Все было как обычно, и все же Колдунова не покидало чувство тревоги, которое не развеял разговор с друзьями детства — прокурором города и начальником милиции. Надвигалась какая-то серьезная опасность и следовало к ней как-то подготовиться, предупредить вероятные неприятности, принять превентивные меры… Может быть, самому съездить в больницу к Акиму Корысному, поговорить по душам, попытаться выяснить, в конце концов, откуда ждать удара? Но визит его вызовет нежелательные толки, нельзя… Пусть уж Рыбаков разбирается сам. Плохо, что у Акима были рубоповцы, ибо серьезных рычагов воздействия на данную организацию у Колдунова не имелось. Конечно, от мэра очень сильно зависела бытовая жизнь сотрудников, и с этой стороны можно было бы оказать определенное воздействие, но люди, по словам того же Рыбакова, там упертые, идейные…

— Вениамин Аркадьевич, — приоткрыв створку дубовой двери, окликнула его секретарша. — Тут к вам посетители… Бизнесмены…

— В шею, — не оборачиваясь, приказал Колдунов.

— Они настаивают, — робко сказала секретарша. — Очень настаивают…

— Я же сказал, в шею! — раздраженно повторил Колдунов, поворачиваясь к ней лицом.

— Вениамин Аркадьевич? — внезапно произнес тихий мужской голос с мягкой, но властной интонацией и вслед за тем Колдунов увидел, что в кабинет его, оттеснив секретаршу, входят двое плотных мужчин.

Оба были примерно одного возраста и одного роста, крепко сбитые, коротко стриженные, одетые в прекрасные костюмы. Несмотря на то, что один из них был темноволос, а другой блондин, даже и внешне они были очень похожи друг на друга, но сходство это было, скорее, профессионального свойства, нежели природного, а по тому, как одинаково у обоих были чуть сплющены носы, Колдунов определил в них боксеров. Качество же одежды и золото элегантных часов говорило об их принадлежности к категории обеспеченной, весьма обеспеченной…

“Наверняка, один из них и есть Ферапонт. Вот оно! Начинается… — пронеслось в голове Колдунова. — Легок черт на помине…”

— Хорошо. Прошу, — сказал он по возможности ровным голосом, указывая посетителям на стулья.

— А нельзя ли, уважаемый, Вениамин Аркадьевич, поговорить нам в комнате отдыха? — сказал блондин. — Дело, с которым мы пришли, слишком серьезно и требует разговора обстоятельного…

— Танюша, приготовь кофе, — приказал Колдунов секретарше.

— Мне — чай, если позволите, — мягко произнес блондин.

— Отчего же… Два кофе, один чай, — распорядился Колдунов и секретарша, не скрывая своего удивления, скрылась за дверью.

— Прошу вас в комнату отдыха, — Колдунов провел гостей в угол кабинета, мягко разошлись створки, и они оказались в небольшой уютной комнате с мягкой мебелью, большим телевизором и резным журнальным столиком.

— С кем имею честь, господа, и по какому вопросу? — усадив гостей на угловой диван и расположившись в кресле напротив, вежливо поинтересовался Колдунов.

— Мы, уважаемый Вениамин Аркадьевич, посетители не совсем обычные, — начал блондин.

— Я, господа, догадываюсь, что вы посетители не совсем обычные, — согласился Колдунов. — Но хочу вас предупредить…

— Потом, потом, — властно перебил блондин. — Прежде всего, позвольте представиться. Сергей Иванович Урвачев, частный предприниматель. Мой друг и коллега — Егор Тимофеевич Ферапонтов.

При этих словах блондин, не вставая, слегка склонил голову. То же самое проделал и темноволосый.

“Ага, — подумал Колдунов. — Первый ход я угадал… Теперь, внимание!..”

— Очень приятно, — произнес он и тоже слегка качнул головой. — Итак, господа…

— Дело, в общем-то, если внимательно его рассмотреть, одновременно и сложное и очень простое, — продолжил Урвачев. — Если бы я хоть на миг усомнился в ваших деловых и всех прочих способностях, я бы начал издалека, но, думаю, с вами, уважаемый Вениамин Аркадьевич, можно обойтись без ненужных предисловий. К тому же мы с вами люди конкретные.

— Так, — внимательно поглядев в холодные светлые глаза собеседника, поощрил Колдунов.

