Он крепко сжимал ее ладонь, задержав ее в своей руке, и бросил такой быстрый взгляд на именную планку Коллин, что она едва успела это заметить. Он сказал:

— Коллин, такая ответная реакция доставляет мне огромное удовольствие. И пожалуйста, зовите меня Митч.

На нем был полотняный костюм такого цвета, какой раньше ей не приходилось видеть — бледно-желтый, чуть золотистый, чуть более полный жизни, чем обычные пастельные тона. Сорочка из шелка-сырца серовато-бежевого цвета, свободно повязанный галстук пепельного оттенка. Золотые часы на тяжелом браслете из золотых звеньев свисали низко на запястье, а его загар был абсолютно бронзовый, ровный, с оранжевым отблеском — такой загар получают только в соляриях. Этот человек умел элегантно пользоваться своим богатством.

Говоря с ней, он взял ее за локоть и повел сквозь окружавший их хаос: другие участники собрания шумели, тоже желая перекинуться с ним словом.

— И что же вы называете своим домом, Коллин?

— Мы на время вырвались из бешеной гонки за успехом на Западном берегу, так что мы весь год останемся в Вэйле.

— Да вы просто хвастаетесь, — сказал он, по-прежнему сжимая ее ладонь и придерживая за локоть. Его улыбка стала еще шире, и усы растянулись, а их кончики загнулись вниз.

— Сейчас это имело для нас смысл, — пояснила Коллин, — с финансовой точки зрения. Вы же сами говорили о реалистических мечтах и визуализации стиля жизни.

Митч перестал улыбаться. Его лицо стало серьезным, сочувственный взгляд, глаза такие синие, что Коллин даже подумала, не носит ли он цветные контактные линзы.

— Вы рады, что переехали?

Коллин представилось, что его дыхание должно быть таким же прохладным, как косметическая маска из комфрея-окопника с толченым льдом, которую она время от времени себе делала. Ее еще никогда не целовал мужчина с усами.

— В высшей степени. — Она кивнула, пожалуй, с излишним энтузиазмом. Ей придется выработать для себя достойный и более сдержанный стиль. Раздумчиво — стремясь чуть наморщенными губами дать Митчу понять, что это понимание пришло к ней в результате их дискурса, а вовсе не было тем, что она повторяла сотни раз, — она сказала ему: — Нам здесь нравится. Здесь весьма однородное сообщество. Мы сейчас живем в одном кондоминиуме, но уже закладываем фундамент для того, чтобы приобрести эксклюзивную собственность.

— Держу пари, что лишние сто сорок штук в год смогут заполнить некоторые щели в этом фундаменте.

— Вы правы, как никто и никогда.

— У меня такое чувство, что вы уже взошли на борт.

— Митч, — ответила Коллин, — мне кажется, что вы нашли настоящий контакт с теми чувствами, что я сейчас испытываю.

И Коллин увидела, как он едва заметно прищурил один глаз, как бы говоря: «Да, в этом мире каждый из нас должен жить своей сложной жизнью, так далеко друг от друга, но на необитаемом острове фантазий… случайная встреча во время деловой поездки в Париж, в вестибюле отеля или в крохотной умывальной, разделяющей наши отдельные спальные купе ночного поезда в Рим… ты и я — вместе — мы оставим далеко позади все существующие романы о любви». Она почувствовала, что он готов перейти к кому-то из других жаждущих общения, и успела первой произнести:

— Ну что ж, не стану монополизировать вас, хотя я могла бы беседовать с вами весь день. Еще раз большое спасибо, — тут он снова сжал ее ладонь и — одновременно — ее локоть и, когда они расставались, позволил себе провести кончиками пальцев по внутренней стороне ее предплечья, а дальше каждый из них пошел своим путем.

Она вела себя уверенно, но не высокомерно, была счастлива, но не опьянена успехом. Философия «Гудлайф» уже успела сделать из нее лучшего человека.

После утомительного переезда из Денвера в Вэйл на машине, когда все уже отправились наконец спать, Коллин встала под очень горячий душ и долго стояла в дышащих паром водяных струях. Она воспользовалась шампунем и кондиционером, а также попробовала новый ополаскиватель, предложенный в пробном варианте фирмой «Bath Etc».[39] Побрила под мышками и ноги, а когда с этим было покончено, переключила головку душа на пульсирующий режим и наклонила голову вперед, дав горячей воде массировать ей шею и плечи. Эти места у нее постоянно побаливали. Когда она смотрела на свои фотографии, ее всегда удивляло то, как у нее наклонена вперед шея, как сутулятся плечи. Горячая вода — единственное средство, облегчавшее эту боль.

