— Вовку моего не видели? — спросил он.

— А разве его дома нет? — спросил я с железным спокойствием.

Дядя Костя помолчал, пожевал губами, вздохнул.

— Вы когда мне вар отдадите? Или к отцу твоему идти?

— У меня сейчас нет, — сказал я.

— Это не мое дело.

— Дядя Костя, можно мы — деньгами? — спросил Колька.

— Можно. Давайте пятерку.

— У нас сейчас нет, мы соберем.

— Когда?

— Я попрошу у отца, — сказал Илларион.

— Вот это дело, — согласился дядя Костя. — У твоего отца деньги есть. Значит, на той неделе.

Дядя Костя повернулся и ушел, раскачиваясь и загребая песок ногами.

— А у Евдокимыча даром взял! — зашипел Батон из-за палатки. — Не отдавайте ему ничего.

— Раз брали, нужно отдать, — сказал Колька. — Мураш, у тебя есть деньги?

— Откуда?

— Ладно, я у матери попрошу. Давай пополам, Ларик. Мне отец обещал лодку насовсем отдать. Он новую покупает.

— А эту куда?

— Сюда, — сказал Колька. — Куда же еще?

— Вам с Лариком на двоих? — спросил я.

— На всех, — сказал Колька. — Не понятно, что ли? Возьми ключ, перегони ее сюда.

Когда я привел к лагерю лодку, на берегу было уже полно ребят. Они бегали из палатки в палатку, дергали за оттяжки и орали так, будто никогда в жизни палаток не видели. В одну палатку по самую крышу набились девчонки.

— Чур, это наша! — кричали они.

Батон носился по берегу, весь красный, на всех орал, но его никто не слушал.

— А ну, кончай базар! — крикнул я, но меня тоже никто не послушал.

— Батон, — сказал я. — Гони к Ивану Сергеевичу.

Когда Батон привел директора, все вылезли из палаток и стали спрашивать его, когда мы пойдем в поход.

— Давайте сядем, поговорим, — сказал Иван Сергеевич. — Я смотрю, все уже к походу готовы…

— Готовы! — закричали со всех сторон.

— На чем мы пойдем?

— На лодках!

— На каких?

— Найдем!

— Ищите, — сказал Иван Сергеевич.

Ребята помаленьку замолчали, стали соображать. Лодок, конечно, ни у кого не было. А у кого они были дома, тем их все равно не дадут.

— Нам нужны свои лодки, — сказал Иван Сергеевич. — И они у нас будут. Желудев, расскажи ребятам о наших планах.

Илларион говорил, наверное, сто часов. Особенно много расписывал он про девчонок: что у нас у всех будут одинаковые права и что они тоже будут учиться управлять мотором и парусами. Не знаю, откуда он взял про права, но девчонкам это жутко понравилось — и в этот день они влюбились в него все до единой.

Сказал он и про катамаран. Насчет катамарана не все поняли, но само слово ребятам очень понравилось.

Наконец сто часов кончились, и Илларион замолчал.

— По всему выходит, что начинать нужно с работы, а не с похода, — сказал Иван Сергеевич. — Кто не согласен?

Несогласные, конечно, были, я видел, как некоторые скривились; они мечтали, наверное, сразу — на полюс или в Америку; но вслух никто ничего не сказал.

— Тогда давайте выберем начальника штаба.

— Вы! — крикнул Батон.

— Я тут ни при чем, — сказал Иван Сергеевич. — Это ваш клуб.

— Желудева, — сказал кто-то из девчонок.

Я точно знал, что должны выбрать меня. Никто из ребят лучше меня не гребет; никто лучше не играет в футбол; у меня рост сто семьдесят; я семь раз подтягиваюсь на перекладине и могу нырнуть под водой метров на двадцать…

Но про меня никто не сказал ни одного слова. И начальником штаба выбрали Кольку.

— Теперь завхоза, — сказал Иван Сергеевич. — По-морскому — боцмана.

— Я! — крикнул Батон.

Директор засмеялся.

— А правда, Мелков у нас человек хозяйственный. Может, подойдет?

— Подойдет! — закричали все. — Только ему продукты нельзя доверять.

— Не больше вас ем, — обиделся Батон. — Просто у меня четырех зубов нет, я из-за этого быстро глотаю.

Батона выбрали единогласно.

Потом выбрали в штаб. В него выбрали даже девчонок, но я туда не попал.

