Я сосредоточился на больном ухе горгульи. Вода расплескалась о камень и намочила мне бороду.

— Если я не могу послужить примером, хоть поработаю предупреждением.

Пайк не рассмеялся. Он не верил в теорию хаоса и личные мотивы. Я попал в его черный список.

Закончив оттирать горгулье ухо, я выключил свой компрессор. Берт и Роланд продолжали трудиться.

— Томас, — позвала Дельта.

Я свесился с края лесов. Она и Долорес Кайе стояли внизу и с гордостью на меня смотрели.

— Я принесла тебе и остальной банде немного черничного пирога. Лог Сплиттер Герлз продали мне последние банки черники с их прошлого урожая. Все в твою честь.

Роланд и Берт ухмылялись мне.

— Ну ты мужик! — прошептал Роланд. — Эти лесбиянки с кем попало ягодами не делятся, тем более последними.

— Спасибо, — крикнул я вниз. — Новости есть?

Дельта кивнула.

— У Кэтрин прошла лихорадка. Она справилась с инфекцией. Теперь ее возвращают из реанимации обратно в ожоговое отделение. Она сказала, что хочет еще бисквитов. И ни слова не говорит о муже. Мне кажется, кто-то или что-то ее взбодрило. Возможно, я расскажу ей о тех идиотах с камерами, которых ты отпугнул. Ей нужно знать, что где-то в мире есть место, где мужчины все еще готовы защищать честь женщин.

У Кэти прошла лихорадка.Кулак, сжимавший мое сердце, разжался. Я расплылся в улыбке.

Пайк и Дельта уставились на меня.

— Нет, ну ты глянь, — сказал Пайк. — У него есть зубы.

Дельта поставила тарелку с пирогом на скамью, ущипнула Пайка за щеку — не за ту, что на лице, а за ту, что пониже спины (она часто так делала, когда думала, что никто не видит), — и зашагала в сторону кофейни. Долорес Кайе улыбнулась мне лично. Представьте себе темнокожую, седоволосую, крепко сбитую тетю Беа[10] в грязных резиновых сапогах, растянутых джинсах и в футболке со слоганом:

Розы не только розовые,

Фиалки не фиолетовые,

Приезжайте в питомник Кайе –

Увидите царство цвета.

— Томас, — сказала она, прежде чем отправиться вслед за Дельтой, — еще я заказала для тебя лозу Vidal blanc .За мой счет.

Даже у правонарушителей может быть свой фан-клуб.

КЭТИ

Я никогда не думала, что обрадуюсь возвращению в ожоговое отделение, но по сравнению с палатой интенсивной терапии тут было просто здорово. Первым делом я собиралась поговорить с тем таинственным собеседником, который помог мне справиться с инфекцией.

— Несколько дней назад мне звонил некто по имени Томас, — сказала я Дельте.

Она взвизгнула.

— Я так и знала!

— Еще один кузен?

— Нет, милая, даже не дальний родственник. Он вообще не отсюда, но хорошо у нас прижился. Несколько лет назад он спас жизнь моему сыну. Это длинная история. Я расскажу тебе, когда ты сможешь слушать.

— Спаситель жизней. У него уже есть опыт. Я так и думала.

— Ну-ну. Кажется, вы с Томасом неплохо поговорили.

— Это он говорил. Я в основном слушала.

— У него участок по соседству с домом твоей бабушки! И он очень любит ее старый дом. Присматривает за ним. Ну, не просто присматривает. Давай я тебе о нем расскажу...

— Нет, мне нравится загадка.

— Но разве ты не хочешь...

— Нет. Я представляю его... дедушкой. Может, ему пятьдесят или шестьдесят. Он уже лысеет, у него животик. Он сказал, что овдовел. Его жена и ребенок погибли. Он, наверное, одинок.

— Милая, тебе не нужно всех мужчин представлять милыми безобидными папочками и дедушками. Им можно просто доверять.

— Да? Всю жизнь мужчины хотели меня только из-за внешности. Ты даже не представляешь, насколько легкой была моя жизнь, когда они проявляли интерес, заигрывали, заботились. Все, что я о себе знала, было построено на лжи. А теперь я урод, и мужчины меня не хотят. Больше никаких бесплатных обедов. Так что... мне не нужны мужчины. В том смысле, какой был раньше. Я хочу, чтобы мужчины в моей жизни были... нейтральными. Пожалуйста.

