Милдрэд все же заговорила странным, сухим от хрипоты голосом:

— Мне все равно, что будет с Гронвудом и его обитателями. Я далеко от них, я опозорена и ношу в себе ублюдка от чудовища. Даже мои люди не примут меня такой. А все, кто мне действительно был дорог… мама, отец, Артур… все они умерли.

Она не стала больше говорить и отвернулась.

Но епископ уже понял, чем удержит ее. Он чуть не хохотнул. Артур! Артур ле Бретон! Самозванец, который выдавал себя за госпитальера в надежде получить руку знатной саксонской леди. Как же он сразу не подумал об этом? И хотя Генри считал этого парня обычным пройдохой и плутом… Ох и разобрался бы он с ним, если бы мнимого госпитальера не взялись защищать храмовники!..

— Артур? — переспросил епископ самым невинным тоном. — Уж не Артура ле Бретона вы сейчас упомянули? Этакий красавчик, черноволосый и черноглазый? Ведь это он отличился на лондонском турнире настолько, что привлек ваше внимание. Так, так, дитя мое. Но почему вы решили, что он умер? Не далее как неделю назад я видел его в Лондоне, и он, похоже, пребывал в добром здравии.

Как бы Милдрэд ни была далека, как бы ни хотела от всего отгородиться, но теперь она повернулась и смотрела на епископа, широко открыв свои невероятно голубые глаза. Даже тумана полузабытья в них больше не было.

— Он умер… — сказала она, но как-то неуверенно.

— Господь с вами, девушка. Я знаю, что Артур ле Бретон получил ранение во время захвата Гронвуда, но он выжил. Это тамплиеры спасли его.

Епископ умолк, ибо на его глазах происходило чудо. Только что едва живая Милдрэд Гронвудская стала вдруг приподниматься. Более того, даже ее щеки окрасились легким румянцем, словно одно это сообщение заставило ожить ее, наполнило тело силой.

— Я видела, как его убили, — осторожно произнесла она.

Епископ одарил ее одной из своих самых обаятельных улыбок.

— О, зачем же так настаивать? Вы что, присутствовали на его похоронах? Нет? Тогда почему вы не верите мне?

— Потому что иначе он бы нашел меня!

Она оживала! Генри все же изыскал способ, как вытащить ее из бездны.

Епископ задумчиво потер свой пухлый подбородок.

— Зачем нам спорить, миледи? Ах, знай я, что этот Артур так для вас важен, я бы непременно попросил тамплиеров отпустить его со мной на остров Уайт. А то, что он не ищет вас… Да я и сам не ведал, где укрывает вас Юстас, пока не получил известие от Жоса. Однако давайте так: вы сейчас прекратите морить себя голодом, покушаете, а когда пойдете на поправку, мы вместе отправимся в Лондон, где я и устрою вам встречу с вашим Артуром. Смею сказать, что это будет непросто, ибо он все время в лондонском Темпле. Правда, как мне сообщили, отчего-то медлит со вступлением в орден. Может, и впрямь рассчитывает разыскать вас? — Генри лукаво улыбнулся.

Епископу удалось повлиять на Милдрэд. И когда позже к ней пришла Джил с горячим бульоном, Милдрэд не оттолкнула протянутую ложку. Она была еще слаба, как новорожденная, но хорошо поела, а потом спокойно уснула.

В зале Карисбрука столпились люди, Жос истово перекрестился, а грубая Джил даже заплакала от облегчения. Генри смотрел на них и возмущался: эта девчонка так беспечно рисковала собой, когда все прилагают столько сил, чтобы вытащить ее из преддверия ада! А ведь все из-за какого-то плута со смазливой физиономией. Который настолько хитер, что, потеряв одну богатую невесту, тут же надумал жениться на другой. Да у него и в мыслях не было отыскивать леди из Гронвуда. Что ж, пусть эта глупышка скорее поправляется, чтобы понять, что если кто искренне и любит ее, если кому она и дорога, то это Юстас. Сын короля — ни много, ни мало.

Через несколько дней они отплыли с острова Уайт. И хотя море было спокойным, епископ возблагодарил небо, когда они ступили на твердую землю. Нет, хватит с него подобных приключений. Вскоре он будет в Лондоне, в своей резиденции Монтфичер, где их ждут горячие камины, удобные кресла, приятно похрустывающие под ногой тростниковые циновки. И едва они передохнут, как он тут же отправит гонцов в Темпл, дабы Милдрэд воочию могла узреть своего восставшего из мертвых Артура ле Бретона.