Она так хорошо сыграла ту сцену с Митчем. Высоко подняв волосы и завернув их в полотенце, она укуталась в пушистый махровый халат и устроилась на кушетке с папкой участника презентации, набором купленных ею продуктов «Гудлайф» и конспектом выступления Митча. Тео и дети спали — было уже больше часа ночи. Слышались только звуки, издаваемые бытовыми приборами, автоматически выполнявшими свою работу.

Коллин просматривала свои записи и не могла отделить Митча от высказанных им идей, от его голоса, от цитат из его речи, выписанных на страницах ее блокнота. Ей еще не приходилось слышать такого вдохновляющего оратора. Самое сильное впечатление на нее произвела простота плана и гарантированность дохода. Митч нарисовал большой круг — это ее мечты, и маленький круг — это ее заработок. Существовало два выбора: сократить мечты до размера заработка или увеличить заработок до размеров ее мечтаний. Она записала цитату из Митча пониже этих кружков: «Эта концепция, если хотите, и есть фундамент „Гудлайф“».

Неужели ее никогда даже в щечку не целовал мужчина с усами? Должно быть, кто-то целовал, но она ни одного не могла вспомнить. Сейчас ей это казалось таким существенным жизненным опытом. Что же еще в жизни она упустила? Она переписывала цитаты из речи Митча из большого блокнота на карточки размером четыре дюйма на шесть, как он их учил. Его цитаты могли заполнить небольшую книжечку, такого размера, чтобы уместилась в ладони, в твердой обложке, с ленточкой-закладкой, чтобы отмечать нужную страницу, и с изящными рисунками пером — листья или ягоды — под каждым мудрым изречением. «У Жемчужных врат рая вам уже не удастся воспользоваться упущенными часами. Повышайте качество своей жизни, друзей и мечтаний. Вам ни к чему никчемные люди». Коллин сама может сделать рисунки к книге. Интересно, присоединится ли он к ее проекту? Ей понадобятся компьютер и модем.

Интересно, его усы щекотали бы ей губы и нос? А шею? Она легко провела двумя пальцами за ухом, вдоль линии волос, по шее под самым затылком — это было одно из ее самых чувствительных местечек, которое муж так и не сумел обнаружить. Это местечко, выход нервных окончаний, оставалось ее личным владением. Тайным входом в мир ее чувственности, куда она могла входить, когда бывала одна. Неужели она подсознательно его берегла? Неужели это была дверь, обетованная незнакомцу, любовнику, которого она еще не встретила? Или она уже слишком стара для этого? Сорок три, а она все ждет, чтобы жизнь началась. Коллин взглянула на розовую картотечную карточку. Внутри кружка было написано — она услышала, как голос Митча произносит это слово, — «мечты». И заметила, как мал ее кружок — слово «мечты» едва в нем уместилось. «М» и «ы» совершенно скукожились по правому краю. Двадцать лет назад ее мечты были огромны, как те ярко раскрашенные воздушные шары, наполненные горячим воздухом, что поднимают туристов над Вэйлом. Круизы, Нантукет, Париж. Страстный любовник, прекрасно воспитанные и ухоженные дети и круг наделенных высокими качествами друзей. Она могла перечислить все пункты сверху донизу и на каждом поставить жирный черный крест. Она прожила целую жизнь в ожидании, что жизнь вот-вот начнется.

Интересно, есть у Митча волосы на груди? Ей всегда хотелось, чтобы у Тео были. Какие угодно, лишь бы оживить широкое пространство бледной кожи: муж не был толстым, он был плотным — белокожим и бесформенным.

Если не считать синих глаз, Митч похож на средиземноморца — человека с горячей кровью, вспыльчивого, когда дает себе волю, зверовато-чувственного. Он гораздо мельче Тео, она легко могла бы обвить его руками; он знает, как следует двигаться, — Коллин хорошо разбирается в этом. Он наверняка хорошо танцует. Если бы его бронзовое тело нависало над ней, она ногтями, словно гребешком, расчесала бы кудрявые черные волосы, растущие у него на груди.