– Послушайте, мисс Маунт, – наконец не выдержал Трабшо. – Хорошенького понемножку. Если вам действительно известны какие-то факты – или теории – относительно этого дела, факты или теории, о которых мы все должны быть поставлены в известность, и особенно я, то переходите к ним. И больше никаких отклонений. По вашему мнению – я повторяю, по вашему МНЕНИЮ, поскольку это всего лишь мнение, – и я еще раз повторяю с другим, но не менее существенным ударением, по ВАШЕМУ мнению, поскольку оно только ваше, кто убил Реймонда Джентри и кто пытался убить полковника?

– Простите, Трабшо, но я еще не готова сказать вам это.

– Как?

– Дайте же мне объяснить. Я не просто набиваю себе цену. Все сводится к разнице между тем, что вы могли бы назвать «постановкой» и «обрисовкой». Неужели вы не понимаете? Если бы я прямо объявила, кто, по моему мнению, это сделал, то уподобилась бы учителю математики, который СТАВИТ перед своими учениками задачу и тут же сообщает им решение, не ОБРИСОВАВ, какие именно связи помогли ему прийти к этому решению, связи, которые, кроме того, помогли бы его ученикам понять, что решение это – единственно возможное.

Я хочу, чтобы вы все поняли, почему лицо, по моему мнению, убившее Джентри и покушавшееся на Роджера, может быть только это лицо и НИКТО ЕЩЕ, а потому мне требуется изложить тот путь, который привел меня к такому выводу.

– Ну хорошо, – ответил Трабшо с неожиданной покладистостью, – полагаю, так будет честно. Но когда вы думаете поделиться с нами?

– Да сейчас же. Сразу. Немедленно. Однако мне хотелось бы, чтобы мы опять собрались в библиотеке. Преступник, говорят, всегда возвращается на место преступления. Так почему бы и детективу – если мне дозволено присвоить себе такой ярлык – не возвратиться на место расследования?

Некоторое время все хранили молчание. Кое-кто из присутствующих явно полагал, что писательница окончательно тронулась, остальные же, хотя по доброй воле никогда не признались бы в этом даже самим себе, быть может, тайно предвкушали, как в реальной жизни станут участниками последней (а точнее – предпоследней) главы классического «Ищи убийцу!».

– Есть одно, что вы, видимо, забыли, – сказал наконец старший инспектор. – Я еще не завершил собственное расследование.

– Нет завершили, – возразила Эвадна Маунт. – Вы допросили нас всех. То есть нас всех, не считая Мэри, но не могу вообразить, что вы подозреваете ее в покушении на собственного мужа.

– Что-о! – в ужасе вскричала Мэри Ффолкс.

– Ради Бога, миссис Ффолкс, вы меня не поняли. Когда я сказал, что мисс Маунт ошибается, я подразумевал, что еще не допросил никого из прислуги.

– Говоря в качестве той, кем тайна раскрыта, – весело заявила писательница, – могу заверить вас, что теперь допрашивать их вам никакого смысла не имеет.

– Н-н-ну, – протянул Трабшо, все еще сомневаясь, – если вы действительно верите, что собрали все факты…

– Я не верю, – последовал категоричный ответ, – я ЗНАЮ.

Глава четырнадцатая

В библиотеке Эвадна Маунт, не мигая, смотрела на собравшееся общество, а оно, включая Тарбшо, посасывающего незажженную трубку, ждало, чтобы она заговорила. Но когда она произнесла первые слова, они ввергли всех в недоумение.

Она обернулась к жене доктора, распечатывавшей новую пачку «Плейерс», и попросила:

– Могу я поклянчить?

Мэдж Ролф уставилась на нее.

– Что?

– Могу я поклянчить одну из ваших никотиновых сосочек?

– Одну из моих?…

– Вашу сигги, дорогая, вашу сигги.

– Я не знала, что вы курите.

– Я не курю, – ответила писательница.

Она открыла брошенную ей на колени пачку и вынула сигарету. Затем, закурив и сделав первую пробную затяжку – очень похожую на затяжки курильщика-неофита, – она заговорила.

– Вы простите меня, если я начну с личного, – сказала она с невозмутимостью тех, кому абсолютно все равно, простят их или нет. – Но если есть одно, что, льщу себе, я действительно умею, так это рассказывать истории, и, полагая, что из вас никто не против, я предпочту рассказать эту нашу поразительную историю моими собственными словами, в моем собственном темпе и не упуская ни одной из моих собственных – редких – промашек.