Несмотря на то что Милдрэд была еще слаба, она рвалась вперед и все расспрашивала епископа об Артуре. Да он это, ее госпитальер, уверял Генри, такой длинноногий, быстрый, с лицом плута. Говорят, что он прекрасный воин, а еще и большой шутник. В лондонском Темпле к нему хорошо относятся.

То, что парень шутник, особенно укрепляло Милдрэд в мысли, что это ее возлюбленный. И где-то в душе она даже слегка укоряла его: вольготно же ему сражаться и шутить, когда она в плену. Однако в Монтфичере она невольно оживилась. Ведь здесь все так напоминало о надеждах на счастье! Именно тут она поверила, что они с Артуром преодолеют все преграды, ибо, что бы их ни разъединяло, он пришел к своей кошечке, как и обещал.

Милдрэд заставила себя не думать о том, что беременна, что только по воле епископа Винчестерского покинула остров Уайт и что Генри отнюдь не обещал, что и далее оградит ее от Юстаса. Но когда они встретятся с Артуром… О, их любовь придаст им силы преодолеть все!

Она потребовала зеркало и долго вглядывалась в свое отражение. Она сильно исхудала, под глазами залегли лиловые тени, но сами глаза под длинными ресницами все так же прозрачны и хороши, а запавшие щеки вскоре опять приобретут прежнюю округлость, вновь расцветут румянцем. Пока же ее худобу скрывают темные, опушенные мехом одеяния, а голову покрывает плотная белая вуаль, придавая ей строгий, почти монашеский вид. Милдрэд, притихшая и задумчивая, и в самом деле выглядела скромной монахиней; ее мало что интересовало, кроме предстоящей встречи, и когда она увидела в зале Монтфичера явившегося к епископу тамплиера, то невольно вцепилась в перила галереи, чтобы не упасть. Она слышала, как рыцарь в белом с крестом одеянии разговаривал с Генри, даже различила произнесенное им имя «Артур». Потом тамплиер ушел, а Генри, заметив ее, сделал знак спуститься.

— Все улажено, моя милая. Завтра ты увидишь своего Артура ле Бретона. Однако не забывай, о чем я просил, ради твоего же блага.

Да, Милдрэд помнила: Генри строго настаивал, чтобы она была благоразумной, не привлекала к себе внимания и не устроила ничего, что бы сказалось на положении взявшегося опекать ее епископа. Милдрэд с готовностью согласилась, понимая, что Генри очень рисковал, привезя ее в Лондон вопреки воле принца. Но все же главным для Милдрэд было другое: они должны увидеться с Артуром, ей нужно подать ему какой-то знак, дабы он знал о ней. А там он придумает, как ее спасти. Ибо такой, как ее Артур, сможет все! Она верила в него — и ранее, и теперь.

Об этом Милдрэд думала и на следующий день, когда они с епископом Генри сели в носилки и их повезли через туманные поля Холборна, потом по раскисшей от дождя дороге поехали вдоль северной стены Сити, и, наконец, у ворот Бишопсгейт носилки остановились. Все вокруг по-прежнему было окутано пеленой тумана, Милдрэд только смогла рассмотреть, что они находятся у какой-то церкви, полукруглый романский портал которой обрамляли мощные витые колонны.

— Это церковь Святого Ботольфа, — пояснил Генри, когда Милдрэд сошла на землю и огляделась. — Сейчас мы войдем в нее и… Вы помните, что обещали мне?

Она молча кивнула. Ее сердце учащенно билось. Да, она все помнит и не подведет своего покровителя.

Они вошли под каменный свод, но не двинулись вдоль обрамленного колоннами нефа, а свернули в боковой трансепт. Епископ открыл какую-то дверцу, и они стали подниматься по винтовой лестнице. Милдрэд вся дрожала, держась за веревку, натянутую вдоль стены вместо перил. Снизу она различала звуки церковной службы, слышался заглушенный толстыми стенами голос священника, произносившего слова на латыни, другие голоса ему вторили, слаженно и верно.

Наконец они оказались на узенькой галерее, вдоль которой тянулся ряд арок, откуда можно было взглянуть на происходящее внизу, в нефе церкви. Там было полутемно, горело совсем немного свечей, но этого света хватало, чтобы видеть людей, стоящих перед алтарем. Милдрэд поняла: шел обряд венчания.