— Доходные дома в Фулвуде! — крикнул один мальчишка.

— У евреев на Петтикоут-лейн! — прокричал другой.

— Нет! В притонах ему дадут больше, — предположил третий. — Я бы пошел на Флауэр-стрит или на Филд-лейн.

— К ростовщикам! — вмешался паренек, что был одет лучше других и первым привлек мое внимание.

— К ростовщикам! — согласился Холмс. — Как тебя зовут?

— Росс, сэр.

— Росс, у тебя задатки детектива. Человек, которого мы ищем, в городе чужой и не знает ни Флауэр-стрит, ни доходных домов в Фулвуде, ни других заветных уголков, где вы, дорогие отроки, ищете на свою голову неприятности. Он пойдет в какое-то известное место, а вывеску ростовщика — три золотых шара — знают во всем мире. Оттуда и начнем. Он прибыл на вокзал и, видимо, остановился в гостинице или меблированных комнатах неподалеку. Вам надо обойти всех ростовщиков в квартале, описать им человека и ожерелье, которое он, возможно, попытается продать. — Холмс сунул руку в карман. — Ставки как всегда: шиллинг каждому плюс гинея тому, кто найдет искомое.

Виггинс браво скомандовал, и неофициальное подразделение полиции с шумом и гамом отправилось на задание под ястребиным взором миссис Хадсон, которая теперь все утро будет пересчитывать ножи и вилки. Как только они ушли, Холмс удовлетворенно хлопнул в ладоши и рухнул в кресло.

— Итак, Ватсон, — обратился он ко мне, — что вы на это скажете?

— Похоже, вы всерьез рассчитываете найти О′Донахью, — заметил я.

— Абсолютно уверен, что найдем человека, который вломился в Риджуэй-холл, — последовал ответ.

— Не кажется ли вам, что навести справки у ростовщиков решит и Лестрейд?

— Сильно сомневаюсь. Это настолько очевидно, что едва ли придет ему в голову. Но поскольку впереди у нас целый день и заполнить его нечем, к тому же я проспал завтрак, предлагаю пойти пообедать в «Кафе де Лероп», это около театра «Хеймаркет». Несмотря на название, кухня вполне английская, к тому же первоклассная. А потом я намереваюсь сходить в галерею Карстерса и Финча на Элбмарл-стрит. Знакомство с господином Тобиасом Финчем может оказаться интересным. Миссис Хадсон, если Виггинс вернется, направьте его туда. А сейчас, Ватсон, скажите, что вы думаете о «Муках человеческих»? Вижу, в конце концов вам удалось сей труд одолеть.

Я глянул на книгу, безобидно лежавшую на боку.

— Но, Холмс?..

— Закладкой вам служила рекламная карточка из пачки сигарет. Я наблюдал за ее мучительным продвижением от начала к концу и вот вижу, что она лежит на столе, освобожденная от тяжких трудов. Интересно было бы услышать ваши выводы. Может быть, миссис Хадсон, вы соблаговолите принести нам чай?

Мы вышли на улицу и зашагали в направлении театра «Хеймаркет». Туман уже поднялся, и хотя было все еще довольно холодно, но день уже разгулялся, толпы народа втекали в магазины и вытекали обратно, а уличные торговцы везли тележки и нахваливали свой товар. На Уимпол-стрит была настоящая толчея — люди обступили шарманщика, старый итальянец наигрывал какую-то грустную неаполитанскую мелодию, сюда же нахлынули и проходимцы разных мастей, они терлись среди праздной публики и рассказывали свои скорбные истории любому, кто был готов их слушать. Почти на каждом углу кто-то демонстрировал свое искусство, и желающих прогнать уличных артистов не было. Мы поели в «Кафе де Лероп», где нас попотчевали отличным пирогом из дичи, и Холмс был в игривом настроении. Он не говорил о новом деле, разве что опосредованно, потому что я помню его рассуждения о природе живописи и о том, можно ли ее использовать для раскрытия преступления.

