Но так не случилось. Близость и избыток свободного времени, которых не избежать на отдыхе, выпустили на волю существовавшие противоречия. А неизменно нависающее желание «отдохнуть как следует» увеличило расстояние между нами до размеров пропасти. Я ушел в себя, полностью запутавшись в своих чувствах или в отсутствии таковых. Наташа то плакала, то злилась. Зазвучали заколдованные вопросы: «Что случилось? Что стобой?»

Я не мог ей ответить, поскольку где-то в глубине души понимал, что вполне способен заставить себя полюбить ее. Но Келли все еще находилась слишком близко. В конце концов, в середине отпуска, на ее красивом лице появилась озабоченность и она спросила, холодно и сухо:

– Ты собираешься бросить меня, когда мы вернемся, да?

Чувствуя себя последним негодяем, идиотом и неудачником, я посмотрел на нее и просто кивнул.

Домой мы возвращались по отдельности. Она улетела первым же рейсом в тот же день, я прилетел днем позже. Когда я вернулся в контору, Наташи там не было. Оказалось, что еще раньше ей предложили хорошую работу, от которой она перед отпуском отказалась, но, вернувшись, позвонила в агентство и выяснила, что место еще не занято. Она ушла из-за меня, я испортил жизнь этой женщины, и свою жизнь тоже, от безысходности я расплакался – из-за Наташи, из-за Келли, а главным образом из-за того, каким я был вечно жалеющим себя, эгоистичным, жестоким, использующим других людей мудаком.

После разрыва с Наташей женщина у меня появилась только через два года, и этой женщиной была Бет – моя почти-бывшая-жена.

По крайней мере, у меня есть Кэрол Мун. Великая Кэрол, с ее неутомимыми интеллектуальными ресурсами, верностью, желанием помочь и добротой. Слава Богу, в мире есть такие женщины, как она.

Прошло три месяца с тех пор, как Элис вернулась к Мартину. Иногда я что-то узнаю про них, но ничего слишком плохого – а мне бы так хотелось. Похоже, у них все может склеиться. Здорово, правда? Я должен бы пожелать им счастья, но надеюсь, они задушат друг друга или погибнут в автомобильной аварии. Угарный газ тоже подойдет в качестве отравы.

Я безумно скучаю по обоим.

– Вся жизнь состоит из потерь? – спрашиваю я у Кэрол.

Мы пришли с Поппи в лягушатник. Поппи неотразима в купальнике с котятами. Я улыбаюсь. Ради этого стоит жить. В последнее время она успокоилась, ведь нам с Бет больше не из-за чего воевать. Она стала почти такой же, какой была до нашего разрыва: милой, послушной, чуткой и доброй. Все заживает.

К иссиня-черным волосам Кэрол опять вернулся их естественный цвет, только на макушке появилось несколько седых прядей. Ей идет. Некоторым людям надо достичь своего внутреннего возраста, а Кэрол была зрелой женщиной уже в тринадцать. Она поворачивается ко мне и складывает бледные губы бантиком.

– Хватит плакаться и квакать как жаба, – беззлобно говорит она.

Правда докучлива, вернее, даже неучтива. Я отказался от услуг Теренса, поэтому от большей части всего этого уже избавлен. Он сказал, что мне еще долго предстоит «работать с раздражением». Я вежливо не согласился и велел ему убираться ко всем чертям вместе с его чертовым психоанализом. А потом заявил, что в связи с неудачным результатом моего лечения я не собираюсь оплачивать его последний счет. Тут выяснилось, что Теренсу тоже не помешает поработать с раздражением.

Но отказаться от услуг Кэрол я не могу, хотя иногда она в своей правдивости гораздо докучливее Теренса.

– Справедливо подмечено. В самую точку. Принято.

– Мне кажется, папа не похож на жабу.

Мы не заметили, как Поппи вылезла из лягушатника, вся мокрая и трясущаяся, и подошла сзади. Я даю ей полотенце, она укутывается в него. Потом прыгает на колени к Кэрол.

– Зато он немножко похож на лягушку, – шепчет ей на ухо Кэрол.

Поппи хихикает и прижимается к ней.

– Почему вы с тетей Кэрол не поженитесь?

