— Старый кобель! Нашел способ себя возбуждать. Ты теперь, стало быть, специалист по сексу?

Некоторое время Гэрриет не могла заставить себя поднять глаза, а когда наконец подняла, Саймон смотрел на нее таким взглядом, от которого внутри у нее все перевернулось. Заливаясь румянцем, она отвернулась к окну и придушенно пробормотала:

— Снег такой красивый, правда?

— Вот и прекрасно, — с улыбкой сказал Саймон. — Сядь и наслаждайся видом из окна. Не беспокойся, знакомиться со всей этой толпой совершенно не обязательно.

Гэрриет опустилась на черное бархатное сиденье у окна и попыталась раствориться в зелени занавески. Ей еще никогда не приходилось видеть сразу столько странных людей и вдыхать в себя столько странных запахов. В экзотический букет из дорогих духов, которыми, кажется, пульсировала каждая жилка в этой гостиной, вплетался дымок от яблоневых поленьев в камине, слабый дух фимиама и тяжелый аромат целой охапки пестрых фрезий в голубой вазе на столе. Над всем этим витал еще один запах, навязчивый и сладковатый — чего, Гэрриет не могла разобрать.

Неожиданно раздался устрашающий стук в дверь, и в гостиной появился красивый седовласый мужчина. Гэрриет узнала в нем лучшего, по итогам последней недели, драматического актера.

— Саймон, дружище, у тебя тут такое амбре, что слышно с того конца улицы. Смотри, не вылети в трубу вместе со своими благовониями. Салют, детка! — Он шагнул к потрясающей блондинке в белой шелковой рубахе и, вынув сигарету у нее изо рта, глубоко затянулся. Когда Гэрриет уже решила, что он умер от восторга, он наконец выдохнул дым и обернулся к двум изящным юношам, пришедшим вместе с ним.

— Они тезки, — сообщил он Саймону. — Обоих зовут Джереми, и оба влюблены друг в друга до безумия. Это создает кое-какие трудности.

Юноши дружно захихикали.

— Знакомьтесь, Джереми-Джереми, — сказал красивый актер. — Это Саймон.

— Мы так много о вас слышали, — в унисон заговорили Джереми-Джереми. — Говорят, что вы восходящая звезда!

— Саймон, когда мы наконец задернем занавески? — капризно протянула рыжеволосая модель с губами, похожими на велосипедную камеру. — Каждый дурак норовит заглянуть в окна.

— А мы не будем их задергивать, — сказал Саймон, улыбаясь Гэрриет. — Некоторым нравится вид из моего окна.

Рыжая обменялась взглядом с блондинкой в белой рубахе.

— Саймон, как поживает Борзая? — спросил актер, снова затягиваясь сигаретой блондинки.

— Борзая уехала в Штаты, — сказал Саймон.

— Надолго?

— Надеюсь, что навсегда. — Он снова наполнил бокал Гэрриет.

Аккуратно выщипанные брови актера поползли вверх.

— Даже так? Представляю, как она тебя допекла.

— Борзая есть Борзая. — Саймон пожал плечами. — Теперь, если она решит вернуться, ее придется шесть месяцев выдерживать в карантине, как суку, гулявшую без присмотра.

Все рассмеялись. Гости продолжали прибывать. Гэрриет разглядывала силуэты чаек в небе. Снег уже почти завалил узорную ограду под окном.

— Мне срочно надо что-то сделать с волосами, — говорила экстравагантная брюнетка.

— Попробуй их причесать для разнообразия, — посоветовал ее спутник.

Когда Саймон, актер и Джереми-Джереми начали обмениваться пикантными подробностями из жизни звезд театра и кино, все смолкли, прислушиваясь к их разговору.

— Не с мальчиками, мой милый, а с девочками, зато с двумя сразу, — говорил актер. — Его жене на все плевать: в конце концов, у нее тоже есть своя девочка.

— Ну, положим, не на все, — возразил один из Джереми. — Думаю, последние отзывы в «Приложении» ее все-таки задели. Рецензенты разругали ее в пух и прах.

— Что делать, она и правда в этой роли, как император Веспасиан в санях, — сказал Саймон.

Гэрриет принялась изучать кладку подпорной стены за окном.

В дверях появилась томная красавица в брюках и шубке. Поскольку никто не обратил на нее внимания, она вышла и появилась еще раз.

— Дейрдре! — радостно возопили все.