— Помните, Карстерс говорил нам о четырех пропавших полотнах Констебла, — начал он. — Это были виды Озерного края, написанные в начале века, когда художник, по всей видимости, пребывал в мрачном и подавленном состоянии духа. Таким образом, краски на полотне становятся ключом к его психологическому настрою, отсюда же следует, что если кто-то осознанно вешает такую картину у себя в гостиной, мы можем многое узнать и о его чувствах. Например, вы заметили, какие картины выставлены в Риджуэй-холле?

— По большей части французские. Помню пейзаж в Бретани, люди на мосту через Сену. На мой взгляд, картины очень достойные.

— Вы восхищались ими, но они ничего вам не сказали.

— О личности Эдмунда Карстерса? Сельскую местность он предпочитает городу. Ему близка детская непосредственность. Ему нравится, когда его окружают разные цвета. Наверное, об особенностях его личности можно что-то сказать, глядя на картины, что висят в его доме. Но Карстерс совершенно не обязательно выбирал каждую сам. Вполне возможно, ответственность с ним делят жена или покойная мама.

— Вы совершенно правы.

— И даже у человека, который убил собственную жену, может быть какая-то нежная струна в душе, которая и находит отражение в его выборе произведений искусства. Помните историю семьи Абернетти? Мне кажется, что на стенах в доме Хораса Абернетти висело много замечательных полотен с изображением местной флоры. При этом сам он был весьма омерзительным и наглым типом.

— Если мне не изменяет память, фауна на тех полотнах была по большей части ядовитой, раз вы об этом заговорили.

— Как насчет Бейкер-стрит, Холмс? Посетитель, оказавшийся в вашей гостиной, найдет ключ к вашему психологическому портрету, оглядев висящие на стенах работы, — вы это хотите сказать?

— Нет. Но он сможет многое сказать о моем предшественнике, потому что, Ватсон, хочу вас заверить: в моих комнатах нет буквально ни одной картины, которая там не висела бы к моменту моего вселения. Вы серьезно считаете, что я мог пойти и купить портрет Генри Уорда Бичера, который нависал над вашими книгами? Достойный восхищения человек во всех отношениях, его взгляды на рабство и религиозный фанатизм можно рекомендовать окружающим, но этот портрет достался мне в наследство от прежнего обитателя комнаты, а я просто решил: пусть себе висит.

— И портрет генерала Гордона купили не вы?

— Нет. Но после того, как я случайно всадил в него пулю, я его отреставрировал и поменял раму. На этом настояла миссис Хадсон. Знаете, я вполне могу написать монографию на эту тему: как раскрывать преступления с помощью произведений искусства.

— Холмс, вам нравится изображать из себя машину, — рассмеялся я. — Даже шедевр импрессионизма для вас не более чем улика, которая сгодится для поиска преступника. Может быть, вам стоит научиться ценить искусство, вы бы стали человечнее. Я настоятельно приглашаю вас нанести совместный визит в Королевскую академию художеств.

— Одна галерея — Карстерса и Финна — в сегодняшней повестке дня уже значится, думаю, этого вполне достаточно… Официант, сырную тарелку! И бокал, пожалуй, мозельского вина для моего друга. Портвейн в дневное время будет тяжеловат.

До галереи было довольно близко, и мы снова зашагали рядом друг с другом. Скажу честно: эти минуты спокойного общения наполняли мою душу огромной радостью, я чувствовал себя одним из самых счастливых людей в Лондоне уже потому, что принял участие в описанной выше беседе, а теперь шел прогулочным шагом рядом с таким выдающимся персонажем, каким со всей очевидностью был Шерлок Холмс. Было около четырех, и, когда мы дошли до галереи, световой день уже клонился к закату. Оказалось, что галерея расположена не на самой Элбмарл-стрит, а рядом, в старом парке для экипажей. Если не считать достаточно скромной таблички с позолоченными буквами, мало что свидетельствовало о том, что это некое коммерческое предприятие. Низкая дверь вела в довольно мрачное помещение с двумя диванами, столом и одним полотном, установленным на мольберте, — на картине голландского художника Паулуса Поттера были изображены две коровы, пасущиеся в поле. Войдя, мы услышали, как в соседней комнате спорят два человека. Один голос я узнал — он принадлежал Эдмунду Карстерсу.

— Это отличная цена, — говорил он. — Я в этом уверен, Тобиас. Эти картины — как хорошее вино. Их стоимость может только возрастать.