«Я пользуюсь случаем, чтобы выразить глубочайшее восхищение вашим поведением, которым вы спасли честь французского социализма в деле Дрейфуса. Я не могу представить себе более гибельной позиции для борющегося класса, чем нейтральность во время кризиса, потрясающего всю нацию… более непростительную ошибку для демократов, чем нерешительность перед лицом военщины. Я желаю полного успеха в вашем благородном деле». Жореса поддерживали Г.В. Плеханов, Роза Люксембург, соратник Маркса Л. Кугельман и другие крупные лидеры международного пролетариата.

А обстановка в стране оставалась напряженной. Более того, в феврале 1899 года вновь создалась реальная угроза переворота. 16 февраля вечерам по Парижу разнеслись смутные слухи о внезапной смерти президента республики Феликса Фора. Слухи были смутными в связи с очень щекотливыми обстоятельствами смерти президента. Еще утром в этот день он председательствовал в совете министров и не проявлял никаких признаков недомогания. Но спустя несколько часов, находясь в своем кабинете и принимая посетительницу — молодую красивую даму, которая уже не раз посещала президента, он внезапно покончил счеты с жизнью. Французский историк Третьей республики А. Зэваэс пишет: «Это было молниеносное кровоизлияние в мозг, вызванное вещами, не всегда совместимыми с приближением шестидесятилетнего возраста».

Но в тревожной обстановке тех дней никому не было дела до этих пикантных деталей. Уже 18 февраля избрали нового президента — Эмиля Лубе. Хотя его знали как человека консервативных взглядов, некоторые обстоятельства позволяли сделать вывод, что Лубе не станет возражать против пересмотра дела Дрейфуса. А это было главным вопросом. Шовинистическая пресса подняла дикий вой, объявив избрание Лубе вызовом всем патриотам и армии. Уже при возвращении из Версаля, где происходили выборы, нового президента встретила яростная враждебная демонстрация антидрейфусаров. Манифестации и митинги, сопровождавшиеся драками, продолжались несколько дней.

В день похорон Фора главарь Лиги патриотов Дерулед и руководители других шовинистических группировок решили попытаться осуществить государственный переворот. Они заранее составили крайне авантюристический план действий.

Когда войска возвращались с похорон президента, Дерулед с кучкой своих сторонников подбежал к генералу Роже, командиру бригады, и, схватив под уздцы его лошадь, обратился к нему со страстным призывом:

— Следуйте за нами! Это ради Франции! Сжальтесь над родиной, спасите Францию! Следуйте за нами, генерал на площадь Бастилии, а оттуда к Елисейскому дворцу!

Озадаченный генерал, однако, предпочел отвести своих солдат в казармы, хотя сторонники Деруледа продолжали приставать к военным, пытаясь с их помощью захватить власть. В результате несколько заводил во главе с Деруледом были арестованы, и, увидев крах этой затеи, даже вождь антисемитов Жюль Герен заявил, что Дерулед болван.

31 май 1899 года состоялся суд над Деруледом и Габером. Обвиняемые и не думали отрицать свои мятежные замыслы. Суд превратился в наглую вылазку антидрейфусаров, подсудимые были оправданы.

3 июня Кассационная палата принимает решение об отмене судебного приговора Дрейфусу и о новом суде над ним. За этим доследовал взрыв националистической ярости. На другой день на скачках в Отейле, где присутствовал президент Лубе, защитники «чести армии» устроили наглую демонстрацию. Президента встретили криками: «За здравствует армия! Долой Лубе! Да здравствует Дерулед!» Дело дошло до того, что один из аристократических молодчиков, некий барон Крастиани, взбежал на президентскую трибуну и ударил президента тростью по голове.

Жорес с тревогой наблюдал за тем, как события приобретают все более опасный оборот. Монархисты и клерикалы действовали совершенно безнаказанно» Президент Лубе, которого всюду, где бы он ни появлялся, забрасывали тухлыми яйцами и нечистотами, вел себя хладнокровно, не придавая значения все более упорным слухам об угрозе государственного переворота. Жорес считал, что на защиту республики должны выступить социалисты. 7 июня «Птит репюблик» призывает устроить в следующее воскресенье, 11 июня, тоже на скачках, но в Лоншане ответную демонстрацию. Редакция «Птит репюблик» стала организационным центром подготовки выступления. Газета писала, обращаясь к шовинистам: «Мы желали бы другого поля битвы, не среди конского навоза и проституток… Ладно, молодчики, мы с вами поступим так, как вы поступаете с вашими лакеями».

