— Где эта клиника?

Квазимодо называет место, подробно описывает здание, вот только не знает, в каком крыле палата Хольдена. По его мнению, мне не стоит туда соваться, Любош наверняка под надежной охраной. Я не допытываюсь, откуда ему все это известно, равно как не спрашиваю, каким образом он узнал про инцидент с Мартином и про мои злоключения. Скорее следовало бы удивляться, пребывай Квазимодо в неведении.

— Квазимодо, ответь мне на один вопрос, — решаю я сменить тему. — В своей последней листовке Юстицио обвинил группу чиновников в коррупции и связях с мафией. Когда он собирается обнародовать доказательства?

— Полагаю, на днях.

— А не может так получиться, что все это чистый блеф?

— И ради этого ты на ночь глядя вытащила меня из постели? — смеется Квазимодо. — Не беспокойся, это не блеф. Кстати сказать, субъект, который тебя уволил, делает одну глупость за другой. Так что недолго ему осталось.

Беллок и Квазимодо все откровеннее со мной, а это значит, что безумная свистопляска близится к концу и завершится — будем надеяться — нашим триумфом.

— Взгляну-ка я на эту клинику, — небрежно роняю я.

— Да ведь сейчас ночь!..

— Ну и что? Изучу подходы, а завтра попытаюсь как-нибудь проникнуть.

— Тогда и я с тобой. — Квазимодо делает мне знак садиться в его машину.

Я не в восторге от этого предложения, но помалкиваю. Случись какой прокол, и мы оба влипнем в беду, но разве вылезешь тут со своими опасениями! Кроме того, сдается мне, физическая ущербность Квазимодо смущает кого угодно, только не его самого. Не случайно ведь он выбрал себе это прозвище… Если наше присутствие обнаружат, он не сумеет постоять за себя, и я мысленно даю обет соблюдать осторожность вдвойне.

Тут мысли мои уходят в сторону. Если кто-то всерьез захочет меня отыскать, задачка, в сущности, легче легкого. Достаточно перетрясти моих знакомых. Эзио отлично известно, где сейчас обретается Даниэль, ну а если даже сам не додумается до такого простого решения, любой из съемочной группы может сообщить о моем появлении на съемках. Вот и напрашивается вопрос: почему киллеры не заявились по мою душу?

Несмотря на свою увечность, Квазимодо блистательно справляется с автомобилем, хотя ничего не переделывал в машине и не монтировал никаких специальных приспособлений. Мы вихрем проносимся через город и покидаем его пределы. Затем прячем машину в кустах на опушке леса и продолжаем путь пешком, стараясь держаться за деревьями.

К счастью, идти от развилки приходится недалеко, и вскоре мы упираемся в кованую ограду. По ту сторону видны редкие группы сосен и лужайки, в центре высится большой трехэтажный дом, напоминающий старинный загородный особняк. К окруженному колоннадой парадному входу ведут мраморные ступени, из длинного ряда окон лишь в одном-двух мерцает слабый свет.

В саду и возле дома ни шороха, ни движения.

— Удивляешься, наверное, почему на окнах нет решеток? В здании повсюду установлены кондиционеры, поэтому окна не открываются, а стекла пуленепробиваемые. Но методы лечения куда более архаичные. Клиника похожа на камеру хранения, куда богатые клиенты сдают отслуживших свой век родственников. В случае со стариками особенно не придерешься, склероз иной раз дает симптомы похлеще любой душевной болезни. Среди пациентов помоложе попадаются алкоголики или наркоманы, так что и эти тут вроде бы ко двору, — сыплет информацией мой подручный банк данных. — Лечат в основном с помощью транквилизаторов. Отсюда мало кто выходит на свободу. Словом, здесь приют, но не для бедных, а, напротив, для пациентов из обеспеченных семей… Ночью на каждом этаже дежурит по санитару, а врач и вовсе один на всю больницу. Входная дверь снабжена электронным замком, ее открывает сидящий внутри швейцар, но только проверив по монитору, кто именно просит его впустить.

— Значит, проникнуть в клинику невозможно?

