— Не знаю… — грустно сказал Олег восьмой.

— Даже не догадываешься?

— Нет, не догадываюсь. Наверное, просто привыкли.

Олег поник, втянул голову в плечи — маленький, беззащитный Олег восьмой, со всех сторон окруженный беспощадными учителями, которые — все-все! — навалились на него одного.

Из состояния глубокой печали Олега восьмого вывели уже совершенно бессердечные слова Анны Ивановны.

— А ведь это ты придумал, чему равно «а» плюс «в».

— Оно само придумалось. Я просто удержаться не мог, — быстро ответил Олег, мгновенно превратившись из восьмого в четвертого.

— Рисунок на доске тоже сам появился?

И вот Анна Ивановна с удовлетворением, даже с каким-то тайным удовольствием, увидела лицо Олега девятого. Это был тот самый Олег, которого она звала «Кузей». И это было то самое лицо, ради которого Анна Ивановна прощала Кузнецову остальную тысячу лиц. Девятое лицо поморгало глазами и сказало: — Почему само? Это я нарисовал.

— Так… — сказала Анна Ивановна спокойно, будто ничего нового Олег ей не сообщил.

Олег девятый, поглядывая на Анну Ивановну, ждал казни. Но Анна Ивановна думала сейчас не о рисунке. Ей нужно было спросить о письме. Но если письмо писал не Олег, то он ничего о нем не знает. А если не знает, то узнает из ее вопросов. И на следующий день узнает весь класс. В общем, нужно было спросить так, чтобы спросить и в то же время как будто и не спросить.

— И это все? — спросила Анна Ивановна.

— Что — все? — спросил Олег.

— Больше ты ничего не рисовал?

— Нет.

— И ничего про них не писал?

— Как — писал?

— Не как, а про них…

— А что мне про них писать?

Олег, казалось, искренне удивился. Он подумал немного и сказал:

— Вы про подпись под рисунком «а» плюс «в»? Это тоже я написал.

— Ну ладно, — сказала Анна Ивановна. — Ты помнишь, я говорила, чтобы художник пришел ко мне?

— Я и пришел.

— После того, как я тебя пригласила.

— Я все равно собирался вам сегодня сказать.

— Почему же ты раньше не собрался?

— Я ждал, пока вы сердиться перестанете.

— Ах, вот как! — сказала Анна Ивановна. — Ну, так я не перестала.

Олег девятый покорно наклонил голову — делайте, что хотите. Но решить, что делать с Олегом, было не так-то просто. Вызвать родителей? При чем тут родители, если он и сам все понимает? Простить за то, что сам признался? Но ведь не Анну Ивановну обидел Олег, не ей и прощать…

Минуты две думала Анна Ивановна, а на третьей минуте Олег раскрыл рот и сказал такое, что Анна Ивановна сразу забыла о рисунке и о наказании.

— А вообще-то они тоже виноваты, Анна Ивановна.

— Кто — они?

— Климов и Мельникова. Даже не Климов, наверное, а Мельникова. Их уже и дразнить перестали, а Мельникова взяла и письмо написала.

Анна Ивановна резко повернулась к Олегу. Тот даже отшатнулся.

— Какое письмо? О чем ты говоришь?

— Не знаю, — виновато сказал Олег, не понимая, что это вдруг случилось с Анной Ивановной. — Какое-то письмо… Про любовь, что ли… Будто они друг друга любят и хотят вместе в космос полететь… И что у нас в классе все ребята дураки.

— Какой космос? Откуда ты узнал про письмо?

— А у нас в классе все знают.

— Кто тебе сказал?

— Да все говорят.

— Но тебе, тебе лично кто сказал?

— Мне? — Олег задумался. — Вика, кажется… и Лиля… Точно, Анна Ивановна, они!

*

Анна Ивановна расхаживала по классу и слушала Вику и Лилю.

— Ой, Анна Ивановна! — торопливо говорила Вика. — Там про все, про все написано про весь класс! И что все мальчишки в нашем классе — дураки.

— Ну и молодец, правильно написала! — вставила Лиля, которая не любила долго молчать.

— Брось ты, Лилька. Ничего не правильно. У нас класс — самый дружный.

— Я и не говорю, что совсем правильно… Но вообще-то — правильно?

Вика не стала спорить. Видя, что Анна Ивановна внимательно слушает, Вика торопилась рассказать главное, пока этого не сделала Лиля.