— А теперь давайте назначим вахтенных на сегодня, — сказал Иван Сергеевич. — С этой минуты при лагере должны постоянно дежурить два вахтенных. От ночных дежурств освобождаются те, кому дома не разрешат.

— Мурашова… — вякнул кто-то. — Он у нас самый сильный.

— Не буду, — сказал я.

— Почему? — спросил Умник. — Тебя дома не отпустят?

— Меня хоть на сто лет отпустят, — сказал я.

— Тогда почему ты отказываешься?

— Не хочу, и все!

— Мурашов, ка-та-ма-ран! — сказал Иван Сергеевич.

Я молчал. Директор посмотрел на меня и почесал подбородок.

— Кроме того, предлагаю назначить Мурашова командиром первой шлюпки, — сказал он.

— Которой нет? — спросил я.

— Мураш, ты же знаешь, что есть, — сказал Колька. — Ты сам ее пригнал. Катамаран, Мураш!

— А кто еще вахтенный? — спросил я.

— Давай я, — предложил Батон. — Мне домой чего-то неохота сегодня.

— А мне все равно, — сказал я.

Но мне было совсем не все равно.

Я решил, что отдежурю и уйду из клуба.

Я не стал дожидаться, кого они там еще выберут, и ушел домой до вечера.

Вернулся я прямо к началу вахты, к десяти часам. Принес два ватника: для себя и для Батона.

Батон сидел у палаток на каких-то досках, прикрытых толем. Больше на берегу никого не было.

— Поесть принес? — спросил Батон.

У меня было с собой три куска хлеба с маслом и кусок колбасы, которые мать дала мне на дежурство. Еще я принес старый чайник, заварку и сахар.

— Подожди, чай вскипятим, — сказал я.

— Нет, — ответил Батон, — чай пускай потом. Давай еду.

— А где все? — спросил я.

— Хах хахи — прошамкал Батон. — Хаха хохахи хохих хахём[9].

Пока Батон не дожует, разговаривать с ним невозможно. Я прошелся вокруг палаток, поправил растяжки. Зачем я это делал, не знаю, ведь я железно решил больше в лагерь не приходить.

— Вот теперь можно чайку, — сказал Батон.

Он растянулся на доках и хлопал себя по животу, словно король.

— Может, мне еще за дровами сходить? — спросил я.

— Ты чего злишься, Мураш? Что вместо тебя Кольку выбрали?

— Почему вместо меня?

— Вообще-то тебя нужно было начальником штаба.

Я ничего не ответил. Только подумал, что Батон жутко хороший парень. Зря я раньше не хотел, чтобы он с нами на лодке плавал.

Батон потянулся, зевнул и сказал сонным голосом:

— А вообще-то Колька, наверное, лучше…

— Ты же только что говорил!.. — Я до того возмутился, что даже дышать стало трудно.

— Мало ли что говорил, — сказал Батон. — Колька все-таки справедливый.

— А я несправедливый?!

— Ты тоже, — согласился Батон.

— Тогда почему Кольку?

— Да так просто… Как-то лучше… Орешь больно много.

Нет, подумал я, Батон жуткий трепач. Его к лодке на километр нельзя было подпускать.

Батон поплелся в кусты, принес сушняку, разжег костер. Над водой потянул синий дым. Было тихо, и казалось, что мы совсем одни на всем побережье. У меня было такое настроение, как будто я никогда больше не увижу ни этой бухты, ни палаток, ни даже своей школы.

Мне стало так себя жалко, что даже на Батона я перестал злиться.

— Откуда доски? — спросил я Батона.

— А это для лодки. Ребята принесли от Евдокимыча. Он нам одолжил. А летом мы в совхозе отработаем и ему отдадим.

— Приходил Евдокимыч?

— Притащили, — фыркнул Батон. — Чуть ли не на руках принесли. Он даже ругался.

— Ну и что?

— Будет руководить. Мы обещали его в пионеры принять.

— Опять треплешься?

— Честно, — сказал Батон. — Девчонки ему галстук повязали и стали кричать, что он сразу помолодел. Он сначала сердился, а потом стал рассказывать, какой он был в молодости. А потом говорит: «Забирайте доски». Эти доски специально для лодки, он их два года сушил.

— А директор чего?

— Он с нами недолго был. Уехал с Лехой в Приморск. Они у шефов чего-то будут выпрашивать для нашего клуба.

— Вовка, — сказал я, — а я ведь из клуба уйду.