— Да.

— И он потребовал у вас деньги. Заплатите, сколько он попросит, — и ваша тайна останется при вас. Передавая записку вашему мужу, он фактически посылал предупреждение вам. Предать огласке все, что ему известно, он мог в любое время.

— Все так, господин Холмс.

— Это еще не все. Вам надо было что-то дать Макпарленду, чтобы успокоить его, но откуда средства? Поэтому пришлось создать иллюзию ограбления. Ночью вы спустились вниз и подвели его к нужному окну. Потом открыли окно изнутри и позволили ему вскарабкаться в комнату. Отперли сейф ключом, который вы вовсе не теряли. Но и здесь не обошлось без злого умысла. Кроме денег вы дали ему ожерелье покойной госпожи Карстерс — вы знали, что для мужа это большая ценность, память о матери. Мне кажется, всякий раз, когда возникала возможность досадить мужу, вы хватались за нее со всем рвением.

Макпарленд совершил ошибку. Вы дали ему пятьдесят фунтов, но это был только первый взнос. Он потребовал еще и легкомысленно дал вам адрес гостиницы, где остановился. Возможно, вид утонченной и богатой англичанки сбил его с толку, он забыл, кем вы были не так давно. Ваш муж был в галерее на Элбмарл-стрит. Вы выбрали удобное время, выскользнули из дому, пробрались через заднее окошко в гостиницу. Макпарленда вы ждали в его номере, а когда он вернулся, ударили ножом в шею. Кстати, любопытно узнать — как вы были одеты?

— Как в прежние времена. Дамская юбка с кринолином едва ли была бы уместна.

— Итак, вы заставили Макпарленда замолчать, забрали все, что могло удостоверить его личность, не обратив внимания на портсигар. Теперь никто не мог помешать воплотить ваши планы в жизнь.

— Это еще не все? — прохрипел Карстерс. Кровь отхлынула от его лица, он вот-вот мог потерять сознание.

— Не все, господин Карстерс. — Холмс повернулся к его жене. — Хладнокровный брак, в который вы вступили, был лишь средством для достижения цели. Ваше намерение заключалось в том, чтобы уничтожить семью Эдмунда по одному: сначала мать, потом сестру, а потом и его самого. В итоге вы бы унаследовали все, что принадлежит ему. Дом, деньги, картины — все это перешло бы к вам. Даже трудно вообразить, какая ненависть вами двигала, с каким смаком вы шли к поставленной цели.

— Да, господин Холмс, я получала от всего этого большое удовольствие. Наслаждалась ежеминутно.

— А моя мама? — выдохнул Карстерс.

— Наиболее вероятное объяснение вы предложили с самого начала — газовая горелка в ее спальне погасла, а газ продолжал идти. Но при ближайшем рассмотрении эта версия оказалась несостоятельной. Ведь ваш слуга Кирби сказал, что винит в этой смерти себя, потому что заделал в комнате все щели и отверстия. Ваша мама боялась сквозняков, поэтому сквозняк загасить лампу не мог. У сестры была своя версия. Она считала, что покойная госпожа Карстерс добровольно ушла из жизни, до такой степени ее огорчил ваш брак. Элиза терпеть не может вашу супругу и не желает ей доверять, но и она не догадалась, что произошло на самом деле. А на самом деле Кэтрин Карстерс вошла в спальню и намеренно загасила пламя горелки, оставив пожилую даму на погибель. Есть такой принцип — живых не оставлять. Чтобы собственность досталась ей, умереть должны все.

— А Элиза?

— Ее медленно убивают ядом.

— Но это невозможно, господин Холмс. Я вам говорил…

— Вы говорили, что тщательно проверяете все, что идет ей в пищу, но из этого следует лишь одно: яд ей вводят другим способом. Каким? Во время купания. Ваша сестра настаивает на регулярном купании и пользуется сильными лавандовыми солями. Мы имеем дело с новым способом отравления, и, признаюсь, я никак не думал, что он может оказаться таким действенным. Так или иначе, к солям для купания регулярно добавлялась небольшая доза аконитина. Он проникал в организм вашей сестры через кожу, а также, думаю, через влагу и испарения, которые она не могла не поглощать. Аконитин — это высокотоксичный алкалоид, он растворяется в воде, и большая доза могла бы убить вашу сестру мгновенно. Но мы видим медленное и безжалостное уничтожение. Это поразительный и совершенно новый метод убийства, госпожа Карстерс, он наверняка попадет в преступные анналы. Кстати, вы решились на весьма отважный поступок: навестить моего коллегу, когда я был в тюрьме, хотя вы, естественно, сделали вид, что не знаете об этом. Ваш муж лишний раз убедился в вашей преданности невестке, а на самом деле вы просто смеялись над обоими.