Она вздохнула.

— Ладно. Скажу тебе только одно: он не такая скотина, как Геральд.

— Рада слышать.

Закончив разговор, я лежала и шлифовала мысленный образ Томаса. Он живет в милом маленьком доме с белыми ставнями на окнах и птичьими кормушками во дворе. У него сад, добрая ленивая собака, которую он взял из приюта, и пара толстых домашних котов. Он смотрит бейсбол по спутниковому телевиденью — большая спутниковая тарелка стоит у него во дворе, ему не нравятся современные маленькие, которые крепят на крышу. На книжных полках и на комоде в спальне стоят в рамках фотографии его жены и сына.

Он носит хаки на подтяжках, потому что у него большой живот. Мокасины с потрепанными носками и дырками там, где косточки на ногах протерли ткань. А еще рубашки для гольфа, на левом нагрудном кармане обязательно вышито его имя. Он купил эти рубашки на церковной распродаже для сбора средств на строительство нового храма. Он милый, он вдумчивый, и он никогда намеренно не причинит боли никому, включая меня.

* * *

— Кэтрин? Вы готовы?

Психиатр застыл у моей постели, в руках он держал большое зеркало, повернув его ко мне тыльной стороной. За ним стояли несколько сиделок и терапевтов, внимательно за мной наблюдая, как работники зоопарка, готовые выстрелить транквилизатором в загнанного медведя. Они все это спланировали. Они схватят меня, если я попытаюсь бежать. Выстрелят дро тиком с лекарством. Я очнусь в клетке с биркой на здоровом ухе.

— Готова, — солгала я.

Врач медленно повернул зеркало и поднес его к моему лицу.

И я посмотрела на существо в зеркале. Существо.У существа все еще были прекрасные зеленые глаза, высокие скулы и пухлые губы. У него все еще был милый вздернутый нос и кремовая кожа — с одной стороны. Но вторая половина лица этого существа выглядела как маска из фильма ужасов, словно специалист по спецэффектам натянул на кожу латекс в странных завитках, выемках и рубцах, а потом раскрасил ее в жуткие оттенки розового, красного, коричневого и бледного, как рыбье брюшко. Справа воображаемый латекс оттягивал уголки рта и глаза, отчего они слегка перекосились. У существа была постоянная жуткая полуулыбка.

Рубцы тянули свои щупальца вверх, на голову существа. Голова была все еще лысой с одной стороны, но на второй половине уже слегка отросли каштановые волосы. Существо выглядело куда хуже бритой головы Деми Мур в фильме «Солдат Джейн».

А правое ухо существа — ну, специалистам по спецэффектам просто не добиться лучшего. Ухо выглядело так, словно латекс налили в форму, но растянули резину до того, как она застыла. А когда ухо вынимали из формы, у него случайно оторвался нижний край. Нет, настолько деформированных ушей не бывает.

— Кэтрин? — мягко спросил терапевт. — Как вы себя чувствуете?

Я в порядке, а вот тварь из зеркала жутко хочет умереть.

— На сегодня хватит. А сейчас я хочу съесть бисквит с подливкой.

Я прижала к груди последнюю посылку от Дельты и Томаса, оторвала кусок бисквита, бросила в подливку, а потом жадно сунула в рот. Судорожно жуя, я уставилась на команду психолога. Они наконец опустили свои винтовки и решили, что меня можно оставить одну. И вышли из комнаты, унося с собой зеркало.

Я уронила бисквит на живот и расплакалась. Еще недавно я настаивала на том, чтобы увидеть, что обо мне пишут и говорят по телевизору. Плохая идея. Шутки, бесконечный повтор видео, радостное хамство. Один кинокритик назвал меня «элитой поп-культуры с трагической судьбой Икара и его же верой в собственную неуязвимость».

Я никогда не ходила в колледж (я снималась в успешных фильмах о принцессе Ариане) и почти все школьные годы получала тройки в частной школе Атланты. Выяснять, кто такой Икар, пришлось по больничному Интернету. Икар оказался неосторожным греком, чьи самодельные крылья растаяли, когда он подлетел слишком близко к солнцу. «Как и Икар, — писал кинокритик, — Кэтрин Дин стала жертвой собственной спеси».