– Ты бы этого хотела, малыш?

– Я люблю тетю Кэрол. С ней так весело. Почему ты не живешь с ней, как раньше с мамой?

– Потому что мы просто друзья, милая. Вытри нос.

– А ты занимаешься с ней сексом?

– Поппи!

Кэрол смеется своим носовым ослиным смехом. Плечи трясутся – она пытается сдерживаться, опасаясь, что Поппи обидится, решив, что смеются над ней. Но Поппи, похоже, не обиделась.

– Нет, Поппи, я не занимаюсь с ней сексом.

– Почему? Ты не считаешь ее красивой?

– Конечно считаю.

– Ты не считаешь ее хорошей?

– Считаю.

– Она замужем?

– Нет. Уже нет.

– Тогда почему ты не занимаешься с ней сексом?

– Потому что это все испортит.

– Почему?

– Потому что… Господи, Поппи. В твоем возрасте ты про секс еще и знать ничего не должна.

Кэрол уже не смеется, она ласково хлопает девочку по попке и дает ей фунт.

– Не хочешь купить себе леденец?

– Хочу, – с готовностью отвечает Поппи.

Секунду мы с Кэрол смотрим друг на друга, потом отводим взгляды.

Кэрол едет со мной отвозить Поппи. Бет дома нет, дверь открывает Оливер, мне он вполне симпатичен теперь, когда ревность улеглась и мы оба поняли, что у Поппи есть и будет только один отец. Оливер предлагает нам выпить чаю, но у нас намечен поход в кино, а на вечер я заказал столик в ресторане.

Поппи бросается к Кэрол и крепко ее целует.

– Я люблю тебя, тетя Кэрол.

– Я тоже тебя люблю, Поппи.

Потом она вбегает в дом и исчезает из виду. Дверь закрывается. Мы с Кэрол идем к машине.

– Кэрол, ты правда любишь Поппи?

– Конечно, – отвечает она, не задумываясь. – Я вас обоих люблю.

– А я правда похож на лягушку?

– Да. Хотя я видала лягушек и похуже.

– Но все-таки лягушка…

– Это лучше, чем жаба.

Возвращаемся в Эктон, чтобы я переоделся. Мы собираемся в русский ресторан, недалеко от моего дома, в котором подают водку разных сортов, а перед рестораном – на модный японский триллер «Кинопроба». Завтра, конечно, будет похмелье, но все равно предвкушаю удовольствие от сегодняшнего вечера. В последние пару месяцев я редко виделся с Кэрол: она много работала, а ее личная жизнь была, как всегда, сплошным кошмаром. Женатый мужчина, с которым она встречалась, ушел к ней от жены на неделю, а потом вернулся в семью. Кэрол снова одна, но, кажется, она с этим смирилась. Одиночество, похоже, идет ей на пользу: она расслабилась, загорела, похудела – в общем, выглядит хорошо.

Когда мы приходим ко мне, Кэрол варит себе кофе, забирается с ногами на диван и включает телевизор. Здесь она чувствует себя как дома. Можно расслабиться. Она сняла туфли. Платье задралось.

Я автоматически вскрываю конверты утренней почты и одновременно выискиваю какой-нибудь лосьон в ванной. Наконец нахожу, но оставляю его стоять, где стоял.

Достаю письмо из конверта. Оно напечатано на дешевом листе бумаги A4. Меня сбил с толку тонкий конверт. Я ожидал чего-то вроде пергамента, исписанного каллиграфическим почерком.

Я отпускаю листок, и он, покачиваясь, планирует на пол, как белое перышко из крыла ангела.

Моего брака больше нет.

Чувство боли вытесняется приступом радости, который сменяется пронизывающей до печенок тоской. Все в прошлом. Десять лет мы просыпались в одной постели и Поппи – о Господи, какое это счастье! – Поппи была рядом, мы были все вместе, с нашими мечтами и воспоминаниями, надеждами и ссорами. В прошлом наши поцелуи. Все это теперь не имеет юридической силы.

– Пошли, Спайк. Опоздаем.

– Что?

– Уже почти полседьмого. Фильм начинается через пятнадцать минут.

– Сейчас. Иду.

Несколько секунд я стою и смотрюсь в зеркало.