понятно! — с облегчением вздохнул господин Шеллинг. — Еще пожужжать?

— Нет, довольно, — ответила госпожа Фигле. — А теперь на закуску еще несколько освежающих упражнений, и мне пора уходить, а то нос уже чешется. Так, встали все! Руки вперед и — мах ногой! Сначала правой. Раз-два, раз-два, раз-два! К вам это тоже относится, господин Шиллинг! Прошу! Теперь левой! Раз-два, раз-два! Превосходно! А теперь все дружно сделали пистолетик! И — замерли! Сидим так, пока госпожа Фигле не удалится!

С этими словами госпожа Фигле сделала всем ручкой и вышла из класса, захлопнув за собой дверь с такой силой, что чучело совы, пылившееся уже много месяцев на шкафу, свалилось вниз и угодило прямиком в мусорную корзину возле учительской кафедры. Хорошо, что Базилиус Мёнкеберг, который сегодня был дежурным, не успел вынести мусор и сова упала на мягкую бумагу, оставшись целой и невредимой.

Этот необычный урок с госпожой Фигле дал богатую пищу для разговоров. На перемене ребята ни о чем другом не говорили. И даже после занятий они всё никак не могли разойтись, стояли группками во дворе и обсуждали разные детали странного происшествия. Слухи об оригинальном поведении учителя немецкого языка и литературы господина Шеллинга дошли и до других классов. Никто не мог поверить, что господин директор пол-урока изображал газонокосилку, а потом размахивал ногами и делал пистолетик. Да, повезло четвертому «А»! Такое увидишь не каждый день. Во всяком случае, им было о чем рассказать.

Только в половине второго все понемногу стали расходиться. Пошли и Мартин с Роландом.

— Н-да, загадочная дамочка эта Фигле, — сказал Роланд, когда они остались вдвоем.

— Чего в ней загадочного? — удивился Мартин. — Смешная такая тетка!

— А ты можешь объяснить мне, откуда она знает кличку Громмеля? — спросил Роланд.

— Действительно! — воскликнул Мартин. — Я только сейчас сообразил — она ведь назвала его Громилой!