— Речь пойдет о комбинате, — выдержав долгий взгляд мэра, тихо сказал Сергей Урвачев. — И о вашем участии в его деятельности.

Колдунов хотя и ожидал услышать нечто подобное, крепко сжал губы и сцепил кисти рук.

— Так, — снова сказал он, но теперь голос его прозвучал с чуть заметной хрипотцой.

— А ведь вас обманывают, уважаемый Вениамин Аркадьевич, — сочувственно произнес Урвачев. — Крепко обманывают. Мы не то, чтобы организация благотворительная, но в таких обстоятельствах просто не могли пройти мимо и оставить подобную вопиющую несправедливость без внимания.

“Мягко стелет, сучонок, — пронеслось в голове у Колдунова. — Но в самую суть проникает. Насчет обмана все правильно. Интересно, какой процент берут эти молодчики за услуги…”

— Мы можем вам помочь, Вениамин Аркадьевич, — продолжал Урвачев. — Причем, поверьте мне на слово, от нашего взаимного партнерства выгода будет обоюдная. Повторяю, мы не из благотворительного общества, но чувство справедливости в нас развито неимоверно. Не правда ли, Егор Тимофеевич?

Ферапонт с достоинством кивнул.

В дверь легко постучали.

— Входи, Танюша! — крикнул Колдунов.

Секретарша проворно расставила чашки на столике, налила из кофейника две чашки, взялась за чайник…

— Позвольте, я сам, — мягко перехватил ее руку Урвачев.

Секретарша молча удалилась.

— Я, пожалуй, выпил бы рюмку коньяку, — прогудел Ферапонт. — Не могу пить кофе без коньяка…

Колдунов взял в руки плоскую коробочку, надавил на кнопку. Тотчас из угла выкатилось посверкивающее сооружение на трех ножках, увенчанное большим глобусом. Подкатившись прямо к столику, сооружение с тихим жужжанием остановилось, верхнее полушарие глобуса распахнулось, а в недрах обнаружилось несколько бутылок…

Даже Ферапонт, привыкший ко всякого рода причудливым бытовым штучкам, ошарашенно причмокнул.

— Распоряжайтесь сами, — сказал Колдунов. — Там французский, армянский…

Ферапонт занялся исследованием недр, а Урвачев, отхлебнув глоток душистого чая, продолжил:

— Изучая существо дела, письменные свидетельства, аудиозаписи и видеопленки, нам поневоле пришлось проникать в детали. В довольно, я бы сказал, неприглядные детали… Вы уж извините нас великодушно, Вениамин Аркадьевич, но профессия наша сродни профессии врача и священника. Нас не нужно стесняться… Но порой факты вашей биографии настолько, настолько… — Урвачев поднял руку и пошевелил пальцами, подыскивая нужное слово…

— Об этом не стоит много говорить, — перебил Колдунов, наконец-то полностью овладев собой и чувствуя в себе покойную и уверенную силу. С этими людьми можно было обсуждать щепетильные проблемы без экивоков, прямо, важны были только их условия…

— И все же позволю себе остановиться кое на каких фактах, — упрямо произнес собеседник. — Горестная весть донеслась до нас: совершено покушение на вашего, так сказать, доверенного менеджера — господина Корысного…

Колдунов подобрался.

— Логично бы было ему посочувствовать, — вздохнул Урвачев, — но вот извольте посмотреть эту папочку, его труды, его хобби…

Колдунов принял папку, пролистал бумаги, от которых его пробил пот. Сукин сын, оказывается, кропотливо собирал на него компру!

— Вероломная шельма этот ваш… — начал Урвачев, но хозяин кабинета резко прервал его:

— Об этом не нужно много распространяться… Я все понял. В частности, то, что вы, насколько могу судить, все эти годы не сидели, сложа руки. Кстати, только сидя на печи можно было остаться без греха. Всякий деловой человек поневоле вынужден был преступать некоторые архаические нормы…

— Это верно, — учтиво согласился собеседник. — И ничего постыдного в этом не вижу. Правила и законы переходного периода несовершенны. Другое дело — законы нравственные. У нас есть все основания говорить в данном случае и о явных признаках морального разложения, — нейтральным тоном заметил он, и, чувствуя, что несколько перегибает палку, поспешил закруглиться: — Это, впрочем, совершенно несущественно! Не будем больше отвлекаться на пустяки…