Кафедра. Малый практикум. Мой стол. Я открываю ящик, достаю бутылочку с ярко-желтой жидкостью. Это фиксатор буэн. Он неприятно пахнет. Открываю притертую пробку и выливаю часть буэна в маленькую стеклянную баночку с крышкой — бюкс. Вылавливаю из банки беременную артемию и выпускаю ее в бюкс. Артемия делает несколько кругов… и вдруг начинает выбрасывать из зародышевой сумки науплиусов. Два, три, четыре… Хоть бы одного успеть зафиксировать в зародышевой сумке! Хоть бы одного! Она выбросит всех! Довезти, успеть довезти, и в последнюю секунду…

Артемия очень вяло делает еще два круга и замирает.

Вглядываюсь в зародышевую сумку. Там просвечивают три глазка. Они принадлежат трем науплиусам.

Все. Теперь уже все. Сажусь. Сижу… На Севином столе бумага без пятен… Удивительно… Что я там наболтала в поезде художнику: «попутное открытие». Не умею себя вести, мама права…

Пипеткой переношу артемию из фиксатора в кармин. Сколько должна лежать артемия в кармине, чтобы хорошо окраситься?

В лаборантской справляюсь о Николае Ивановиче. Он будет во второй половине дня. А Сева еще не уехал и где-то здесь в здании. Я прошу ему передать, чтобы он разыскал меня в читальне или на кафедре.

— Он мне очень нужен. По важному делу.

— Вы сегодня такая счастливая! У вас что-нибудь произошло? — спрашивает меня лаборантка.

— Счастливая? Это видно? Я потом скажу!

Я иду на кафедру гидробиологии. Здесь для меня оставлена сушеная икра пресноводного рачка бранхипуса. Я беру икру и спускаюсь на первый этаж. На первом этаже библиотека и телефон-автомат. Сейчас Любу ошеломлю своим открытием.

— Люба, это Ира говорит.

В ответ слышу счастливый Любин голос:

— Ирка! Я так и знала, что ты меня первая поздравишь!

К счастью, не успеваю спросить: «С чем?» Я со своими рачками совсем забыла: у Любы сегодня день рождения!

— Значит, я первая? А муж? Разве он тебя не поздравил? — выпутываюсь я.

— Макс ужасный. Ты знаешь, что он мне сказал, когда проснулся? «Мне приснился великолепный сон, что я еще не женат!» Ты хохочешь, он тоже хохочет, а мне каково? Я бы, конечно, этого ему никогда не простила, но он подарил мне такой халат! Гипюровый, черный с красным. Я Макса спросила, в чем мне сегодня принимать гостей, так он ответил: «Конечно, в халате». Ты во сколько приедешь? Приходи к семи.

Я хочу рассказать Любе о своем открытии. Возле автомата уже собралась очередь, поэтому я говорю очень тихо:

— Люба, я, может быть, раньше приду. Я сейчас в университете, потому что артемии…

— Кто?.. Не слышу… Какой Артем?

— Не Артем, а артемии, мои рачки, ты же знаешь…

— Отстань! Нет у нее никакого Артема. Это я не тебе, это Макс рвет трубку и кричит: «К черту Артема!» Понимаешь, мы хотим тебя сегодня познакомить с новым приятелем Макса. Он конструктор. Его зовут Алеша, и он такой же одержимый, как и ты. Только ты одержима рачками, а он изобретениями. Я уверена, Алеша тебе очень понравится. Так что ты мне хотела сказать про артемии? Макс, отстань! Артемии — это ее рачки… Ладно, Ирка, он все равно не даст говорить, придешь — расскажешь!