Это действительно самый необычайный случай в моей жизни, и если бы он не включал два жестоких преступления, причем одно – совершенное против близкого друга, я бы даже могла извлечь из него большое удовольствие. Только подумайте! Вот мы, группа подозреваемых, собрались в библиотеке выслушать, как и почему было совершено убийство! Столько раз я описывала подобные сцены в моих романах! Но если бы кто-нибудь из вас сказал мне, что в один прекрасный день я сама буду участвовать в такой сцене, причем не просто присутствуя при происходящем, но в роли сыщика-разоблачителя, я бы порекомендовала вам показаться психиатру!

Разумеется, – продолжала она, переплетя на коленях все десять пухлых пальцев и по очереди устремляя взгляд на каждого из своих слушателей, проверяя, все ли они исполнены того внимания, которого она, по ее мнению, заслуживала, – разумеется, подобно моей придуманной сыщице Алексе Бэддели, я всего лишь дилетант. И, конечно, никому из вас не надо напоминать, что Алекса у меня ни разу не разгадывала убийства в запертой комнате. Я предпочитаю, чтобы мои «Ищи убийцу!» по крайней мере одной ногой стояли на terra firma. [13]

Я всегда не терпела способы убийства, которые включают веревки, и приставные лестницы, и блоки, и дверные ключи, втягиваемые в дверные скважины за бечевки, которые каким-то образом умудряются самовозгораться, и жертв убийства, найденных заколотыми посреди пустыни без единого следа на песке в любом направлении, или свисающих с балки в запертом на висячий замок чердаке, где не имеется ни стула, ни стола, ни какой-либо другой мебели, с которой они могли бы спрыгнуть, – ни даже лужи на полу, указывающей, что они использовали брус льда, затем растаявший. Такие подсобные средства не для меня. Чертовы эти НОВОМОДНЯШКИ, заимствуя восхитительное словечко полковника.

В любом случае Джон Диксон Kapp застолбил эту жилу много лет назад, а я всегда говорю: если кто-то непобиваем, так зачем стараться его побить?

Извините, я немножко отвлеклась, а я знаю, что вы все считаете меня кровожадной старушенцией. Но перехожу к сути. Суть же заключается в том, что нас всех настолько загипнотизировал СПОСОБ убийства Реймонда – способ, который, мы были убеждены, возможен только в романах, – что мы просто не могли увидеть более широкую картину.

Убийства в запертых комнатах, знаете ли, напоминают шахматные эндшпили. То есть к реальным убийствам – убийствам, совершенным реальными людьми, – они имеют не больше отношения, чем эти эндшпили в иллюстрированных журналах – ну, вы знаете: конь и пешка против незащищенного слона и мат в пять ходов – имеют отношение к реальной стратегии и комбинациям реальной шахматной партии. Именно это всегда понимал мой дорогой друг Гилберт, вот почему он такой несравненный гений.

Выражение полного недоумения, которое переходило с одного лица на другое, будто заразительный зевок, ясно показывало, что они понятия не имеют, на какого Гилберта она сослалась. А поскольку столь же ясно было, что никому не хочется сказать об этом вслух, она объяснила:

– Гилберт Честертон. Его рассказы об отце Брауне уникальны именно потому, что они – эндшпили и ни на что другое не претендуют. Укладывая свои искусные рассказики в дюжину страниц, он избегает необходимости излагать целиком трудоемкую интригу, которая требуется авторам вроде меня, чтобы оправдать развязку. И его читатели радостно ощущают, как их стремительно перебрасывают к кульминации полнометражного «Ищи убийцу!» – а честно говоря, это единственное, что их интересует, – минуя тягомотину занудной экспозиции.

– К сути, мисс Маунт, – сказал Трабшо, – к сути!

– Как я уже много раз говорила прежде, – продолжала она, подчеркнуто игнорируя его вмешательство, – если вы правда хотите кого-нибудь убить и остаться непойманным, так просто убейте. Столкните вашу жертву с обрыва, а не то всадите ей нож под лопатку в смоляном мраке и закопайте нож под деревом, под любым деревом, под любым из тысячи деревьев. Не забудьте надеть перчатки и проверьте, что не оставили после себя каких-либо улик. А главное – воздерживайтесь от дурацких ухищрений. Пусть все будет просто, занудно и безупречно. Для нас, авторов детективного жанра, подобное убийство может быть слишком уж простым, занудным и безупречным, но зато именно это – тот род преступления, совершив которое можно с наибольшей вероятностью остаться ненайденным.