— Дьяволица! — Карстерс в ужасе отшатнулся от жены. — Как ты могла? Как такое вообще возможно?

— Господин Холмс прав, Эдмунд, — ответила та, и я заметил, что голос ее изменился — он стал жестче, заметнее обозначился ирландский акцент. — Я намеревалась свести всех вас в могилу. Сначала твоя мама, потом Элиза. Ты даже представить не можешь, что я готовила для тебя! — Она повернулась к Холмсу: — Что дальше, даровитый господин Холмс? За дверью ждет полицейский? Мне идти наверх и собирать вещи?

— Полицейский действительно ждет, госпожа Карстерс. Но я еще не закончил. — Холмс подтянулся, в его глазах я увидел холод и мстительность, такое выражение на его лице мне было незнакомо. Это был судья, собиравшийся огласить приговор, палач, открывавший дверь в камеру смерти. Казалось, в комнату проникла зимняя стужа. Через месяц Риджуэй-холлу было суждено опустеть, остаться без хозяев — не будет ли натяжкой, если я предположу, что дом уже предчувствовал свою судьбу, уже знал, что ему предстоит запустение? — Есть еще смерть мальчика, Росса, за которую нужно ответить.

Госпожа Карстерс расхохоталась.

— О Россе я не знаю ничего, — сказала она. — До сих пор вы всё говорили верно, господин Холмс. Но Росс — это вы хватили.

— С вами, госпожа Карстерс, разговор окончен, — ответил Холмс и повернулся к ее мужу. — В ночь убийства Росса мое расследование вашего дела приняло неожиданный поворот, господин Карстерс. Да, неожиданный, этим словом я пользуюсь не так часто, потому что привык ожидать всего, чего угодно. В каждом преступлении, какие мне доводилось расследовать, была некая, скажем так, логика повествования — невидимая нить, которую всегда безошибочно определял мой друг доктор Ватсон. Именно поэтому он так блестяще ведет хронику моей работы. Но в этот раз случилось так, что меня увели в сторону. Я расследовал одно дело и вдруг, казалось бы совершенно случайно, перешел на другое. С той минуты, как я приехал в частную гостиницу госпожи Олдмор, бостонское дело «Банды в кепках» для меня прекратилось. Вместо него я пошел по новому следу и столкнулся с преступлением, омерзительнее которого в жизни не встречал.

Услышав это, Карстерс вздрогнул. Жена смотрела на него с любопытством.

— Вернемся к тому вечеру — вы ведь тогда были со мной. Про Росса я знал лишь, что он — один из шайки беспризорников, которых я любовно называю внештатными сотрудниками с Бейкер-стрит. Время от времени я за плату пользуюсь их услугами. Это сотрудничество всегда было вполне безвредным. В данном случае Росс остался нести вахту у гостиницы, а его напарник Виггинс прибежал за мной. Вчетвером — вы, я, Ватсон и Виггинс — поехали в Блэкфрирс. Росс нас увидел. Я сразу понял, что он охвачен ужасом. Мальчик спросил, кто мы, кто вы. Ватсон попытался его успокоить и назвал вас и даже ваш адрес. Это, боюсь, и привело к смерти Росса. Не стоит себя винить, Ватсон, в этой ошибке в равной степени повинен и я.

Я решил, что Росс испуган чем-то, увиденным в гостинице. Такое предположение было естественным — ведь вскоре выяснилось, что там произошло убийство. Я был уверен, что он видел убийцу и по каким-то своим соображениям решил молчать. Но я ошибся. Мальчик был поражен и ошарашен совсем другим. Его поразило, что он увидел вас, господин Карстерс. Росс решил выяснить, кто вы и где он может вас найти, потому что он вас узнал. Одному Богу известно, что вы делали с этим ребенком, я даже не хочу об этом думать. Но вы встречались в «Доме шелка».

Снова повисла зловещая тишина.

— Что такое «Дом шелка»? — спросила Кэтрин Карстерс.