— Блин, и без детей всё понял. Подскажи, откуда взяться за дело.
— Ты когда-нибудь занимался плетением?
— Плетением чего?
— Да всё равно. Если у рук есть сноровка, сознание проще воспримет манипуляцию с «ветвями». Ну, это долго объяснять, попробуем так. Перейди в медитацию на уровне ретрансляции. Ты должен помнить, как это делается.
— Я помню. Что — прямо здесь садиться медитировать?
— Можешь не садиться. Можешь стоя.
Мне трудно было заставить себя перейти на уровень восприятия, который поглотит моё сознание практически целиком. Ни своевременно реагировать на происходящее вокруг, ни отойти в сторонку, если вдруг до меня доберётся блуждающая аномалия, не смогу. Однако я вломился сюда, несмотря ни на что, и идею спасти мир пока не оставил. А снявши голову, по волосам как-то несолидно плакать. Рискнём.
Пришлось отыскать себе местечко поудобнее. Одна из плит, выломанных из пола, лежала немного боком, но зато вокруг неё, кажется, царила полная магическая тишь. Вскарабкавшись на камень, я всё же уселся — так мне было намного удобнее. Одного движения души оказалось достаточно, чтоб опуститься на нужный уровень умозрительного. Изучая элементы эфирных структур, оттенки цветов, отмечавшие их, я сам для себя мысленно принялся расставлять галочки, точки и векторы, словно прямо на готовой схеме в программе AutoCAD.
Это было намного проще, чем удирать от демона-властителя и параллельно что-то там перестраивать. Меня никто не торопил. Правда, тоже ведь игра со смертью, но тут зато всё честно. Одолей меня Хтиль, я бы о небытии мечтал как об избавлении. Тут меня просто испепелит. Я, может быть, этого даже не успею почувствовать.
Видимое действительно отчасти напоминало конструктор. Что-то вроде пирамиды, неустойчиво расположенной вершиной вниз, и достаточно одного дуновения, чтоб конструкция обрушилась. До дуновения — буквально шаги, сантиметры, караты нагрузки с одного боку. А если учитывать всю подвижность энергетической структуры по определению — и ждать-то нечего. Странно, что уже не обрушилось. Могу ли я хоть как-то, хоть временно подпереть пирамиду со всех сторон и придать системе поддельную устойчивость? Не могу? Жалко.
Через пару минут я отлично понял, что подразумевала айн под навыками плетения. Мне приходилось воздействовать на систему волевыми импульсами, но для простоты восприятия мозг представлял это как подобие рукоделия. И манипуляции получались такими тонкими, что их можно было сравнить с ювелирным делом или плетением из тонкого шёлка. Но у ювелира под рукой множество инструментов, облегчающих ему жизнь, а плетельщица зачастую, кроме иглы да нитки, ничем не вооружена.
Пальцы сводило судорогой от напряжения. Иногда мне просто хотелось биться головой об стену от безнадёжности, но я боялся даже вдохнуть, тем самым потревожив тончайшие нити эфира на вспомогательных уровнях базовой плоскости энергий.
Их были мириады, этих самых нитей, организованных в единый порядок. Перемещать их — всё равно, что переставлять отдельные нуклеотиды в цепочке ДНК. В смысле: нужно точно знать, что именно куда именно ставить, чтоб не натворить какой-нибудь запредельной хрени. Конечно, айн мне в помощь, но вдруг она что-нибудь перепутает?
— Тогда оба улетим к звёздам, — легкомысленно ободрила она. — Слушай, есть идея — давай слегка стабилизируем систему, и пойдёшь, поторгуешься ещё с этими монильцами? Ну обманут же, как пить дать обманут!
— А это возможно: слегка стабилизировать и отложить спасение мира?
— Вообще маловероятно. Но можно попытаться. Риск примерно один. К тому же, может быть, я успею тебя вытащить…
— Нет уж. Делаем сразу начисто. И не выёживаемся.
— Они тебя облапошат, дурачина!
— Ага-ага! Ты подумай сама — ну уберём мы с тобой Яворский зев — это что, проблему энергоснабжения решит раз и навсегда? Я буду им нужен, чтоб налаживать мировую энергосистему на новых принципах. Полностью безопасную для Мониля. Без меня им такой вопрос не решить, они уже в этом убедились.
Несколько мгновений она молчала — я даже возобновил распутывание клубка, готового вот-вот обернуться подобием термоядерной бомбы. Кажется, начинаю понимать, что тут к чему…
— Чёрт, а ты ведь не такой прекраснодушный лопушок, как мне показалось сначала, — сказала она. — С ума сойти… Неужели всё продумал?