— Я умираю, — объявила красавица. — Всю ночь сегодня провела на ногах, глаз не сомкнула.

— Золотко мое, — сказал актер, целуя ее. — Одетую я тебя не признал.

Кто-то поставил пластинку, и голос Фэтса Уоллера зазвучал в гостиной.

— «Мой старый друг, молочник, мне сказал, что можно умереть без сна…»

Марк Макалей подсел к Гэрриет и налил ей еще вина.

— Как копчик? — спросил он. — Я после обеда должен быть в колледже — но ничего, обойдутся без меня.

— У вас скоро экзамены на степень, — сказала Гэрриет. — Уже решили, чем будете заниматься?

— Попробую заработать учительский диплом.

— Учительский диплом — ты?! — изумилась Дейрдре. — Марчик, ты же детей на дух не переносишь.

— Ну и что, зато у меня будет целый год, чтобы как следует осмотреться. У них, говорят, учеба не пыльная, а за этот год я как раз решу, куда податься.

— А у меня на той неделе собеседование с каким-то военным издателем, — сообщил длинноволосый блондин в джинсах. — Военные, кажется, любят, чтобы все было по форме. Марк, у тебя нет подходящего костюмчика взаймы?

— Возьми у Саймона, у него есть, — сказал Марк. — И не забудь заодно постричься.

Снегопад поглотил почти все уличные звуки, и гул машин на Терле был еле слышен. Кучка демонстрантов с лозунгами медленно двигалась против ветра и снега.

— О, прыщавые борцы за справедливость пожаловали, — заметил Марк. — Кого они там сегодня обличают, красных или фашистов?

— Кажется, отстаивают права учителей, — сказала Гэрриет, пытаясь без очков разобрать слова.

— Вон те двое в точности король Венцеслав с пажом, да? — оживилась Дейрдре. — «Пробиваясь сквозь метели…» — ну и так далее.

— Мне всегда казалось, что у славного Венцеслава с этим пажом что-то было, — сказал Саймон.

— И почему у меня нет принципов? — вздохнул Марк, глядя на демонстрантов.

— Лично мне интересны люди, а не принципы, — заметил Саймон. — И интереснее всего — люди без принципов.

— Оскар Уайльд, — пробормотала Гэрриет.

— Умница, — сказал Саймон. — Дориан Грей — моя следующая роль в университетском театре. Скоро уже допишут инсценировку. — Он отошел наполнить чью-то рюмку.

Он будет в ней неотразим, подумала Гэрриет, глядя ему вслед. Даже здесь, в этом скопище диковинных зверей, в этих пальмовых джунглях, он своей красотой затмевает всех.

Две девицы прильнули к окну.

— Эта машина тут, по-моему, стоит уже целую вечность. Пойдем напишем на ней что-нибудь!..

Они исчезли за дверью и вскоре снова появились в поле зрения, уже на улице. Взвизгивая и высоко поднимая тонкие, как у породистых пони, ноги, они скачками продвигались по глубокому снегу.

С постера на противоположной стене на Гэрриет смотрела необыкновенно красивая девушка с длинными, прямыми, словно выгоревшими на солнце волосами и выступающими, как у японки, скулами.

— Кто это? — спросила она у Марка.

— Борзая, бывшая пассия Саймона.

— Почему они расстались?

— А что им оставалось делать? Оба слишком много времени проводили перед зеркалом — никак не могли выяснить, кто из них красивее. К тому же в последнее время у Борзой дела шли лучше, чем у Саймона, что тоже подливало масла в огонь. Борзой, знаете ли, трудно угодить. — Марк окинул Гэрриет любопытным взглядом. — Вот он и решил переключиться на вас.

— На меня? Да нет, что вы.

— Не нет, а да. Вон, глядите, Хлоя чуть не лопается от злости. — Он кивнул в сторону рыжеволосой модели, которая угрюмо и решительно флиртовала на диване с красивым актером. — Она-то рассчитывала, что следующая очередь будет ее.

Этого не Может быть, подумала Гэрриет, но что-то горячее и тревожное опять шевельнулось у нее внутри.

Вернулись выбегавшие девицы.

— Я только успела написать «Жо…», как появился полицейский, — возбужденно сообщила одна.

— На улице все такое белое, девственное, — сказала вторая, присаживаясь на корточки у огня.

— Девственное? Я уже забыл, что это такое, — заметил актер. — Девственницы теперь в некотором роде музейная редкость.