Каталог. Маленький круглый столик заставлен продолговатыми ящиками с формулярами. Я перебираю один за другим формуляры и заполняю листки заказов. Я пишу, выводя каждую букву. Буквы ровные, четкие. Почерк не мой. Должно быть, такой почерк бывает у людей, которым не приходится мучиться из-за невыполненных дел. Буквы уверенные, счастливые. А может быть, у меня теперь всегда будет такой почерк? Надо начать читать систематически. Научиться читать научную литературу, как беллетристику. У Севы, говорят, «Экспериментальная эмбриология» — настольная книга. Надо приезжать с дачи раз в неделю. И читать. Если мама будет сердиться, что я лето провожу в читальне, можно ей сказать, что я хожу с Таней и Витей по театрам или с Любой на концерты. А зимой надо научиться кататься на коньках, по-настоящему кататься. По радио говорят, кто занимается спортом, все успевает, а у меня никогда не хватает времени. Всю эту зиму я просидела только за учебниками. Так нельзя. Больше так не будет. Я буду заниматься спортом, буду слушать музыку, буду читать научную литературу и художественную, изучу несколько иностранных языков. А к фестивалю сошью себе какое-нибудь модное платье. Люба ведь шьет себе сама, почему же я не могу? А Севе я сегодня скажу очень спокойно: «Тут под бинокуляром лежит артемия. Посоветуй, сколько ее держать в кармине?» Заполнено десять требований. На первый раз хватит. Иду к девушке, принимающей заказ.

— Пожалуйста, выпишите мне эти книги на сегодня, а эти на субботу.

Девушка проверяет мои листки.

— Все в читальный зал? Вот эти четыре книги можно выписать на абонемент. Заказ будет готов через полчаса.

— Большое спасибо! А то мне с дачи приезжать. Большое спасибо!

Читальный зал для студентов. Открываю книгу. Выписываю цифры из опытов Гаевской. Беру другую книгу. Здесь дан обзор всех низших раков. Вот описание жаброногих рачков. Читаю:

Я больше не читаю. Я смотрю на девушку, которая сидит впереди меня. Полосы из желтых горошинок на ее платье похожи на икру артемии, плывущую по лиману…

Одесса… Длинный и пустой берег лимана… Я одна… В правой руке планктонная сетка, в левой — банка на веревке. Я стою по колено в воде и вожу по ней сеткой взад и вперед. Потом поднимаю сетку на воздух. Вода стекает, и внутри сетка становится желтой от икры… В воздухе висит запах лимана. И тихо, тихо…

Здесь тоже тихо. Все пишут, читают. И я читаю. Я тоже читаю:

Я вхожу в буфет. На витрине выставлены сосиски, пирожки, творожная масса.

— Скажите, пожалуйста, у вас нет манной каши?

Буфетчица не отвечает. Она поворачивается и уходит.

Я слышу из задней комнаты ее голос:

— Маша, у тебя не осталось порции манной каши? Пришла та девочка, которая очень любит манную кашу.

Чайной ложкой из глубокой тарелки я ем манную кашу с черным хлебом. Это действительно очень вкусно. Оказывается, я просто девочка, которая очень любит манную кашу… И еще любит открывать то, что давно открыто…

Снова кафедра. Надо все сложить и возвращаться на дачу. И лечь спать. Я устала. Еще эти книги тащить толстенные. Может быть, отнести их обратно? Зачем они мне? Все равно так ничего не выйдет. Ничего. Я слишком самоуверенна. И ничего не знаю. Как я быстро вознеслась! Даже теорию придумала — опреснение. Художник… Он меня так внимательно слушал. Сочувствовал. Ой, как стыдно! Стыдно! Понимаешь, стыдно!

Открывается дверь. Сева…

— Ты с кем разговариваешь?

— Ни с кем. Сама с собой.

— Ну как твои дела?

— Никак. Я отдыхаю. Видишь, как загорела.

— Вижу. Зачем ты приехала?

— Книги доставала.

— А что ты в кармине красишь?

— Да так…

— Секрет?

— Могу показать, если хочешь.

Я беру артемию, кладу на часовое стекло и ставлю под лупу.

От красителя артемия стала розовой. И науплиусы в зародышевой, сумке стали розовые. Розовые усики, розовое брюшко, розовые веточки ножек и ярко-красные глазки.

— Можешь смотреть.

Сева склоняется над лупой. Вертит винт, двигает часовое стекло. У Севы удивительные руки. Пальцы длинные и тонкие. Он хорошо играет на рояле и делает тончайшие операции на микроскопических объектах. С такими руками можно увлекаться экспериментальной эмбриологией.

— Она что, может быть и живородящей?

— Да. Летом… Как ты думаешь, ее еще держать в кармине?

— Нет, тут уже все прекрасно видно.

Я переношу артемию в пробирку со спиртом. Пробирку помещаю в специальный ящик. Банку с живой артемией и науплиусами ставлю опять в сетку. Книги заворачиваю в газету.