— Всё — не всё, но кое-что оценил с позиции здравого смысла.
— Я ошибалась. — Она снова проявилась рядом со мной — такая же гагатово-чёрная, с бликами холодного света на бёдрах и груди, с волосами, почти касающимися земли (всегда мечтал о женщине с такой гривой). — Насчёт тебя. Ну ладно, ладно… Давай попробуем выручить этих дурачков. Обещаю — на этот раз всерьёз.
— А до того было не всерьёз?
— Не очень. Думала — отыщу подходящий рычаг и попробую избавиться от тебя. Всякое возможно, даже разрушение артефакта и при этом сохранение моего сознания. Об этом шансе я и говорила.
— Какая ж ты су…
Но договорить я не смог — она прижалась ко мне, тёплая, будто настоящая живая женщина, обвила руками шею. Прикосновение её волос, хоть и чрезмерно жёстких, было приятно. Дыхание отдавало лёгким-лёгким ароматом страсти, и когда демоница прикоснулась губами к моим губам, я не смог не ответить, хотя сейчас скорее предпочёл бы навешать ей от души и по всем доступным местам.
Впрочем, эта жажда быстро уступила место другой, более настойчивой.
— Нашла время.
— Не развлечение, а необходимость. Ну а что поделаешь! Был бы ты мне покорен, я просто взяла бы у тебя всё необходимое. А так твоя любовь даёт мне интенсивную временную подпитку. Её должно хватить. Ты не справишься один, да и никто не справится. Нужно, чтобы нас было хотя бы двое. Не ломайся, дурачок, я ведь по-настоящему хочу тебе помочь.
Я запустил пальцы в чёрные жёсткие волосы на затылке и оттянул её голову назад, так, чтоб блики затанцевали в её коварных глазах. Демоница сейчас была именно такой, какой себе представляешь настоящую стерву: и ненавидишь её, и злишься, и при этом, как холодной водой в накалённой пустыне, никак не можешь насытиться. Любовь с такой — поединок, и только до тех пор будоражит, пока сердце жаждет адреналина. Есть ведь наслаждение и в такой любви, в которой не знаешь, будешь ли жив после вспышки наслаждения.
Мы не ощущали ни жёсткости и холода каменных плит, ни остроты камушков, попадающихся под локти или плечи в самый неподходящий момент. Не чувствовали, холодно ли тут, или жарко. Не обращали внимания на переливы энергий вокруг. Пожалуй, это было безумие, но в чём-то возрождающее. Оторвавшись от неё на миг, я осознал вдруг, что больше не боюсь. На задачу, стоящую передо мной, смотрел теперь взглядом чертёжника, оценивающего прикнопленный к столу лист ватмана: тут надо это, а вот там — то. Справимся. По крайней мере, попытаемся.
Поднявшись, посмотрел на неё, распростёртую у моих ног, истомлённую и, кажется, даже нежную. Нежность ей не свойственна, откуда же взялась? Не значит ли это, что я влияю на неё в той же мере, в какой и она на меня?
«Только не вздумай ей доверять. Она такая, какая есть, и доверие — последнее, что она от меня увидит».
— Встаю, встаю… — промурлыкала айн настолько по-женски, что на какой-то момент я увидел в ней соотечественницу. На очень короткий момент.
— Так что, откуда возьмёмся за этот паззл?
— Я всё объясню. Только будь осторожен, тут даже простейшая ошибка в последовательностях может повлечь катастрофические последствия. И мне придётся задействовать твои силы, так что не пугайся. В какие-то моменты может стать нехорошо. Я постараюсь предупреждать.
— Значит, всё-таки сможешь это делать?
— Если ты мне позволишь, — нехотя призналась демоница. — Только так.
Она скользнула прочь от меня: я имел все возможности полюбоваться змеино-плавными движениями её совершенного тела… Собственно, а с чего бы ему не быть совершенным, ведь оно создано силой воображения, да к тому же с опорой на мои собственные представления о красивом, соблазнительном, притягательном и чарующем. Та женщина уже не вполне женщина, что на уровне подсознания не желает внушать окружающим мужчинам интерес к себе, пусть даже таким вот бескорыстно-тщеславным желанием всё и ограничивается. А этой моя симпатия нужна, оказывается, как воздух. Это её опора и надежда на призрак независимости.