— С чего ты взяла? — усмехается Квазимодо. — В правом крыле расположен гараж с самой обыкновенной откидной дверью. Правда, она запирается, но, как правило, запирать ее забывают. Днем здесь бывает довольно оживленно: привозят продукты, лекарства, чистое белье и забирают в стирку грязное. Приезжают рабочие, монтеры, а иногда и посетители, и каждый обязан ставить машину в гараж. Из гаража одна дверь ведет в отсек служебных помещений, другая — в холл на первом этаже. В такую пору обе двери наверняка заперты.

Не ахти какое привлекательное место этот погруженный в темноту мрачный дом, где душевнобольные спят сном праведников, если спят вообще. Зато есть и плюсы: особняк стоит на отшибе, и сейчас здесь царит покой — не то что днем.

— Попытка не пытка, — касаюсь я руки Квазимодо. — Я пошла, а ты жди возле машины.

— Не торопись. Дом снабжен особой охранной системой. Бывали случаи, когда пациенты, попавшие сюда не по собственной воле, пытались бежать. Поэтому и поставили сигнализацию, которая срабатывает, как только человек ступает на верх ограды. Сигнализация включена круглосуточно.

— Значит, перелечу через стену.

— Умница! Оружие есть?

— Нет.

— В таком случае тебе не мешает знать, что сегодня днем Йон Хольден в сопровождении телохранителя заезжал проведать любимого братца и, хотя отбыли они тоже вдвоем, горилла за рулем машины был уже другой. Значит, охранники сменяются каждый день. Кроме того, предстоит выяснить, где держат Любоша. И если даже удастся его найти, не факт, что он будет в состоянии говорить. Не забывай, это психиатрическая лечебница, где пациенту могут вколоть что угодно, начиная от слабого транквилизатора и вплоть до лошадиной дозы скополамина.

— Пытаешься внушить мне, чтобы отказалась от своей затеи?

— Я еще не договорил, Дениза. Если мы проникнем внутрь (я отмечаю про себя это множественное число), то непременно оставим следы. Забрать Любоша, скорее всего, не удастся, а значит, своим визитом мы подвергаем его дополнительной опасности.

М-да, есть над чем призадуматься. Затем мне вспоминается Луис. В один из перерывов между съемками я нагло задала ему вопрос, как его угораздило при такой субтильной внешности податься в супермены. На что он со скромной улыбкой живописал несколько эпизодов из своей профессиональной практики. Весьма поучительные истории, окончательно утвердившие меня в мысли, что недостаток физической силы можно с успехом компенсировать ловкостью, хитростью, смекалкой, а иной раз умением напустить этакого мистического туману. Рассказы Луиса меня немало позабавили, но сейчас самое время проверить, насколько хорошо я усвоила урок.

Мою шутку — «перелечу через стену» — следует понимать буквально. Я преодолеваю препятствие с нависающей над оградой ветки ближайшего дерева; Квазимодо, увязавшийся следом, тоже легко справляется как с лазанием по деревьям, так и с прыжками вниз. Мы бесшумно подкрадываемся к гаражу, и на попытку приоткрыть дверь она отзывается жалобным скрипом. Я проскальзываю в щель и придерживаю дверь, пока Квазимодо протискивается вслед за мной. Через помещение гаража — на удивление чистое — на цыпочках крадемся к лестнице служебного входа.

Квазимодо молча колдует над замком, который через каких-то полминуты уступает его напору и умению, и теперь уже я следую за ним, как послушный подмастерье — за мастером. А он беззвучной тенью скользит по слабоосвещенным коридорам, движется раскованно, ловко, не вызывая ни малейшей жалости, даже хромота его словно исчезает.

Минуя длинный ряд дверей с надписями «Кухня», «Фотолаборатория», «Техническая мастерская», «Архив», мы устремляемся по служебной лестнице наверх, и тут, осененная внезапной идеей, я хватаю Квазимодо за рукав.

Сделав ему знак, молча поворачиваю назад. Открываю дверь с надписью «Кухня», внутри — тьма-тьмущая. Но если коридоры снабжены приглушенной ночной подсветкой, то и здесь ей следует быть. Я нащупываю выключатель на стене, а чуть поодаль нахожу еще один зеленоватый фосфоресцирующий квадратик. Легкое нажатие пальцев, и помещение освещается неярким призрачным светом.