В воскресенье свыше ста тысяч рабочих, студентов, ремесленников мощными колоннами двинулись в Лоншан. У каждого в петлице была дикая роза, а в руках у многих дубинки. Бесчинствовавшим в прошлое воскресенье в Отейле представителям золотой молодежи не поздоровилось бы, но, как заметила одна монархическая газета, «люди света мудро воздержались» и не показывали носа. При этом характерно, что если националистическая демонстрация не встретила никаких препятствий со стороны властей, то на этот раз столицу наводнили войска. К вечеру из-за подозрительных провокаций возникли в некоторых местах стычки. На другой день правительство все того же Дюпюи, запутавшееся в своей двусмысленной игре, было свергнуто. Начался правительственный кризис, самый затяжной с 1877 года.

Кажется, наступил особенно критический момент с начала политического конфликта, вызванного делом Дрейфуса. Демонстрация в Лоншане показала, что на сцену выходит главная сила — народ, вставший на сторону республиканского, демократического лагеря. Он проявил явную готовность к борьбе против реакции. Но вся беда заключалась в том, что социалисты, которые должны были и могли возглавить эту борьбу, находились по-прежнему в состоянии разброда. Гэдисты с большой неохотой поддержали демонстрацию в Лоншане. Они продолжали уклоняться от вмешательства в борьбу между дрейфусарами и антидрейфусарами. И они не выдвигали никаких конкретных революционных лозунгов, повторяя общие формулы.

Что касается Жореса, то он считал, что самое главное — спасти республику. Но как? Объединенные действия всех социалистов представлялись мало реальными. Наиболее организованная сила — рабочая партия Гэда — уходила от борьбы. Как преградить путь монархистам и клерикалам? — вот о чем с мучительной тревогой думает Жорес в напряженные дни правительственного кризиса.

Казус

Жорес не раз становился жертвой своего чрезмерного доверия к людям, которые часто казались ему лучше, чем они были на самом деле. Во все, что он делал, Жорес вносил искреннее чувство, благородную страстность. Иногда это становилось источником его слабости. Он либо идеализировал действительность, либо видел ее в слишком мрачном свете. Стремление предотвратить опасность, устранить зло доходило у него до того, что в азарте борьбы он стремился достичь цели любой ценой. Иногда слишком дорогой. Вот так судьба и втянула Жореса в злосчастную историю с Мильераном.

Адвокат, журналист, сотрудник газеты Клемансо «Жюстис», он впервые стал депутатом одновременно с Жоресом в 1885 году. Честолюбивый молодой политик, циничный и холодный, Мильеран сначала пытался сделать карьеру в партии радикалов. Однако панамский скандал, в котором оказались замешаны и лидеры радикалов, подсказал ему другой путь к карьере. Рост социалистического движения убедил его, что это движение рано или поздно станет выгодным трамплином для прыжка к власти. Мильеран выступал защитником на судебном процессе Гэда и Лафарга; после выборов 1893 года он перешел к социалистам и в конце концов стал во главе независимых. Правда, его социализм очень походил на взгляды радикалов. Это он выдвинул знаменитую программу Сен-Манде из трех пунктов; завоевание власти при помощи выборов, передача государству отдельных отраслей экономики, международное сотрудничество рабочих. Хотя о революции здесь не могло быть и речи, Гэд, переживавший столь же пламенное, сколь и неожиданное для него увлечение парламентаризмом, заявил на том же банкете, что избирательного бюллетеня достаточно для захвата власти. Если уж Мильерану удалось в какой-то мере, хоть и временно, подучить поддержку непримиримого Гэда, то что стоило ему обвести вокруг пальца добряка Жореса? Ему действительно удалось втереться в круг его друзей. Он бывал в Бессуле, и мадам Мильеран обменивалась визитами с мадам Жорес.