— Вообще-то правильно. Там еще, Анна Ивановна, написано, что они хотят в морскую школу поступить, а потом уехать на Дальний Восток, а потом…

— Не в морскую, а в школу космонавтов, — поправила Лиля.

— Ну, сначала в космонавтов, а потом в морскую. И что Володя с ней дружить не хочет, а то бы она давно уехала. А теперь она не уедет, пока они не помирятся. И что он ее ударил…

— Она его ударила, а не он ее, — ревниво вставила Лиля.

— Нет, он ее!

— Ты же сама говорила, что она его.

— Нет, это ты говорила, что он ее. Значит, Анна Ивановна, она все это написала и просила, чтобы в газете про нас все напечатали. И еще она написала, что мы тоже все дураки!

Анна Ивановна слушала и чувствовала, что в голове у нее начинают путаться все эти дураки и кто кого ударил. Теперь слух покатится по школе, обрастая новыми подробностями. И она, Анна Ивановна, не в силах уже ничему помешать.

Но из тех же моряков и космонавтов вырисовывалось еще одно, очень важное. Никто письма не читал. Вернее, читал его только один — тот, кто его написал. Тот, кто не захотел хихикать в одиночестве и как-то сумел сообщить о письме классу.

И теперь уже неважно «почему?» и «зачем?». Остался один главный вопрос — кто?

— Девочки, — сказала Анна Ивановна, — кто рассказал вам всю эту чушь?

Девочки разом остановились, поглядели друг на друга.

— Мне — Вика, — ответила Лиля.

— А мне — Лиля, — ответила Вика.

— Ну, а вам вместе, обеим, кто рассказал?

— Никто. Это и так все знают, — сказали Вика.

— Но ведь сказал кто-то о письме первым! Понимаете? Первым!

— Наверное, я первая сказала, — подумав, решила Лиля.

— А ты от кого узнала?

— От Вики, — с полным убеждением сказала Лиля.

— А ты, Вика?

— От Лили, — с полным убеждением сказала Вика.

— Девочки! — взмолилась Анна Ивановна. — Ведь этого просто не может быть! Подумайте сами: первый узнает от второго, а второй от первого… Постарайтесь вспомнить… ведь был кто-то третий, от кого вы узнали…

— От кого мы узнали?.. — повторила Вика и посмотрела на Лилю.

Девочки задумались. Потом они начали шептаться. Потом тихо о чем-то заспорили. И, наконец, обе разом просияли.

— Анна Ивановна, мы вспомнили! — радостно сказала Вика, — Мы узнали…

— …от Игоря, — торопливо вставила Лиля.

*

Этот разговор состоялся на большой перемене, в день, когда Игорь был дежурным.

После звонка Анна Ивановна не ушла, как обычно, в учительскую, а осталась сидеть за столом, Игорь трудился у доски. Поскольку Анна Ивановна была здесь, трудиться ему приходилось особенно старательно. Доску пришлось протереть трижды. Затем Игорь протер подоконник, собрал с пода бумажки и даже залез на стул и поправил косо висевший портрет Ньютона, что, вообще, не входило в программу.

Закончив уборку, Игорь покосился на Анну Ивановну, постоял, но, видимо, решив, что больше сделать уже ничего невозможно, направился к двери.

— Игорь, не уходи, мне нужно с тобой поговорить, — сказала Анна Ивановна.

Игорь подошел к столу.

— Что, Анна Ивановна?

— Мне хочется задать тебе один вопрос. Как ты относишься к тому, что происходит в классе вокруг Володи и Ани?

— Анна Ивановна, а почему вы меня спрашиваете?

— Это неважно, — сказала Анна Ивановна. — Я спрашиваю, а ты, если можешь, ответь.

— Это все Кузнецов паясничает.

— Я спрашиваю не о Кузнецове, а о тебе: как ты относишься?

— Как я отношусь… — повторил Игорь. — Конечно, это некрасиво.

— Но смешно? — спросила Анна Ивановна.

Перед Игорем возникло улыбающееся лицо Кузнецова.

— Ничуть не смешно!

— А мне помнится, что ты тоже не грустил, когда всем было весело.

— Все смеялись, и я смеялся. Не больше других. Почему вы меня одного спрашиваете?

— Не волнуйся, не тебя одного, — сказала Анна Ивановна.

— А чего мне волноваться? — Игорь пожал плечами. — Это пускай Кузнецов волнуется. И подручный его — Кукин.